Следующим вечером пришел снова. В баре сидели человек шесть солдат из Форт-Блисса{14}, скорей всего новобранцев, судя по тому, что их головы были острижены под ноль. Они пьяно на него поглядывали, с особым интересом таращились на ноги. Стоя у бара, он медленно выпил три виски. Она так и не появилась.
И снова он пошел по Хуарес-авеню сквозь толпу торговцев и сутенеров. Видел мальчика, продающего чучела броненосцев. Видел пьяного туриста, который еле плелся под тяжестью рыцарских доспехов. Видел, как красивая молодая женщина блюет посреди улицы. На звук поворачивались собаки и бежали к ней.
По Тлакскала он дошел до Марискал, вошел в другое такое же заведение, сел к бару. Начали подходить проститутки, тянули за рукав. Он сказал, что ждет кое-кого. Немного посидел и ушел обратно к мосту.
Он обещал Мэку, что, пока не заживет щиколотка, садиться на того коня больше не будет. В воскресенье после завтрака поработал с ним в коррале, а под вечер поседлал Бёрда и поехал на нем в Харильяс. Оказавшись на вершине дикого каменного утеса, остановил коня и оглядел местность. Милях в семидесяти восточнее под вечерним солнцем блестели соляные заливные пустоши. За ними пик Эль-Капитан. Все высокие горы штата Нью-Мексико, укрытые дымкой, маячили на севере за бурой равниной, поросшей древними креозотами{15}. Под круто падающим солнцем лестничные тени заборов походили на полосующие землю железнодорожные пути; внизу, под ним, их перелетали голуби, спешащие на водопой к водохранилищу, что на ранчо Макнью-спред{16}. Повсюду истоптанная коровами степь, но как раз рогатого скота на ней почему-то нигде видно не было. Везде воркующие голуби и безветрие.
К дому вернулся уже в темноте, так что ко времени, когда расседлал коня, поставил его в денник и явился на кухню, Сокорро уже убрала со стола и мыла посуду. Получив свою чашку кофе, он сел к столу, кухарка принесла ему ужин, и тут в дверях появился Мэк, не заходя, встал там и прикурил сигару.
– Ну, ты вроде почти готов уже? – сказал он.
– Да, сэр.
– Не спеши. Спешить нам некуда. – И Мэк опять удалился по коридору.
Сокорро сняла с плиты чугунок, поскребла в нем и выложила Джону-Грейди на тарелку остатки калдильо{17}. Налила ему еще кофе, принесла чашку кофе для Мэка и оставила ее, дымящуюся, на дальнем конце стола. Покончив с ужином, он встал, отнес свою тарелку в раковину, в чашку налил еще кофе, затем направился к старому, вишневого дерева шкафу, восемьдесят лет назад привезенному на телеге из Кентукки, открыл дверцу и вынул шахматы, хранившиеся там среди старых скотоводческих журналов, гроссбухов в коленкоровых обложках, оправленных в кожу расходных книг и таких же старых зеленых ремингтоновских коробок из-под гильз для дробовика и винтовочных патронов. На верхней полке – собранный в «ласточкин хвост» деревянный ящик с бронзовыми гирями для весов. Чертежные инструменты в кожаном футляре. Стеклянная карета, в которой когда-то давным-давно прибыли подарочные конфеты к Рождеству. Затворил дверцу и с доской и коробкой с фигурами возвратился к столу, где разложил доску, сдвинул крышку коробки и высыпал резные ореховые и дубовые фигуры; расставил. И продолжал сидеть, прихлебывая кофе.
Пришел Мэк, придвинул себе стул и, сев напротив, приблизил к себе тяжелую стеклянную пепельницу, стоявшую между бутылками кетчупа и соуса из перца чили; положил сигару в пепельницу и сделал глоток кофе. Кивнул в направлении левой руки Джона-Грейди. Джон-Грейди раскрыл ладонь и начал расставлять на доске пешки.
– Я опять белыми? – сказал Мэк.
– Да, сэр.
Мэк двинул пешку вперед.
Минут через двадцать вошел Джей Си, взял с плиты чашку кофе и подошел к столу.
– Сядь, не маячь, – сказал Мэк. – Когда ты так стоишь, мне неуютно.
– Ладно, ладно. Щас уйду.
– Нет, лучше сядь, – сказал Джон-Грейди. – Ему нужно сосредоточиться со всей силы.
– Это ты правильно понял, – сказал Мэк.
Джей Си сел. Мэк изучающе смотрел на доску. Джей Си бросил взгляд на кучку белых фигур у локтя Джона-Грейди.
– Сынок, тебе бы стоило дать старику послабление. А то заменит тебя кем-нибудь, у кого работа со скотом идет лучше, а шахматы – хуже.
Протянув руку, Мэк сделал ход единственным оставшимся у него слоном. Джон-Грейди передвинул коня. Мэк взял сигару и, откинувшись, молча стал ею попыхивать.
Наконец сделал ход ферзем. Привстав, Джон-Грейди переставил другого коня и снова сел.
– Шах, – сказал он.
Мэк вновь сидит изучает доску.
– Черт, – наконец сказал он. Посидел, потом поднял взгляд. Повернулся к Джею Си:
– А ты не хочешь с ним сыграть?
– Нет, сэр. Он на меня панику наводит.
– Знаю это чувство. Вот и меня тоже – бьет, как арендованного мула.
Бросив взгляд на стенные часы, он снова взял из пепельницы сигару и сжал в зубах.
– Но еще партейку я все же сыграл бы, – сказал он.
– Будь по-вашему, сэр, – сказал Джон-Грейди.
Сокорро сняла фартук, повесила на гвоздь, в дверях обернулась.
– Доброй ночи, – сказала она.
– Доброй ночи, Сокорро.
Джей Си встал со стула:
– Кому-нибудь налить еще кофе?
Сидят играют. Когда Джон-Грейди взял черного ферзя, Джей Си поднялся, отпихнул стул:
– Сынок, неужто ты моих намеков не понимаешь? Ведь зима скоро, холода…
Пройдя по кухне, поставил чашку в раковину, направился к двери.
– Пока, – сказал он.
Распахнул дверь и вышел. Закрывшись, хлопнула сетчатая противомоскитная створка. Стало слышнее тиканье часов. Мэк откинулся на стуле. Поднял окурок сигары и снова положил его в пепельницу.
– Пожалуй, я сдаюсь, – сказал он.
– Вообще-то, у вас еще были шансы.
– Да ну, на хрен, – бросив на него взгляд, отмахнулся Мэк.
Джон-Грейди пожал плечами. Мэк глянул на часы. Перевел взгляд на Джона-Грейди. Тот наклонился и аккуратно повернул доску чужими фигурами к себе. Сделал ход оставшимся у Мэка черным конем.
Мэк поджал губы. Внимательно посмотрел на доску. Сделал ход.
Через пять минут Джон-Грейди поставил белому королю мат. Мэк только головой затряс.
– Все, пошли по койкам, – сказал он.
– Есть, сэр.
Джон-Грейди принялся убирать фигуры. Мэк отодвинул стул, пошел собирать чашки.
– В котором часу Трой с Билли собирались вернуться?
– Да они, кажись, ничего насчет этого не говорили.
– А ты-то почему с ними не поехал?
– Я так прикинул, вроде мне и здесь работа есть.
Мэк отнес чашки и кружки к раковине, поставил.
– А они тебя с собой звали?
– Да, сэр. Но я же не обязан ходить за ними хвостиком.
Он задвинул крышку ящичка, сложил доску и встал:
– А Трой… он что – собирается уехать, пойти работать к брату?
– Не знаю, сэр.
Джон-Грейди подошел к шкафу, убрал туда шахматы, закрыл дверцу и взялся за шляпу:
– Ты не знаешь или ты говорить не хочешь?
– Я, честно, не знаю. Если б я не хотел говорить, я бы так и сказал.
– Да знаю.
– А знаете что, сэр?
– Что?
– Насчет Делберта у меня неприятное чувство.
– Какого рода неприятное чувство?
– Ну… Вроде как я его место занял.
– Да вовсе нет. Он бы все равно ушел от нас.
– Да, сэр.
– Да и вообще… Ведь это я здесь все-таки начальник.
– Да, сэр. Спокойной ночи, сэр.
– Свет не забудь включить – ну, который в конюшне.
– Да мне и без него там все видно.
– Со светом еще лучше видно будет.
– Есть, сэр. Но он ведь – как бы это… мешает лошадям.
– Мешает лошадям?
– Да, сэр.
Надев шляпу, он толкнул дверь и вышел. Глядя ему вслед, Мэк смотрел, как парень идет по двору. Потом Мэк выключил свет в кухне, повернулся и пошел по коридору прочь.
– Мешает лошадям, – сказал он. – Эк ведь…
Проснувшись утром, он пошел в каморку к Билли, хотел будить его, но того на месте не оказалось. Постель выглядела смятой, и он, прохромав мимо денников, бросил взгляд из двери в сторону кухни. Затем, обойдя конюшню, направился туда, где обычно стоял пикап. Билли сидел на водительском месте и, перегнувшись через баранку, вывинчивал саморезы из металлической накладной рамки, которая крепит лобовое стекло; вывинчивал и бросал их в пепельницу.
– С добрым утречком, ковбой, – сказал он.
– С утречком. А что случилось со стеклом?
– Сова попала.
– Сова?
– Сова.
Вывинтив последний саморез, он поддел и снял рамку, после чего принялся отверткой высвобождать кромки вдавленного внутрь стекла из паза в толстом резиновом уплотнителе.
– Слушай, зайди, пожалуйста, с той стороны и надави снаружи. Постой-ка. Вот, возьми там перчатки.
Джон-Грейди натянул перчатки, обошел, ковыляя, машину и стал давить на стекло, пока Билли выковыривал его край из паза отверткой. Наконец они вынули из уплотнителя всю нижнюю кромку стекла и одну боковую, после чего Билли, забрав у Джона-Грейди перчатки, вытащил все стекло целиком, положил его сначала сверху на баранку, а потом перенес и бросил на пол кабины с пассажирской стороны.
– Как же ты ехал? Высунув голову в боковое окошко?
– Да нет. Сел просто ближе к середине и смотрел в ту половину, что осталась целой.
Он отвел в сторону «дворник», упершийся в торпедо.
– Я уж подумал, вы еще не приехали.
– Мы приехали около пяти. Как у тебя-то дела?
– Да так себе.
– Больше ты в конюшенном проходе родео не устраивал? Пока меня не было, а?
– Да ну, нет.
– Как нога?
– Нормально.
Билли отвел поводок стеклоочистителя на пружине вверх, отверткой снял с валика и положил на сиденье.
– Будешь теперь новое стекло покупать?
– Попрошу Хоакина, пусть съездит, привезет, когда встанет. Если можно, чтобы старик не видел, так зачем ему это видеть?
– Черт, но ведь налететь стеклом на сову мог кто угодно!
– Верно. Но налетел не кто угодно.
Джон-Грейди стоял около грузовика, сунув голову и плечи в проем открытого дверного окошка. Обернулся, сплюнул, опять сунул голову в окно:
– Ну не знаю. Мне такую логику не понять.
Билли положил отвертку на сиденье.
– Мне тоже, – сказал он. – Даже не знаю, почему я так сказал. Пошли-ка в дом, глянем, не готов ли там завтрак. Я съел бы сейчас весь задний мост какого-нибудь лося.
Едва они уселись, Орен поднял голову от газеты и поверх очков уставился на Джона-Грейди.
– Как твоя нога? – спросил он.
– Выздоровела.
– Да прямо уж!
– Во всяком случае, верхом сесть могу. Вы ведь об этом спрашивали?
– А в стремя как ты ее вставишь?
– А мне это не обязательно.
Орен опять устремил взгляд в газету. Сидят едят. Через какое-то время он газету отложил, снял очки и положил на стол.
– Тут от одного человека к нам едет кобыла-двухлетка, он хочет подарить ее жене. Я пока от советов воздерживаюсь. Он про эту лошадь ничего не знает, кроме родословной. Он и вообще не понимает в лошадях, если на то пошло. Может быть, взглянешь?
– Она объезжена?
– Жена или кобылка?
– Ставлю восемь к пяти, что ни та ни другая, – сказал Джей Си. – Вот не глядя!
– Не знаю, – сказал Орен. – Вроде объезжена, но, видимо, только что и не полностью. Он хочет оставить ее у нас на две недели. Я сказал, что мы проведем с ней полный курс, научим ее за это время всему, что она сможет воспринять, и он на это согласился.
– Хорошо.
– Билли, а ты эту неделю где будешь, с нами?
– Ну наверное.
– Тот человек не сказал, в котором часу привезут лошадь? – спросил Джон-Грейди.
– Сказал, после завтрака. Джей Си, ты готов? Все готовы?
– Да я вообще всегда готов.
– Что ж, день грядет, – сказал Орен. Положил очки в карман рубашки и отодвинул стул.
Около половины девятого во двор въехал пикап с прицепленным к нему новеньким трейлером. Встречать прибывших вышел Джон-Грейди. Трейлер был выкрашен в черный цвет с выписанным золотом по борту названием ранчо, расположенного где-то в Нью-Мексико; об этом ранчо Джон Грейди никогда не слыхал. Двое мужчин открыли дверь трейлера и установили пандус; тот, что повыше, мельком оглядел двор, и они вместе вывели лошадь задом из кузова наземь.
– А где Орен? – спросил высокий.
Джон-Грейди оглядел кобылку. На вид она была нервной, что естественно для молодой лошади, выгруженной в незнакомом месте. Хромая, он обошел ее, чтобы осмотреть с другого бока. Кося глазом, она следила за ним.
– Поводите ее по двору.
– Что?
– Поводите ее по двору.
– А Орен-то здесь, нет?
– Нет, сэр. Его сейчас нет. Тренером буду я. Вы просто чуток поводите ее, чтобы я на нее посмотрел.
Минуту мужчина стоял в задумчивости. Потом вручил чумбур напарнику:
– Поводи ее немного, Луис. – Бросил взгляд на Джона-Грейди; Джон-Грейди наблюдал за кобылой. – А в котором часу он вернется?
– Его не будет до самого вечера.
Постояли, глядя, как низкорослая двухлетка ходит туда и сюда.
– А вы что – точно квалифицированный тренер?
– Да, сэр.
– А что это вы у нее все выискиваете?
Джон-Грейди еще раз оглядел лошадь и перевел взгляд на мужчину.
– Эта лошадь хромая, – сказал он.
– Хромая?
– Да, сэр.
– Ч-черт, – сказал мужчина.
Его напарник, который вываживал лошадь, оглянулся через плечо.
– Нет, ты слышал это, Луис? – крикнул ему мужчина.
– Ага. Я слышал. Что будем делать? Хочешь ее сразу пристрелить?
– Почему вы решили, что эта лошадь хромая? – спросил мужчина.
– Так ведь… Сэр, это же не важно, что и почему я решил. Она хромает на левую переднюю ногу. Дайте-ка я гляну.
– Веди ее сюда, Луис.
– Думаешь, она дойдет?
– Не знаю.
Луис подвел к ним лошадь, Джон-Грейди прислонился к ней плечом и, подняв ей переднюю ногу, зажал между коленями и осмотрел копыто. Большим пальцем ощупал стрелку, провел по стенке копыта. Он прислонился к ней, чтобы почувствовать ее дыхание; теперь он с ней заговорил, одновременно достал из заднего кармана носовой платок, который смочил слюной и начал протирать им стенку копыта.
– Кто это сюда налепил? – спросил он.
– Налепил что?
– Эту мастику. – Он протянул им платок, показывая, как тот выпачкан.
– Не знаю, – растерялся мужчина.
– На этом копыте у нее трещина, которую кто-то залепил воском и замазал мастикой.
Он выпрямился, отпустил ногу лошади и потрепал ее по плечу, после чего все трое стояли, молча глядя на лошадь. Высокий сунул руки в задние карманы. Повернулся, сплюнул.
– Н-да, – сказал он.
Мужчина, державший лошадь, носком сапога рыл землю, глядя в сторону.
– Когда мы это скажем старику, он усрется.
– А вообще-то, где вы ее купили?
Мужчина вынул одну руку из заднего кармана и поправил шляпу. Покосившись на Джона-Грейди, вновь стал смотреть на кобылу.
– Так я могу ее у вас оставить? – спросил он.
– Нет, сэр.
– Так разрешите мне хотя бы до прихода Орена ее здесь оставить, чтобы нам с ним это дело обговорить.
– Не могу.
– Почему нет?
– Просто не могу, и все.
– То есть нам, значит, опять ее грузить и выметаться?
Джон-Грейди не ответил. Но смотрел мужчине в глаза и не отвел взгляда.
– Мы были бы вам очень благодарны, – сказал мужчина.
– Нет, ничего не могу сделать.
Тот посмотрел на человека, держащего чумбур. Посмотрел на дом, опять посмотрел на Джона-Грейди. Потом полез в карман, вынул бумажник, открыл его и, вынув десятидолларовую купюру, сунул бумажник обратно, а купюру протянул парню.
– Вот, – сказал он. – Положите это в карман и никому не говорите, где взяли.
– Нет, я действительно не могу этого сделать.