Беды не предвещало ничто.
…Горячее летнее Солнце давно угасло на Западе. Однако оттуда, куда спряталось на ночной отдых светило, широким светлым щитом наползли тучи и облака. Панцырь из небесного тумана щедро делился с землей остатками отраженного солнечного света, на несколько часов продлив и без того затянувшийся летний день.
Михаил Певзнер оторвался от телевизора, по которому шел какой-то заморский боевик, подошел к окну. Могучей ручищей он потер такую же мощную шею, стараясь уменьшить боль в шейном отделе позвоночника. Это напоминала о себе застарелая травма, полученная на давно забытом соревновании по САМБО. "Завтра будет дождь!" – уверенно констатировал он, едва взглянув на Запад. Боль в шее вкупе с тучами на Западе безошибочно свидетельствовали о переменах в погоде. Как правило – в худшую сторону.
Миша еще немного помассировал занывший позвонок и уже собрался сделать свой последний сегодня "визит" в "маленькую комнатку", когда неожиданно тихонько "замурлыкал" телефон на столике – "наследство" от периода времени сразу после рождения дочки. Певзнер взял трубку, стараясь не разбудить уснувших домочадцев, тихо вышел на кухню.
Звонил Роман Чаркин – старый Мишин друг, его самый неуступчивый партнер по борцовскому ковру и извечный соперник на областных соревнованиях. Миша и Рома давно уже не выступали ни в каких состязаниях, но дружба, родившаяся во время тяжелейших тренингов и изнурительных спаррингов, оказалась сильнее времени.
– Миша, ты не мог бы подъехать в РОВД? – Без долгих объяснений спросил у адвоката его старый друг-соперник. – Со своим адвокатским удостоверением, конечно.
– Нет проблем. В какой райотдел ехать-то?
– Октябрьский.
– А что случилось?
– Долго рассказывать – не по телефону. Приезжай, на месте все узнаешь.
…– Ты куда? – Не открывая глаз и не отрывая головы от подушки, сонно поинтересовалась жена, разбуженная шумными движениями тяжелого Мишиного тела.
– По работе, срочно вызывают!
– А-а-а… Ключи от квартиры не забудь захватить… – Она так и не открыла глаз.
В Октябрьском районном отделе внутренних дел Новосибирска дежурный внимательно изучил адвокатское удостоверение Михаила, нехотя и, как показалось, оттого очень долго ходил куда-то. Наконец, он вернулся с задержанным. На запястьях Романа плотно сидели наручники, а лицо его представляло живое воплощение невысказанного удивления и напрасно нанесенной обиды.
– Певзнер, проходите! – Услышал, наконец, адвокат.
Роман долго и поначалу довольно сбивчиво рассказывал Михаилу о том, что произошло позавчера вечером и что случилось потом, после того, как в дом к Чаркину неожиданно нагрянули оперативники. Миша наклонился могучим телом вперед, сцепил перед собой пальцы, опустил голову. Он слушал старого друга почти не перебивая, изредка задавая уточняющие вопросы. Из сбивчивого рассказа бывшего самбиста вырисовывалась следующая ситуация.
Поздним вечером, в тот день, когда патруль подобрал погибшего парня и оперативники допросили, взяли пробы с одежды и обуви и отпустили Чаркина, у кого-то очень опытного и умного, но совершенно не отягощенного моральными принципами, в голове родился вопрос: а зачем терять кучу времени, искать настоящего убийцу, которого, к тому же никто, кроме Романа Чаркина, не видел? Зачем вешать на отдел еще один "темняк", снижать процент по раскрываемости особо тяжких преступлений (а он и без того мог быть выше!), когда решение проблемы раскрываемости данного конкретного преступления лежит на поверхности?
Решение пришло быстро. Оперативники еще раз внимательно прочитали протокол осмотра места преступления и нашли, наконец, ту "зацепку", за которую они собирались теперь "зацепить" бывшего десантника.
Поначалу разговор у Романа с оперативниками шел трудно. Чаркин ни в какую не собирался брать вину на себя, решительно стоял на своем: не убивал. Напоминал на том, что была проведена экспертиза.
Экспертиза показала, что на одежде и обуви Романа нет следов крови или других веществ, подтверждавших его контакт с погибшим.
Вот тогда-то опера и решились применить "зацепочку".
"При осмотре тела погибшего, – сказал ему один из оперов, – в кармане потерпевшего мы нашли половинку кирпича. Если ты возьмешь вину на себя, то сидеть тебе не придется. Скажешь, что потерпевший бросился на тебя с кирпичом. Тебе пришлось обороняться. Тебе вменят превышение пределов необходимой обороны, а там, смотришь, вообще выйдешь за отсутствием состава преступления. А до суда тебя отпустят домой".
С момента его "приглашения" в Октябрьский РОВД прошли почти сутки, сил терпеть ментовское "колево" уже не было, и Роман Чаркин протокол, в котором сознавался в непреднамеренном убийстве неизвестного ему гражданина на почве самообороны, подписал.
А дальше все пошло совсем не так, на что рассчитывал бывший "чеченец" и уж совсем не так, как ему обещали опера. Оперативники проявили присущую им в таких случаях оперативность и к моменту истечения сорока восьми часов, на которые Чаркин мог быть задержан по закону, у них на руках было готово решение об аресте бывшего самбиста – за убийство, в котором тот к тому же успел признаться. Домой Чаркина Романа, конечно, никто не отпустил. Судья решила, что поскольку он представляет опасность для общества, то до решения суда он будет находиться в Новосибирском следственном изоляторе, или, как его принято называть сокращенно, – в СИЗО.
– Ну, и что теперь мне делать, Миша? – Беспокойно заерзал на своем табурете бывший борец, устремив на Михаила полный надежды взгляд.
Адвокат надолго задумался. Дело было "табак".
Михаил Певзнер сам достаточно долго проработал во внутренних органах, он отлично знал, как работает государственная карательная машина. Он также знал много подобных историй, в том числе и ту, которая только недавно потрясла весь город и была сейчас в Новосибирске у многих, что называется, на слуху. Это была история некоего Евгения Лукина. Историю "раскопал" новосибирский журналист Артем Шершнев, и она стала достоянием общественности. Суть ее была в том, что 25 декабря 1999 года Евгения Лукина арестовали по подозрению в убийстве предпринимательницы, у коммерческого партнера которой он работал водителем. Несмотря на отсутствие доказательств, милиционеры сразу "назначили" его виновным и вместо поисков настоящих преступников занялись выбиванием показаний. Фемида заняла аналогичную позицию, и в январе 2001 года решением Кировского районного суда города Новосибирска Евгений был приговорен к двенадцати годам лишения свободы. Приговор дважды опротестовывали, но суд мнения не изменил, и в январе 2002 года Лукин отправился в колонию на десять с половиной лет. На свободу безвинно осужденный вышел в августе 2004-го: в руки сыщиков случайно попались настоящие убийцы. За пять лет, проведенных за решеткой, Евгений Лукин потерял семью, работу, друзей. Естественно, что он подал в суд с требованием компенсации.
В мае 2005 года иск бывшего зека к государству был удовлетворен. Правда, вместо пятнадцати миллионов рублей, которые требовал пострадавший, суд постановил взыскать с Министерства финансов всего один миллион, но это была победа.
Все лето Евгений пытался добиться выплаты причитающихся ему денег…
Михаил знал, что за несправедливый приговор никто так и не понес наказания. Что следователи, которые расследовали уголовное дело Евгения Лукина, прокуроры, которые должны были следить за соблюдением закона, судьи, отправившие его за решетку, по-прежнему продолжают трудиться на ниве защиты правопорядка.
Хорошо известна в Новосибирске была и другая история, произошедшая с мегазвездой российского кинематографа Владимиром Машковым тогда, когда артист еще не был так широко известен, как сейчас. По ошибке или с помощью сфальсифицированных доказательств молодого человека арестовали и посадили в СИЗО за преступление, которое он не совершал. К счастью, у Владимира оказался довольно влиятельный брат – Виктор. Он-то и "вытащил" будущего героя-любовника "Вора", "Мамы" и "Охоты на пиранью" из тюрьмы.
Настоящих преступников потом все-таки нашли, но кто теперь даст гарантию, что их продолжали бы искать, если бы "подозреваемы" Машков уже находился на нарах?
А еще Певзнер знал такую цифру: на сегодняшний день в России таких, как Евгений Лукин, незаконно пострадавших за преступление, которое они не совершали – более девяноста тысяч человек. И Фемида даже не заметит, что эта цифра пополнится еще одним человеком. Этим человеком вот-вот мог стать Чаркин.
Плохо было то, что "вырвать" человека из недр карательной "машины", если она уже зацепила его своими "шестеренками", было невероятно сложно. Особенно с использованием только законных методов борьбы с ней. О том, чтобы попытаться использовать какой-то незаконный "ход" теперь, когда Роман арестован, когда он сознался в преступлении, можно было даже и не планировать. Любое неверное "движение" в этом направлении могло быть расценено как косвенное подтверждение "вины" Чаркина.
Беда была в том, что "противник" не особо затруднял себя в использовании только законных методов получения доказательств. Михаил всего два дня назад подал жалобу в Дзержинскую районную прокуратуру на действия группы милиционеров, особо рьяно задерживавших Андрея Вагнера – пятнадцатилетнего парнишку, подозреваемого в краже автомагнитолы. У машины, из которой была украдена магнитола, его никто не видел; его задерживали при попытке сбыта радиоприбора.
Задерживали предельно жестко, словно речь шла не о предполагаемом юном похитители магнитолы, а о матером, вооруженном до зубов бандите-рецидивисте.
На суде, определявшем сорванцу меру пресечения, тот постоянно жаловался на боль и недомогание в области живота. Однако и судья не обратил на его мольбы никакого внимания. Только через трое суток после зверского "задержания", в больнице СИЗО врач, наконец, обследовал молодого кандидата в преступники. Оказалось, что у паренька разорвана селезенка. Его срочно отправили на операцию и полностью удалили поврежденный орган.
– Ну, что, Миш, сможешь меня вытащить отсюда? – Прервал размышления Певзнера бывший десантник.
– Смогу! – После довольно долго паузы ответил, наконец, Михаил. – Но тебе надо запастись терпением. Ждать готов?
– Готов. Конечно, готов… Разве у меня теперь есть выбор?
…Игорь Касюк в очередной раз протер лобовое стекло "десятки" огромной светло-желтой "салфеткой", размерами сопоставимой с небольшим полотенцем. Он отошел на пару шагов назад, оценивая результаты своей работы. Недавно купленная машина Игорю положительно нравилась все больше и больше. Не новая, – восьмой год уже пошел, как ее выкатили за ворота автогиганта на Волге, она всю свою короткую автомобильную "жизнь" провела в руках одного-единственного хозяина – скромного пожилого пчеловода. Ульи с пчелами на ней, понятное дело, в поле не вывозили, – для этого у любителя домашних насекомых была другая техника; изредка выбирался в город к сыновьям и внукам. Вот так за семь с половиной лет бодренький еще пенсионер накатал "аж" сорок тысяч километров. То есть машина Игорю досталась если не в идеальном, то в очень хорошем состоянии. По этой причине Касюк уже давно перестал "вздыхать" по проданной "двенашке". Единственное, что он хотел бы "вернуть" от старой машины – это ее номера…
Игорь завел машину, открыл капот, по привычке наклонился к двигателю, послушал, как функционирует на холостых оборотах мотор нового "точила". "Сердце" вазовской "десятки" работало безукоризненно. Он быстро глянул на часы, прикидывая, сколько времени займет его сегодняшняя поездка в город… Возобновлять ежедневные "рейды" на работу в город, особенно после первого за многие годы отпуска, проведенного на Черном море, у старых знакомых, было немножко "в лом". Однако Касюк давно уже научился приводить свои желания в соответствие с обстоятельствами и сильно по этому поводу не переживал. Он знал – через недельку-другую организм вернется в рабочее состояние и будущие ранние ежедневные "подъемы" вкупе с получасовыми "покатушками" на работу перестанут доставлять неудобства.
От намеченного визита в город зависело многое. Сегодня Игорь должен был встречаться с человеком, который реально мог помочь бывшему следователю вернуться на прежнюю работу, то есть в органы внутренних дел. Учитывая, что Касюку вот-вот должно было "стукнуть" сорок лет, задача была не из легких. Игорь понимал, что без посторонней помощи ему ее не решить. Старый друг обещал посодействовать…
Уже за постом ГАИ, расположенном за чертой Колывани, он вспомнил, что обещал жене в городе посмотреть и если какие-то понравятся – то и купить хорошие моющиеся обои для кухни. Вспомнил и то, что деньги, приготовленные Даной для обоев, остались на столике, в прихожей. Касюк мысленно чертыхнулся, но возвращаться не стал – плохая примета. "Если что, скажу, что посмотрел, но никакие не понравились!" – решил на всякий случай придумать "легенду" Игорь. Но все осмыслив, понял, что благоверная наверняка обнаружит забытые деньги, и если он начнет врать, то у нее могут возникнуть сомнения в его честности.
Сомнения, почвы для которых, честно говоря, уже давно не было.
Километре примерно на восемнадцатом Касюк увидел двух дедов. Цепкая память бывшего следователя охотно напомнила ему, что эту необычную пару этим летом он встречает на этой трассе не в первый раз. К слову, деды были фактурные, запоминающиеся. Оба – совершенно седые, по виду – обоим далеко за шестьдесят. Один дед повыше другого. Тот, который повыше, одет в опрятную, но поношенную "камуфляжку", на втором – такой же костюм, только совершенно новый.
Деды сидели на обочине на двух довольно больших баулах и кого-то терпеливо ждали, вероятнее всего – рейсовый автобус Колывань – Новосибирск.
Игорь притормозил.
– В город?
– В город! – Деды переглянулись между собой; ответил тот, который повыше.
– Могу подвезти!
– Спасибо сынок, не откажемся. Вот только денег у нас немного…
– Вам куда нужно?
– До "бетонки"
– Ну, вот и отлично, я как раз еду мимо. Подвезу вас до завода. А денег не надо – мне же по пути.
Деды еще раз переглянулись, подхватили баулы с грибами и аккуратно устроились на заднем сидении "десятки". Баулы они поставили себе на колени.
Игорь мельком глянул в зеркало на своих пассажиров. Тот, что поменьше, чем-то напомнил ему другого деда, того, которого он минувшей зимой однажды подвозил от Колыванского кордона до Кудряшей, точнее, до кудряшевского кладбища.
Мороз в тот день стоял лютый, Игорева "двенашка" долго не хотела заводиться, он уже подумывал над тем, чтобы достать из "загашника" комплект запасных свечей, приберегаемых как раз для такого случая, когда движок, наконец, "схватил" искру и натужно заурчал, разгоняя по своим остывшим каналам ледяное моторное масло.
Тот дед издали увидел Игореву машину, махнул рукой, предлагая остановиться. Но когда Касюк подъехал ближе, подслеповатый пожилой человек рассмотрел, очевидно, что машина – новая, а, значит, дорогая, и надеяться ему на "автостоп" не нужно. Он отвернулся и не спеша зашагал в сторону города, до которого, как знал Касюк, было отсюда не менее тридцати километров.
Игорь, конечно, остановился.
Старичок оказался словоохотливым. Когда он отогрелся на заднем сидении, стал рассказывать о своей жизни, о себе, о причинах, по которым в такой лютый мороз он оказался посреди бора, в добром десятке километров от ближайшего жилья.
Из его рассказа выяснилось, что лет дедушке – восемьдесят два, что он вырастил двух "сын ов", старшему из которых – пятьдесят девять, а младшему – пятьдесят семь. Всю свою жизнь дедушка (Игорь потом сильно жалел, что не догадался спросить, как его зовут) прожил с одной-единственной женщиной. Она была старше его на два года, и они прожили вместе почти шестьдесят лет.
В прошлом году его бессменная спутница сильно заболела и "вск орости померла". Похоронили ее на кладбище около Кудряшей.
Вот с тех пор три-четыре раза в неделю дедушка ездит к ней на могилку, рассказывает о своем здоровье, о том, как прошли дни, чем занимался…