А. М. Каратыгина-Колосова. Воспоминания. – Рус. Стар., 1880, т. 28, с. 569.
Большею частью эпиграммы, каламбуры и остроты срывались с языка Пушкина против тех людей, которые имели неосторожность оскорбить чем-либо раздражительного поэта: в этих случаях он не щадил никого и тотчас обливал своего противника едкою желчью. На одном вечере Пушкин, еще в молодых летах, был пьян и вел разговор с одною дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом, она сказала:
– У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?
– Нет, сударыня, – отвечал он, – рябит!
(М. М. Попов (чиновник III Отдел.). – Рус. Стар., 1884, № 8, с. 686.
Пушкин слег: старое пристало к новому, и пришлось ему опять за поэму приниматься.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 12 февр. 1819 г. – Ост. Арх., т. I, с. 191.
Венера пригвоздила Пушкина к постели и к поэме.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 22 февр. 1819 г. – Там же, с. 200.
Пушкин уже на ногах и идет в военную службу.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 5 марта 1819 г. – Ост. Арх., т. I., с. 202
Пушкин не на шутку собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и бредит уже войною. Он уже и слышать не хочет о мирной службе.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 12 марта, 1819 г. – Там же, с. 252.
Щербинин, Олсуфьев – Пушкин – у меня в П-бурге ужинали – шампанское в лед было поставлено за сутки вперед – случайно тогдашняя красавица моя (для удовлетворения плотских желаний) мимо шла – ее зазвали – жар был несносный – Пушкина просили память этого вечера в нас продолжить стихами – вот они – оригинал у меня.
27 мая 1819.
П. П. Каверин. Тетрадь 1824–1830 гг. – Ю. Н. Щербачев. Приятели Пушкина Щербинин и Каверин, с. 16.
Пушкин очень болен. Он простудился, дожидаясь у дверей одной… которая не пускала его в дождь к себе, для того чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба благородства, любви и распутства!
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому. 18 июня 1819 г. – Ост. Арх., т. I, с. 253.
Пушкину лучше, но был опасно болен.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 25 июня 1819 г. – Там же, с. 256.
Пушкин выздоравливает.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 1 июля 1819 г. – Там же, с. 260.
Дельвиг обещал на днях зайти за мною и отвести к Пушкину, который в это время по болезни не мог выходить из комнаты... Пушкин жил тогда на Фонтанке, близ Калинкина моста... Мы взошли на лестницу, слуга отворил двери, и мы вступили в комнату. У дверей стояла кровать, на которой лежал молодой человек в полосатом бухарском халате, с ермолкою на голове. Возле постели, на столе, лежали бумаги и книги. В комнате соединялись признаки жилища молодого светского человека с поэтическим беспорядком ученого. При входе нашем Пушкин продолжал писать несколько минут; потом, обратясь к нам, как будто уже знал, кто пришел, подал обе руки моим товарищам (Дельвигу и Баратынскому) со словами: «Здравствуйте, братцы!» Вслед за сим он сказал мне с ласковою улыбкою: «Я давно желал знакомиться с вами, ибо мне сказывали, что вы большой знаток в вине и всегда знаете, где достать лучшие устрицы». Я не знал, радоваться ли мне этому приветствию или сердиться на него... Мы говорили о древней и новой литературе. Суждения Пушкина были вообще кратки, но метки, и даже когда они казались несправедливыми, способ изложения их был так остроумен и блистателен, что трудно было доказать их неправильность. В разговоре его была большая наклонность к насмешке, которая часто становилась язвительною. Она отражалась во всех чертах лица его, и думаю, что он способен возвыситься до той истинно-поэтической иронии, которая подъемлется над ограниченною жизнью смертных и которой мы столько удивляемся в Шекспире. Хозяин наш оканчивал тогда романтическую свою поэму. Я знал уже из нее некоторые отрывки, которые исполнили меня намерением узнать целое. Я высказал это желание; товарищи мои присоединились ко мне, и Пушкин принужден был уступить нашим усиленным просьбам и прочесть свое сочинение.
(В. Эртель). Выписка из бумаги дяди Александра. – Рус. Альманах за 1832–1833 гг., изданный В. Эртелем и А. Глебовым. СПб., 1832, с. 285–300.
Однажды мы в длинном фургоне возвращались с репетиции. Тогда против Большого театра жил камер-юнкер Никита Всеволодович Всеволожский, которого Дембровский (воспитанник театрального училища, спутник автора) учил танцевать. Это было весною, кажется, в 1818 году. Когда поравнялся наш фургон с окном, на котором тогда сидел Всеволожский и еще кто-то с плоским, приплюснутым носом, большими губами и с смуглым лицом мулата, Дембровский высунулся из окна нашего фургона и начал им усердно кланяться. Мулат снял с себя парик, стал им махать над своей головой и кричал что-то Дембровскому. Эта фарса нас всех рассмешила. Я спросил Дембровского: «Кто этот господин?», и он отвечал мне, что это сочинитель Пушкин, который тогда только что начинал входить в известность. Тут же Дембровский прибавил, что после жестокой горячки Пушкину выбрили голову и что-де на днях он написал на этот случай стихотворение:
и т. д.
П. А. Каратыгин (изв. комик-актер и водевилист). Записки. СПб., 1880, с. 43.
Вообрази себе двенадцатилетнего юношу, который шесть лет живет в виду дворца и в соседстве с гусарами, и после обвиняй Пушкина за его «Оду на свободу» и за две болезни не русского имени!
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 5 авг. 1819 г. – Ост. Арх., т. I, с. 280.
Пушкина здесь нет; он в деревне на все лето и отдыхает от парнасских своих подвигов. Поэма у него почти вся в голове. Есть, вероятно, и на бумаге, но вряд ли для чтения.
4. И. Тургенев – И. И. Дмитриеву, 7 авг. 1819 г., из Петербурга. – Рус. Арх., 1867, с. 651.
(В Царском Селе у Карамзина и Жуковского.) Явился обритый Пушкин из деревни и с шестою песнью («Руслан и Людмила»). Здесь я его еще не видал, а там он, как бес, мелькнул, хотел возвратиться со мною и исчез в темноте ночи, как привидение.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 19 авг. 1819 г., из Петербурга. – Ост. Арх., т. I, с. 293.
Из Царского Села свез я ночью в Павловское Пушкина. Мы разбудили Жуковского. Пушкин начал представлять обезьяну и собачью комедию и тешил нас до двух часов утра... Дорогой из Царского Села в Павловск писал он послание о Жуковском к павловским фрейлинам, но еще не кончил.
Что из этой головы лезет! Жаль, если он ее не сносит! Он читал нам пятую песню своей поэмы, в деревне сочиненную. Здесь возобновил он прежний род жизни. Волос уже нет, и он ходит бледный, но не унылый.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 26 авг. 1819 г. – Там же, с. 296.
Я. Н. Толстой – Пушкину. – В. Каллаш. Русские поэты о Пушкине. М., 1899, с. 8. (В 1819 г. Пушкин написал послание к Я. Толстому «Стансы»: Философ ранний, ты бежишь…).
Исторически буду говорить тебе о наших, – все идет по-прежнему: шампанское, славу богу, здарово, актрисы также, – то пьется, а те (......) – аминь, аминь, так и должно. У Юрьева х..... славу богу здаров, – у меня открывается маленький, и то хорошо – Всеволжский играет: мел столбом! Деньги сыплются! Поговори мне о себе – о военных поселениях – это все мне нужно – потому что я люблю тебя – и ненавижу деспотизм.
Пушкин – П. В. Мансурову, 27 окт. 1819 г.
Беснующегося Пушкина мельком вижу только в театре, куда он заглядывает в свободное от зверей время. В прочем же жизнь его проходит у приема билетов, по которым пускают смотреть привезенных сюда зверей, между коими тигр есть самый смирный. Он влюбился в приемщицу билетов и сделался ее cavalier servant; наблюдает между тем природу зверей и замечает оттенки от скотов, которых смотрит gratis.
А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому. 12 ноября 1819 г. – Ост. Арх., т. I, с. 350.
Императрица Елизавета спрашивала Жуковского, который в то время Александре Федоровне (жене вел. кн. Николая Павловича) по-русски уроки давал, от чего Пушкин, сочиняя хорошо, – ничего не напишет для нее. Пушкин послал «На лире скромной, благородной» и пр. (Следует текст «Ответа на вызов написать стихи в честь гос. имп-цы Ел. Ал-ны»).
П. П. Каверин. Тетрадь 1824–1830 гг. – Ю. Н. Щербачев. Приятели Пушкина Щербинин и Каверин, с. 78.
В этот мой приезд в Петербург я встретила Пушкина в доме тетки моей Олениной… Я видела Карамзина с его гордой, даже надменной супругой. Некто сказал, когда вошел Карамзин и жена его в залу: «Oui, с’est là m-me Карамзин, on le voit à sa morgue! (Да, это г-жа Карамзина, ее узнаешь по ее гордой осанке)». Она была первою любовью Пушкина.
А. П. Керн. Воспоминания. – Рус. Стар., 1870, т. 1, с. 264.
(1819.) На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его; мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие... Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры, и когда я держала корзинку с цветами, Пушкин, вместе с братом Александром Полторацким, подошел ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал: «А этот господин будет, наверно, играть роль аспида?» Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла. После этого мы сели ужинать.
У Олениных ужинали на маленьких столиках. За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как например: «Позволительно ли быть такою хорошенькою!» Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: «Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн: хотела ли бы она попасть в ад?» Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Ну, как же ты теперь, Пушкин?» – спросил брат. – «Яраздумал, – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины».
А. П. Керн. Воспоминания. – Л. Н. Майков, с. 236.
П. А. Катенин заметил в эту зиму (1819 г.) характеристическую черту Пушкина, сохранившуюся и впоследствии: осторожность в обхождении с людьми, мнение которых уважал, ловкий обход спорных вопросов, если они поставлялись слишком решительно.
П. В. Анненков. Материалы, с. 51.
В Петербурге, в Толмачевом переулке, от Гостиного Двора к нынешнему Александрийскому театру, бывшем, кажется, глухим, был кабак вроде харчевни. Пушкин с Дельвигом и еще с кем-то в компании, человек по пяти, иногда ходили, переодевшись в дрянные платья, в этот кабак кутить, наблюдать нравы таких харчевен и кабаков и испытывать самим тамошние удовольствия.
А. П. Нордштейн. Выписки из тетрадей. – Рус. Арх., 1905, т. III, с. 255.
Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном Ка-бачке и нам не доставалось, а немцы получали тычки, сложа руки?
Пушкин – жене Н. Н. Пушкиной, 18 мая 1836 г.
Физическая организация молодого Пушкина, крепкая, мускулистая и гибкая, была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями. Он славился, как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, до езды верхом и отлично дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не первым учеником известного фехтовального учителя Вальвиля.
П. В. Анненков. Материалы, с. 38.
Многие тогда сами на себя наклепывали. Эта тогдашняя черта водилась и за Пушкиным: придет, бывало, в собрание, в общество, и расшатывается: «Что вы, Александр Сергеевич?» – «Да вот выпил 12 стаканов пуншу!» А все вздор, и одного не допил.
Ф. Н. Глинка. – Рус. Стар., 1871, т. 3, с. 245.
Пьет он (Лев Пушкин), как я заметил, более из тщеславия, нежели из любви к вину. Он толку в вине не знает, пьет, чтобы перепить других, и я никак не могу убедить его, что это смешно. Ты так же молод был, как ныне молод он, сколько из молодечества выпил лишнего?