Он закрыл голову руками, словно этот простой жест мог уберечь от покушений и начал копаться в воспоминаниях. Когда все началось? Давно. Давно, но… первую подлость дяде он помнил отчетливо. Сколько ему было лет — пять, шесть? Он пытался подтянуться на турнике в спортзале, разжал руки, упал и грохнулся на пол, скатившись с матов. Сидевший на скамье Рудольф велел ему утереть сопли и попробовать заново. Эрлих повторил попытку несколько раз, а потом, обозлившись на дядю за издевательский смех, пошел и нажаловался матери, что тот его ударил.
Произошел небольшой скандал — императрица верила младшему сыну, а император — брату. Эрлих, впервые познавший магическую силу лжи, остался очень доволен. А Рудольф поклялся «внимательно следить за щенком, а то больно борзый».
Наверное, тот случай и послужил прологом к затянувшейся на долгие годы «холодной войне». Детские пакости перешли на качественно новый уровень, когда шестнадцатилетний Эрлих отбил у Рудольфа любовника. Сначала одного, потом второго. Соблазнял, подпаивал, подкупал, а с Юргеном — третьим и последним камнем преткновения — не побрезговал пустить в ход афродизиак. И заполучил-таки медведя в свои руки — Рудольф вышвырнул проштрафившегося любовника из постели. Но не стал препятствовать его продвижению по службе, заявив: «Всех, кто на этого змееныша польстился, не пересажаешь — тюрем не хватит».
С обвинениями в распущенности дядя, конечно же, хватил через край и Эрлих, помнится, посоветовал ему присмотреться к себе. Перебранка закончилась банальной дракой — они встретились на Кенноре, где, как известно, не носят браслетов. В рукопашной победил более молодой и изворотливый Эрлих. Победа принесла ему моральное удовлетворение, изгнание из дворца и настоящую заинтересованность со стороны Юргена, к которому он явился с сумкой вещей и сообщил:
— Я поживу у тебя. Меня отец из дома выгнал, за то, что я Руди морду набил.
«Одно бесспорно… я благодарен богам за то, что они свели меня с Юргеном. Страсть угасла, но у меня есть верный и преданный друг. Если бы не он, я бы уже свихнулся».
После драки с Рудольфом Эрлих, не получивший никаких ожидаемых кар типа трибунала, подал прошение о переводе в «Дикую дивизию». Перевелся. И практически разорвал связи с семьей — раз в год отправлял матери сообщение, поздравляя с днем рождения, и все. Он служил наравне с другими офицерами, не получая поблажек, не отлынивая от тренировок и добросовестно исполняя служебные обязанности.
Это были спокойные и счастливые годы. Он делил постель с Юргеном, хранил верность, как в настоящем браке, не заглядываясь на стороны, и почти решился узаконить отношения, наплевав на родительское благословение и потерю титула. Почти.
На Кеннор ему пришлось вернуться по скорбному поводу. Старший брат — самый старший брат Астор, браслетчик, которого прочили на замену Рудольфу — скончался от колониальной лихорадки. Подхватил измененный вирус во время отпуска. У гроба собралась вся семья, но Эрлих с Рудольфом даже не поссорились — слишком уж ошеломительной и тягостной была сложившаяся ситуация.
Нельзя сказать, что похороны помогли налаживанию отношений с отцом. На третий день траура Эрлих, услышавший фразу: «Смерть забрала лучшего из них… почему было не прикоснуться к кому-то бесполезному?», примерил ее на себя, и отбыл восвояси, сухо попрощавшись с матерью.
Он дал себе слово, что больше не перешагнет порог Большого Императорского дворца, и через год нарушил клятву — можно было проигнорировать свадьбу сестры, но не очередные похороны. На этот раз смерть собрала двойную жатву. Северин, будущий глава Военно-Воздушных Сил Империи, трагически погиб на полигоне — новая модель флаера рухнула на наблюдавших за полетом штабных чинов. Силовые щиты не выдержали удара и взрыва, и Северина и еще десяток кеннорийцев пришлось хоронить в закрытых гробах. На этой трагедии дело не закончилось. Руперт, брат-погодок Северина, понимавший его практически с полуслова и не попавший на полигон из-за какого-то стечения бытовых обстоятельств, покончил с собой в часовне, рядом с гробом.
Из шести сыновей у императора осталось трое — продолжатель династии кронпринц Филипп, и стерильные отпрыски Эдвард и Эрлих. Жизнь живых изменилась. И нельзя сказать, что в лучшую сторону. Эдварда скоропостижно женили на одном из высших чинов Генштаба ВВС, а Эрлиха перевели из «Дикой дивизии» в штаб ВДВ и приказали переехать в Малый Императорский дворец в Нератосе.
Распоряжение императора Эрлиху озвучил Рудольф, не преминувший съязвить: «Хоть и сорное семя, а в голодный год и оно на муку сгодится. С возвращением в семью, племянничек!» Годы службы и общение с Юргеном научили «сорное семя» придерживать язык за зубами и он ответил ласковым:
— Уверен, что вы по мне стосковались, дядя Руди. Приятно будет видеть рядом родственника, правда?
Пару месяцев Эрлих вел себя прилично — ночевал то в Малом дворце, то у Юргена, присматривался к Рудольфу и выискивал слабое место, чтобы ударить со всей силы — на мелочи вроде отбивания любовников он уже размениваться не хотел. Наблюдения принесли потрясающие плоды — оказалось, что дядюшка, в былые годы по поводу и без повода тыкавший племяннику в нос своими золотыми браслетами, практически лишился врожденной магии. И теперь щеголял в усилителях форса ради — даже щита выставить не мог.
Сам факт пропажи магии не являлся чем-то уникальным. Такое иногда случалось с представителями чистокровных семейств — сказывались близкородственные браки. У некоторых аристократов бывали «провалы» — магия исчезала, а потом вновь накапливалась, как энергия в аккумуляторе. Эрлиха в свое время предупреждали об этой проблеме — семейство Веттин-Кобург входило в «группу риска». У молодого спецназовца магия била через край, и он не принял слова специалистов близко к сердцу — у кого-то, может и пропадает, у него-то все в порядке!
Он успел придумать десяток планов, но опозорить Рудольфа ему удалось чисто случайно. Эрлих столкнулся с дядей у входа в банк — тот спорил с охранником, требуя, чтобы его пропустили внутрь. Главнокомандующий был без привычной своры телохранителей — похоже, опять демонстрировал «близость к народу». Правда, разгуливать в одиночестве Рудольф решался только в центре Нератоса, посещая банки и магазины, расположенные вокруг Генерального Штаба. А в колонии без охраны — ни-ни.
— Технический перерыв, хаупт, — устало повторял взмокший от напряжения браслетчик. — Возле стойки обнаружен подозрительный предмет, напоминающий взрывное устройство. Мы ждем прибытия саперов.
Эрлих уже собрался развернуться и поехать в другое отделение банка, но приметил топающего к дверям бывшего однокашника. Арек Ауэрслебен — какая-то у него другая фамилия стала, это не имело значения — служил в Антитеррористическом Центре и принц решил, что видит прибывшего на место происшествия сотрудника. Пара слов развеяла недоразумение — оказалось, что Арек первый раз слышит о взрывном устройстве и очень хочет разблокировать карточку.
Удостоверение сотрудника АТЦ заставило охранника сдвинуться в сторону.
— Я сейчас гляну, что там такое, — объяснил бывший однокашник. — Если бомба, трогать не буду, пусть саперы ковыряются. А если нет…
— О! Это будет очень любезно с вашей стороны, офицер, — Рудольф сделал «стойку» на смазливую физиономию Арека. — Офицер?..
— Майер, — проходя в холл, представился тот. — Арек Майер.
Эрлих двинулся следом, сам не зная, зачем он это делает. В принципе, не грех прикрыть Майера-Ауэрслебена вторым силовым щитом — мало ли дураков, вдруг действительно бомбу подложили?
Они сотворили мощную защитную сферу. Разумеется, зря сотворили: в пакете, оставленном возле кадки с пальмой, лежала смятая футболка и компьютерная плата — торчащие проводки заставили охранников проявить бдительность.
— И правильно! — перебил ворчание Эрлиха Арек. — Пусть лучше ссут лишний раз, чем рванет, и народ по стенкам размажет.
— Что будем с этим барахлом делать?
— Вынесем на улицу, положим возле мусорки, — поднимая пакет, ответил Майер-Ауэрслебен. — Мужики приедут, сфотографируют, подошьют к протоколу.
Под дверями банка тем временем собралась небольшая толпа. Рудольф что-то вещал, указывая то на холл, то на охранника, и Эрлиха неожиданно осенила идея.
— Давай пока никому не будем говорить, что это мусор? — предложил он Ареку. — Сейчас понесем к порогу, не убирая щитов — охота сделать вид, что совершаем подвиг.
У него хватило ума не сообщать однокашнику подробностей своего плана. Тот, хоть и выглядел замотанным и не выспавшимся, наверняка бы не согласился шутить с главнокомандующим Имперской Армией. Даже не зная о его проблемах с магией.
Выйдя на ступеньки, Эрлих, державший пакет за вторую ручку, пошатнулся, навалился на Арека, сбивая его с ног и рявкнул: «Ложись!». Плата вылетела из пакета, собравшиеся под банком кеннорийцы легли на землю, закрываясь силовыми щитами. Раздался крик ужаса — какой-то безбраслетный клерк метнулся прочь, стараясь скрыться от неизбежного, по его мнению, взрыва.
Позеленевший Рудольф, так и не сумевший сотворить ни защитной сферы, ни даже слабенького щита, с которого начинается тренировка подростков, повалился на мраморный пол и попытался заползти под охранника. Эту картину — главнокомандующего с окутанными голубоватой дымкой ладонями, тычущегося носом в бок детине в серой форме, и хохочущего Эрлиха — заснял на телефон какой-то ушлый браслетчик, впоследствии хорошо обогатившийся на продаже видео.
Запись продемонстрировали в новостях — не на Первом Кеннорийском, на Втором, в рубрике «Курьезные ситуации» и проблема Рудольфа стала притчей во языцех. Продолжая занимать пост главнокомандующего, он нарушал неписаный закон — бессильному нет места среди хищников. Эрлих, вызванный на Кеннор и посаженный под домашний арест, знал, что дядя подал отцу прошение об отставке. И получил отказ — передавать власть в руки чужака было глупо, а собственным сыновьям император не доверял.
Честно говоря, то, что Рудольф остался на посту, Эрлиха не расстроило. На такую удачу, как отставка, он и не рассчитывал, желая просто напакостить — как в былые времена. Злость вызвало другое — стремясь отыграться, главнокомандующий отправил Майера-Ауэрслебена под трибунал, обвинив в покушении на жизнь члена императорской семьи. Запертый во дворце Эрлих ничем не мог помочь бывшему однокашнику, но семейство Ауэрслебен прекрасно обошлось без него и его показаний — заплатили, выкупили.
Этот случай заставил Эрлиха взглянуть на свои проделки новым, свежим взглядом. Неоплаченный долг перед Ареком тяготил, но больше долга тяготило знание, что в их войне с Рудольфом появились невинные жертвы. Прежде дядя не опускался до трибунала — помнится, выкинул в окно одного из неверных любовников под горячую руку, да и то потом цветы и фрукты в больницу присылал.
Нельзя сказать, что новое знание заставило Эрлиха чистосердечно раскаяться. Нет. Он считал, что поступил хорошо и даже правильно — простые браслетчики должны знать, кому именно подчиняются. Чтоб не было недомолвок.
Обещание Рудольфа: «Я тебя пока трогать не буду. Пока», он пропустил мимо ушей. Не будешь — не надо. И, получив разрешение отца, вернулся в Нератос. Жизнь пошла привычным чередом — Малый Императорский дворец — «Дикая дивизия» — ужины в закрытом клубе. Эрлих втянулся в работу и общественную деятельность — он прекрасно знал, что прошения, попадающие в канцелярию к Рудольфу или Эдварду, по большей части отправляются в мусорную корзину. Собственно говоря, кто мешает делать добро народу, мимоходом принизив и дядю, и брата? И то хорошо, и это славно.
Плохо было одно — то есть, тогда казалось, что плохо — отношения с Юргеном из разряда любовных перешли в дружеские. Они продолжали спать в одной кровати, иногда трахались — скучно, уныло, без огонька. А чаще получали разрядку, отдрачивая друг другу — не желая лежащее рядом тело, а оказывая услугу.
Заводить нового любовника Эрлих не хотел. Его окружали лизоблюды и штабные крысы, и иной раз так и казалось, что в руке, которая тянется к его ширинке, зажато прошение о повышении. Найти кого-то достойного в этой толпе было невозможно, и приходилось делить внимание между собственной рукой и разовыми мальчиками из клуба. На публике он продолжал появляться с Юргеном. Бывший любовник охотно ему подыгрывал — заботливо обнимал за плечи, касался губами виска и иногда делал вид, что ревнует к шлюхам. Мало кто знал, что на самом деле Эрлих перебрался в Малый Императорский дворец, и лишь изредка заглядывал в дивизию, чтобы не разочаровывать сплетников. Именно поэтому он спокойно выслушал очередное распоряжение отца — ему оставили пару лет свободы, до тридцати, а потом собирались женить, подыскав подходящего кандидата. Нашли, чем пугать.
Увязнув в сытой, скучной жизни Эрлих как-то подзабыл о существовании Рудольфа. Само собой он пересекался с главнокомандующим во дворце, в штабе, но жар противостояния и угли «холодной войны» подернулись остывшим пеплом.
«Подернулись? Мне казалось, что так… да. Вот только кто знал, что у дяди Руди совсем другая точка зрения?»
Змея, выскользнувшая из-под подушки — и это во дворце! — вызвала оторопь, едва не стоившую ему жизни. А потом страх смешался с яростью и выпитым в клубе коньяком, и он ударил по кровати огнем, мгновенно утрачивая контроль над заклинанием. Последующая цепь событий оказалась предсказуемой — эксперты не сказали ничего определенного, а отец, вызвавший Эрлиха на Кеннор, хмуро поинтересовался, сколько бокалов спиртного тот выпил за вечер. Услышав слово «три», он покачал головой и к разговору о покушении больше не возвращался.
А по возвращению в Нератос Эрлих удостоился звонка от дяди. Беседа началась с похвалы — Рудольф высоко оценил силу заклинания, подпортившего дворец — и закончилась предсказуемой сварой. Принц Утрёхт заявил, что одному старому козлу, растерявшему магию в чужих койках, лучше было бы обеспокоиться собственной безопасностью. И — нет, он не обещал подкладывать дяде змей. Просто намекнул на возможность государственного переворота.
После перепалки Эрлих почувствовал себя победителем — Руди, призывавший на его голову всяческие кары, сорвался на хрип и первым нажал на отбой. Приятное чувство торжества кружило голову около десяти минут и бесследно исчезло в ванной комнате. Заметив какое-то подозрительное шевеление — как выяснилось позже, собственное отражение в зеркале — он попытался применить заклинание. И не смог, потому что теплое покалывание магии, гревшее ладони со времен детства, куда-то испарилось. Исчезло, заставив перепуганное тело метаться по помещению и бессильно бить зеркала.
Немного успокоившись, он вызвал такси, и среди ночи поехал к Юргену. Бывший любовник выслушал его бессвязные объяснения, заставил снять браслеты, выпить кружку чая со сливками и уложил спать, проговорив:
— Отдохни. Утром видно будет, надо панику поднимать, или нет.
Кошмар развеялся с первыми лучами солнца. Эрлих нащупал лежавшие на столике усилители, вернул их на законное место, сотворил щит и разбудил Юргена радостным воплем. Тот открыл глаза, смерил его недовольным взглядом, и проговорил:
— Меньше дергайся. Попробуй медитировать. Ты еще молодой. Будет восстанавливаться.
Попытка выяснить, не было ли чего-то похожего у Рудольфа, разбилась о знакомую каменную стену.
— Я не обсуждаю его с тобой. И это залог того, что я не буду обсуждать тебя с другими.
Вернувшись во дворец, Эрлих занялся собственными исследованиями: перелопатил кучу литературы, ознакомился — чисто теоретически — с механизмом магического донорства и принялся экспериментировать с благовониями, желая добиться максимальной релаксации организма во время сна.
Покушение в «Schuur» вышибло его из состояния с трудом обретенного равновесия. Шестеро погибших! Шестеро! Кто дал Рудольфу право распоряжаться жизнями кеннорийцев ради собственной прихоти?
Этот вопрос он задал отцу, навестившему его в госпитале — после покушения Эрлиха срочно переправили на Кеннор.
— Ты привык во всем винить Руди, — холодно ответил император. — Этот инцидент требует тщательного расследования. А ты, пока ведут следствие, походи с охраной. Матери будет спокойнее.