– Привет Эйнштейну, – объявил Михал Михалыч, обнимая Уварова, пожал руку Хаевичу. – Жарко сегодня. – Он снял пиджак, подсел к столу. – Ну что, по пивку?
Налили, выпили.
Коренев блаженно откинулся на спинку стула.
– Хорошо поторговали сегодня, растёт наш газ в цене как на дрожжах. Командир обещал быть через полчаса, если не застрянет в пробке. Стоит Москва, я еле проехал по закоулкам.
Командиром он называл Новихина, хотя по служебному положению стоял выше.
Заговорили о пробках, о неумении служб решить транспортную проблему.
– Вот ты математик, – посмотрел на Уварова Коренев, подцепляя вилкой малосольный огурчик, – взял бы и рассчитал какой-нибудь алгоритм, который избавил бы город от пробок.
– Этой проблемой уже занимались математики, – сказал всезнающий Хаевич. – Но ни в одной столице мира она не решена полностью. Города не резиновые, и, когда количество машин превышает пространственно-динамический предел, они встают.
Коренев возразил, что в Варшаве, где он был, пробок нет.
– Нашёл столицу, – отмахнулся Хаевич. – У них всё ещё впереди.
Коренев снова возразил, что существуют приёмы ограничения въезда в города и другие ухищрения, позволяющие избегать пробок.
Они заспорили.
Уваров слушал, потягивал ледяной сидр и думал о другом. О поездке на родину в Брянскую губернию. О конвенте математиков, где ему должны были вручить престижную премию «Золотой интеграл». О варианте игры нового типа, который он почти рассчитал и к концу года собирался представить на суд математиков института. Работа была интересной, и он надеялся удивить коллег подходом к проблеме, который они назвали бы когнитивно-метафизическим, а он сам – чувственно-магическим. Хотя речь шла скорее о переходе между реальностью и миром чувственных идей, в который ему позволено было время от времени погружаться.
– О чём задумался, Сан Саныч? – хлопнул его по плечу Хаевич.
Уваров виновато прищурился.
– Да так, ни о чём.
– Расскажи о своих видениях, вот биржа интересуется.
– Я ему уже рассказывал.
– Да? А он не признался. Ещё раз советую написать об этом книгу. У меня друг – издатель, поможет издать. Вдруг откроешь в себе талант писателя? Роулинг же, создатель Гарри Поттера, тоже в своё время была никому не известна.
– Заладил одно и то же, – проворчал Коренев. – Сан Санычу слава не нужна.
– А что ему нужно?
– Слава бывает разная. Вон один математик отказался от Нобелевки и стал известен всему миру.
– Он просто больной, думал только о себе, а не о своих родственниках. Ему невероятно повезло, а он это везение в задницу засунул!
– Не груби. Везение тоже разное бывает.
Хаевич хихикнул.
– Эт точно. Иногда не получить желаемое и есть везение. Ну что, мужчины, ещё по кружечке?
– Привет, алкоголики, – вошёл в гостиную улыбающийся Новихин, бросил к шкафу в прихожей слева спортивную сумку. – Как вам наши футболисты?
– Я просто обалдел! – оживился Коренев. – Четыре – один, уму непостижимо! Неужели научились играть?
– Тренер хороший, вот и научил, – авторитетно сказал Хаевич.
– У них стимул появился, – сказал Олег, скрываясь на втором этаже.
– Какой стимул? – не понял Хаевич.
– Раньше играли как игралось, – поддержал тему Коренев. – Все равно платили. А теперь не даёшь отдачи – садись.
– Значит, тренер таки в этом деле главный? Кто ещё заставит их играть?
– Почему обязательно тренер? Игорь прав, стимул появился – играть хорошо, иначе сядешь на скамейку запасных, а то и совсем вылетишь из команды. К тому же известно, что лучший тренер – отечественный, доморощенный, знающий российский менталитет, а не пришлый, с трудом произносящий два слова по-русски.
К столу спустился Новихин, переодевшийся в домашний спортивный костюм.
Заговорили о футболе, потом о теннисе, знатоком которого считался Хаевич, о бадминтоне. Открыли вино.
Уваров сидел молча, слушал, от вина отказался. До сорока пяти он вообще не употреблял спиртных напитков, да и сейчас позволял себе разве что бокал шампанского на праздники да сидр. От пива не отказывался, но и не приветствовал, доверял организму, который чётко знал свою норму.
В начале десятого пересели за игровой столик.
Сдавать выпало Новихину.
Коренев взял карты, принялся изучать расклад. Делал он это медленно и обстоятельно, в силу характера, поэтому поначалу компаньонов это сердило, но после пятнадцати лет знакомства все привыкли к манере игры «главного биржевика» компании и не обращали на его медлительность внимания.
– Раз, – объявил наконец Михал Михалыч.
– Пас, – отозвался Уваров.
– Бери, – согласился Хаевич.
Игра началась.
Расходились за полночь, в половине первого.
Хаевич и Новихин собрались навестить клуб «Сохо».
Уваров повёз Коренева на своей машине: тот жил в Крылатском, после чего ему предстояло возвращаться назад, к Серебряному Бору.
– Ты что, и вправду видишь прошлое? – поинтересовался слегка осоловевший Михал Михалыч, когда они попрощались с молодёжью и отъехали. У него была своя «БМВ» плюс охрана, однако он редко ими пользовался.
Уваров невольно вспомнил один из своих «эзотерических снов»…
Великая Тьма длилась по вселенским меркам недолго, всего около миллиона лет.
Массы сгущений относительно холодного вещества – ядер водорода и гелия, а потом и нейтральных атомов после эпохи рекомбинации, – достигали таких величин, что начались первичные реакции ядерного синтеза, водород «загорелся», и по всему гигантскому объёму сформированного пространства зажглись первые звёзды.
Поначалу они были небольшими, карликовыми, но по мере дальнейшего уплотнения облаков газа и пыли рождались всё более массивные звёзды. Некоторые из них сливались вместе, образуя квазары и первичные чёрные дыры, и по молодой Вселенной, продолжавшей расширяться в ином темпе, не столь быстро, как в первые мгновения, поплыли хороводы фонтанирующих струями огня юных звёзд, окружённых вихреподобными дисками пыли и газа.
А уже через сто миллионов лет, когда звёзды начали объединяться в протогалактики, в их атмосферах – не на планетах и не в космическом пространстве – зародилась первая форма жизни. А за ней – разум…
– Может, тебе и в самом деле стоит написать роман? – послышался голос Коренева.
Уваров очнулся, повернул направо, на улицу Крылатские Холмы.
– Мне Олег об этом все уши прожужжал, и ты туда же. Не писатель я. У меня другие интересы.
– Теория игр? – хохотнул Михал Михалыч. – Судя по тому, что проигрываешь ты редко, теория у тебя правильная.
– К преферансу она не имеет отношения.
– Да? А я думал, ты карточными играми занимаешься.
Уваров хотел было оправдаться, объяснить Кореневу на пальцах, чем он занимается на самом деле, но передумал. В состоянии эйфории – Коренев выпил да ещё и выиграл при этом – он вряд ли понял бы собеседника.
Между тем именно увлечение Уварова психроникой, как он назвал свою игровую матрицу, и позволило ему приобрести дар воспоминаний прошлого, а вовсе не авария, в какую он попал однажды на Амурской улице: тогда в бок ему влетел лихач на старой «Ладе». Началось всё с расчётов компьютерной ролевой игры, отличающейся от других тем, что играющий не просто выбирал фантом из заданного набора игровых персонажей, а переносил на него качества своей личности и характер своих взаимоотношений с реальностью. После этого Уварову удалось просчитать психосемантическую матрицу играющего, содержащую информацию о способах взаимодействия структур сознания, и, что важнее, бессознательного в личности играющего с тканью бытия, выбрать желаемый интервал глубины игры, по сути – горизонт событий (он выбрал древнее прошлое) и достичь необходимой степени его детализации.
На следующий день – точнее, ночь, – ему начали сниться странные сны. Ещё через месяц он научился погружаться в прошлое на любой отрезок времени и буквально видеть всё, что там происходило.
– Спасибо, – сунул ему ладонь Коренев, когда машина свернула к его дому. – Заходи как-нибудь в контору, побеседуем о жизни. Расскажешь о своих видениях.
– Лучше вы к нам, – улыбнулся Уваров.
Коренев с трудом выбрался из машины, поплёлся к подъезду.
Уваров посмотрел на подъехавшую за ним машину – чёрный джип «Рэндж Ровер», не придал этому значения, проводил приятеля глазами, подумав, что, несмотря на свою сугубо коммерческую должность, Михал Михалыч сумел остаться человеком совести, за что его уважали коллеги и любили близкие.
Джип всю дорогу ехал за ним, но он этого не заметил.
Домой приехал в половине второго.
Жена уже спала, внучка тоже.
Уваров, стараясь не шуметь, залез в ванную, встал под душ. Лёг чистый, умиротворённый, довольный жизнью, автоматически перебрал в уме то, что должен был сделать в субботу, и легко уснул.
Сон-видение пришёл сам собой, без особых усилий с его стороны. Организм уже научился владеть особым состоянием, которое в разные времена у разных народов называлось по-разному: инсайтом, сатори, просветлением и озарением. Сам Уваров называл это состояние мысленно-волевым странствием.
Сознание вылетело за пределы тела, перед глазами развернулась величественная панорама космоса. Россыпи звёзд окружили его со всех сторон. Он мог свободно «дотронуться» до любой из них, но душа просила иного, и Уваров глянул на Мироздание через «телескоп» внечувственного восприятия, ища в нём следы разумной деятельности.
И нашёл!
Среди сияющих звёздных сфер проявились тонкие паутинки геометрически правильного узора, не похожего на обычные скопления и галактики. Одна из паутинок была совсем близко, память автоматически назвала направление – Волосы Вероники.
Отлично! Посмотрим, что там такое…
Мысленное «тело» Уварова превратилось в неощутимый луч и стремительно рванулось в пространство.
2. Извне-1
К чёрному джипу «Рэндж Ровер», стоящему на Серебряной набережной с погашенными фарами напротив многоступенчатого нового дома, подкатил второй точно такой же, погасил фары. Из него вылез мужчина в чёрной куртке, открыл дверцу первого джипа, сел на заднее сиденье.
В кабине машины находились трое мужчин в похожих куртках, один сзади, двое спереди, считая и водителя. Пассажир на переднем сиденье смотрел на экранчик навигационного компьютера, второй, сзади, с наушниками на бритой голове, внимательно разглядывал экран какого-то прибора с длинным дулом, направленным на окна дома.
– Ничего? – спросил гость.
– Лёг спать, – буркнул мужчина с наушниками.
– С кем-нибудь разговаривал?
– Как обычно.
– Может быть, он просто псих? – проговорил пассажир на первом сиденье.
– Вряд ли, о нём отзываются в исключительно положительном смысле. Нормальный мужик, жена, дети, внучка.
– Только речи ведёт странные.
– Парни, наше дело маленькое: приказано следить – будем следить. Давайте меняться.
– Ещё полчаса.
– Ладно, в следующий раз вы нас смените на полчаса раньше. – Гость поднёс ко рту мобильник: – Паша, вылезай.
Из второго джипа выбрались ещё двое мужчин, в том числе водитель. Пассажиры первого уступили им места, сели во второй джип и уехали.
Мужчина, сидевший на заднем сиденье «Рэндж Ровера», пересел на переднее, снова достал мобильник:
– Первый, Семнадцатый на связи. Приступили к дежурству. Всё тихо, клиент под контролем.
– Зря проторчим всю ночь, – проворчал его напарник, занявший заднее сиденье. – За три месяца он ни разу ночью ни с кем не общался. Только с партнёрами по преферансу.
– Заткнись, – коротко ответил мужчина с мобильником.
В мобильнике ожил голос:
– Режим «три уха».
Это означало, что прослушивать надо было все телефоны клиента, в том числе и мобильный.
– Принято, – ответил мужчина в джипе.
Тот, кто говорил ему о режиме «три уха», повернул голову к собеседнику: кабинет, где они сидели напротив светящегося объёмного экрана компьютера, напоминал лабораторию, заставленную сложным оборудованием.
– Пока что у нас почти ноль информации. Ничего конкретного. Может, возьмём его и заставим говорить?
– Мы должны быть уверены, что это именно он, хроник, – заговорил собеседник, крупнотелый, крупноголовый, седой, с узкими губами и холодными бесцветными глазами. – Поспешим – канал закроется.
Первый, худой, костистый, с залысинами, кивнул.
– Придётся ждать. Хотя на него могут выйти и конкуренты. Леонтьева предложила неплохой план – завербовать кого-нибудь из его друзей, из тех, с кем он играет в преф.
Седой помолчал.
– Идея неплохая, доложу наверх. Разрешат – разработаешь план. – Он поднялся, похлопал худого по плечу, вышел.
Оставшийся в кабинете надел наушники.
3. Полёты
С тех пор как Уваров разработал программу автоматической коррекции действий игрового фантома, по сути – самого себя-игрока, мысленные полёты в прошлое давно перестали быть игрой. Его психосемантическая матрица легко преодолевала барьеры физических законов, подстраивалась под изменяющиеся параметры реальности и погружалась в бездну прошлых времён как ныряльщик в воду. Насытившись астрономическими данными, он безошибочно определял координаты галактик и их скоплений, свободно ориентировался в созвездиях и мог мысленно-волевым усилием «посетить» окрестности любых звёзд Млечного Пути и за его пределами.
Мало того, Уваров научился находить звёзды и галактики, где когда-то цвела разумная жизнь, и опускаться к её истокам, когда эта жизнь только зарождалась.
Увлечение «виртуальными контактами» достигло такой стадии, что он и на работе грезил иногда с открытыми глазами, часами просиживая в одном положении. И хотя это не сказывалось на работе, так как он исправно решал предлагаемые задачи, коллеги потихоньку стали его сторониться. Что заставило Уварова быть сдержаннее. Он не хотел, чтобы его считали шизиком.
В пятницу, тридцатого мая, команда преферансистов снова собралась в коттедже Новихина в восемь вечера. Первым приехал Уваров, вторым Хаевич, третьим Коренев. Опаздывал, как обычно, Новихин, хотя это обстоятельство никого не доставало. Игорь после работы тренировался в спортзале «Динамо», поэтому и появлялся дома не раньше девяти часов вечера.
– Ну, что ты интересненького за это время увидел? – спросил Хаевич, разливая пиво по кружкам.
– Как строились первые искусственные сооружения, – сказал Уваров спокойно.
– Шутишь? – недоверчиво посмотрел на него Олег.
Коренев засмеялся.
– Я гляжу, математики не отличаются от охотников. А по фантазии и вовсе могут дать им фору.
– Может, это не фантазии, – не поддержал его Хаевич. – Может, у Сан Саныча действительно прямая связь с космосом. Может, он новый русский видящий.
Уваров невольно улыбнулся в ответ.
– Новый русский видящий – это круто.
– Нет, ну ты же в самом деле видишь то, о чём говоришь?
– Допустим.
– Что значит – допустим?
– А если я фантазирую, готовлюсь стать писателем по твоей рекомендации?
Хаевич хмыкнул, разглядывая лицо Уварова поверх кружки, погрозил ему пальцем:
– Не калапуцкай мне мозги, Сан Саныч. Лучше поделись открытием. Какие такие искусственные сооружения ты видел? Где? Я читал одну бредовую учёную статью, где утверждалось, что мы единственные разумные твари во Вселенной.
– Жизнь возникла миллиарды лет назад, разум тоже.
– Зелёные человечки? – Коренев подмигнул Хаевичу.
– Никаких зелёных человечков нет, – возразил Уваров серьёзно. – Гипотез о формах жизни действительно много, но я берусь утверждать, что первые разумные существа, появившиеся ещё до формирования галактик, были негуманоидными.
– Какими?
– Не похожими на человеков, – пояснил Хаевич. – Как же эти негуманоиды могли появиться, если тогда и планет-то не было?
– Были звёзды. Первыми разумными стали плазмоиды в их атмосферах.