– Хочешь сказать, что насекомые пользуются нашими технологиями тысячелетней давности?
– Именно, – кивнул Иван. – Я владею информацией по перемещению коммерческих кораблей в пределах зоны ответственности базы ВКС. В этом секторе скопления «деловой активности» не было, по крайней мере, с момента постройки самой базы. Логично предположить – установки древние, к тому же выводы, сделанные твоей группой, подтверждают это. Людей брали в плен с конкретной целью. Инсекты столкнулись с новой для них расой и желали больше узнать о наших технологиях. Таким образом, думаю, им удалось интегрировать в свои корабли некоторые системы вооружений и, что кажется мне наиболее существенным, – наш вариант гипердрайва.
– Эпохи Великого Исхода?
– Да. Использование устаревшей схемы гиперпривода позволяет перемещаться в пределах первого энергоуровня аномалии. А это не мгновенный переход, который мы сейчас называем «прыжком». Далее – простая арифметика. Флот появился спустя два с небольшим часа после посадки «Нибелунга». Считаем по характеристикам первого энергоуровня – получается три с половиной, ну максимум – четыре световых года.
– Логично, – согласился Илья Андреевич. – Что это нам дает?
– Возможность получить помощь. Спутник они теперь собьют, но мы можем отстрелить капсулы с нанопылью. Вычистить микромашины инсектам не под силу, так что фрегат, вернувшись на орбиту, получит наше сообщение. В радиусе четырех световых лет отсюда расположено восемнадцать звездных систем. Для фрегата – трое суток работы в режиме поиска. Продержимся столько?
Лагутин пожал плечами.
– Не трое суток, а все пять, – уточнил он. – С учетом времени на возвращение фрегата в систему. Относительно наномашин – идея здравая. Меня заботит другое – мы не можем пополнить боекомплекты «Хоплитов». Придется идти в портал с тем, что осталось, а это – тридцать процентов боевой загрузки. В лучшем случае – тридцать процентов, – подумав, добавил он. – Еще неизвестно, сможем ли мы совершить марш-бросок без боя.
– Это вряд ли. – Иван протянул Илье Андреевичу стаканчик с разогретым кофе.
– Вот и я о том. – Лагутин сделал глоток и поморщился. Тонизирующий эрзац, как обычно. – Так что гадать не будем, – подытожил он. – Сидеть тут в ожидании возвращения фрегата – самоубийство. В узких проходах они нас загонят в очередной тупик и сожгут из переносных ракетных комплексов. Серв-машинам нужен простор для маневра. Да и ребят надо выручать немедленно, инсекты, как ты видел, не церемонятся в способах получения информации.
– Все же мне непонятно их поведение, – вздохнул Иван, одним глотком допивая скверный по вкусу кофе. – Мы ведь их не трогали, – добавил он.
– Колонисты тоже их не трогали. Они даже не подозревали о существовании портала, иначе как-то оградились бы от вероятного вторжения. Не ищи тонкостей там, где их нет, – мрачно посоветовал Илья Андреевич. – Инсекты себе на уме – миллионы лет воюют, гуманоидов ненавидят по определению, так что их мотивы неглубоко зарыты. Просто пока насекомым никто вразумительно не объяснил, что между харамминами и людьми есть большая разница.
– Интересно, Илья Андреевич, что и как ты им собираешься объяснить?
– Объяснять буду молча, – мрачно пообещал Лагутин. – Из орудийных установок «Хоплита». Сдается, Иван, они понимают и уважают только такой язык общения.
Дорохов промолчал. Спорить с Ильей Андреевичем сейчас было глупо. Инсекты действительно «зарвались», но задача его и Лагутина – выручить пленных археологов и не погибнуть самим.
Если бы не наглядный пример обращения инсектов с Лагутиным, Иван бы крепко подумал, прежде чем вторгаться на территорию иной планеты. Но при сложившихся обстоятельствах выбирать не приходилось.
Ребят надо выручать, иначе грош цена нашему «присутствию» в скоплении, – решил он, аккуратно убирая остатки нехитрого обеда.
Глава 3
Система Y-406. Цоколь…
На этот раз, поднимаясь в рубку серв-машины, Иван испытывал совершенно иные чувства.
История серв-соединений, как и модулей «Одиночка», исчисляется тысячелетием, минувшим со времен Первой Галактической, в огне которой зародились и прошли филигранную отточку многие виды боевой техники. Дорохов не видел ничего странного в том, что за двенадцать веков многие технологии остались неизменны в принципе. Это не означало стагнации научно-технического прогресса: менялись детали оснастки, приходили на вооружение новые, усовершенствованные комплексы различных систем, но конструктивная основа, равно как и принципы функционирования, доведенные до определенного абсолюта в жестоких условиях смертельного противостояния Земли и Колоний, остались незыблемы.
Последующие после войны века развития проходили под незримым давлением фобий, ограничивающих применение искусственных интеллектов класса «Одиночка». С одной стороны, такая политика имела свое оправдание – в ходе войны кибернетические системы едва не одержали верх над собственными создателями. В тот роковой период сложилась абсурдная, зловещая ситуация: на полях сражений царили роботизированные комплексы, в то время как люди постепенно отходили на второй план, не выдерживая конкуренции с кибермеханизмами.
Итог войны мог стать роковым как для Земли, так и для Колоний, само существование человечества в тот период оказалось под угрозой.
До сих пор многие планеты оставались на карантине из-за присутствия на их поверхности самодостаточных боевых соединений, руководимых «Одиночками».
И все же от применения серв-машин не отказались, ограничив развитие искусственных нейросетей так называемыми «порогами Бойцеля». Ученый, разработавший программы тестирования и частичной стерилизации искусственных нейросетей, предупреждал, что существует определенный критический порог накопления информации, за которым начинается спорадическая обработка данных, машина не только осознает факт собственного бытия, но и начинает решать поставленные задачи с точки зрения собственной, уже субъективной целесообразности.
Иван не понимал и недолюбливал само существование носителей искусственного рассудка.
Теперь в его сознании наступил перелом. Он считал, что в полной мере осмыслил словосочетание «техногенный бой», но любая, самая ожесточенная схватка в космосе не шла ни в какое сравнение с тем адским напряжением, работой на износ, которым подвергалась планетарная техника. Короткие дистанции, доли секунд, отпущенные на принятие решения, и десятки иных, не менее значимых факторов делали невозможным управление серв-машиной без участия кибернетической системы класса «Одиночка».
Дорохов имел возможность оценить действия системы «Беатрис-27».
Были мгновения, когда ему в голову приходила мысль: а нужен ли «Одиночке» человек?
Этот вопрос до сих пор не нашел ответа, как, впрочем, и многие другие.
Иван попал в ситуацию, о которой предупреждал его капитан Мищенко: годы службы в спецбригаде Логриса теперь, при здравом сравнении, показались ему чуть ли не рутиной.
«Все верно, – размышлял он, занимая кресло пилот-ложемента. – Там, вне зависимости от остроты возникающих ситуаций, шла игра по заранее известным правилам, да и рядом всегда ощущалось присутствие непоколебимой дружественной силы, и вдруг… само понятие „цивилизация“ истончилось, оно таяло в сознании как дым, растворялось в феерическом сиянии звезд, его поглощала бездна пространства, и голос рассудка вдруг начинал нашептывать: „Ты один, Иван, совершенно один, среди необозримого космоса, и все величины меняют значение, словно тут начинает действовать иная физика…“
Конечно, физика тут ни при чем… однако шестьдесят часов, остающихся до возвращения «Раптора», трансформируются в вечность.
Против него – неизвестное количество врагов, в активе нерешенных задач – спасение людей, конфликт с одной, а может быть, и с несколькими планетными цивилизациями иной расы… с одной стороны, долг, с другой – элементарный инстинкт самосохранения плюс ответственность за возможные последствия каждого совершенного действия.
По сравнению со складывающейся ситуацией любой из боевых вылетов в составе эскадрильи «Тайфунов» теперь казался увеселительной прогулкой.
…Кресло пилот-ложемента мягко изменило формы, отреагировав на активацию встроенных сенсоров.
Тихо прошелестели дуги амортизационного каркаса, сухо щелкнули замки страховочных ремней, сбоку, на вспомогательной панели, вспыхнул и погас индикатор предварительной готовности аварийно-спасательной катапульты, затем правый подлокотник чуть приподнялся, и из неприметной ниши выскользнул, изогнувшись в воздухе, глянцевито-черный шунт оптического кабеля с раздвоенным жалом контактов.
Было в совершаемом действии что-то жутковатое, отдающее древностью, но мнемонический блокиратор не отключишь – себе дороже…
Раздвоенное жало шунта мягко прошло через гнездо боевого шлема и коснулось импланта, раздвинув заглушку из пеноплоти.
Едва слышный щелчок фиксаторов, и мир вновь наполнился иными ощущениями, чувствами…
Тьма расступилась, теперь Иван воспринимал ровный фон тепловой энергии, исходящей от стен древнего сооружения, мысль мгновенно меняла варианты визуального отображения данности, переключаясь между отдельными группами датчиков серв-машины.
Он остановился на компьютерной модели, так было привычнее для рассудка, в котором уже зазвучал мягкий, успокаивающий голос Беатрис:
– Иван, я принимаю твое эмоциональное состояние.
– И что?
– Хочу сказать: ты не прав в мыслях. Ты не один.
– Читаешь мои мысли?
– Только те, что ты подсознательно адресуешь мне.
Дорохов отреагировал достаточно спокойно:
– Тебе известно правило «порога Бойцеля»?
– Да.
– Сколько ступеней ты прошла, Беатрис?
– Это не имеет значения. Ученый ошибался. Существует только один порог. За ним возникает самосознание. Если тебя интересует мое отношение, скажу: между мной и «Одиночками» системы «ALON» или «Клименс-12», разработанными в период войны, есть только одна общность. Я, как и они, накапливаю в нейросетях не только боевой опыт, но и эмоциональные оценки пилота, которые оказывают глобальное воздействие на формирование моей личности.
– Это общность. А отличие?
– Я много мощнее своих предшественников, более оптимизирована. Мое строение основано на нанотехнологиях, что позволило увеличить количество нейросетей в сотни раз.
– В таком случае позволь задать «личный» вопрос: кто являлся твоим пилотом до меня?
– Капитан Мищенко. Но это было давно и продолжалось недолго.
– Иван, ты готов? – вторгся в мысли Дорохова прозвучавший в коммуникаторе голос Лагутина.
– Да.
– Тогда начинаем движение. Не возражаешь, если поведу я?
– Без проблем. Ты лучше знаком с обстановкой. Выходим прямо на портал?
– Думаю, нет смысла искать обходные пути. На древней дороге нас все равно будут ждать. Хотя возможен вариант, если инсекты решат, что мы пытаемся оттянуть время, скрываясь в недрах цоколя.
– Что нам потребуется для активации портала?
– Энергия. Схема высокочастотного генератора весьма груба. Он работает вне зависимости от мелких нюансов. Пока сохраняется целостность конструкции, достаточно подать энергию на контур, поле высокой частоты будет сгенерировано автоматически.
– Нас не «запечатают» в гипере между мирами?
– Нет, – уверенно ответил Илья Андреевич. – Конечно, «на выходе» могут ждать сюрпризы, но сам канал им не перекрыть, разве что разрушат контур генератора. Не думаю, что они пойдут на это. Инсекты что-то мутят, пытаются извлечь непонятную мне выгоду из наших действий.
– Хорошо, будем ориентироваться по обстановке.
– Включаю телеметрию. Следи за моими маневрами.
* * *
Недра цоколя производили тягостное впечатление.
Освоившись с управлением, почувствовав себя частью серв-машины, Иван постепенно начал абстрагироваться от рутинных (и излишних) усилий, контролирующих каждое движение многотонного «Хоплита». Между человеком и кибернетической системой устанавливался паритет взаимного доверия, освобождающий рассудок для эффективного взаимодействия. Дорохов сумел понять простую, но исключительно важную истину: поддержание равновесия, управление движением – прерогатива «Беатрис». Его вмешательство будет иметь значение в бою, когда мгновенно возникающие нестандартные ситуации потребуют несвойственных кибернетической системе решений.
Нейросенсорный контакт между человеческим рассудком и системой «Одиночка» действительно предполагал сверхэффективность боевой связки человек – машина. Иван уже понял – достаточно промелькнувшей в сознании мысли, и «Беатрис» тут же проанализирует ее применительно к конкретной ситуации, воплощая целеустремление пилота в движении сервоприводов, филигранно выполняя тот или иной маневр.
Такая трактовка нейросенсорного контакта подразумевала в своей основе полное взаимное доверие между пилотом и искусственным интеллектом серв-машины.
Доверия, которого еще не было при атаке кораблей инсектов.
Теперь Иван вполне отдавал себе отчет: он выжил исключительно благодаря Илье Андреевичу, который заставил его «Хоплит» маневрировать на дистанционном управлении.
Больше такое не повторится, – мысленно пообещал себе Дорохов.
Четверть часа они продвигались по мрачным тоннелям цоколя, не встречая противодействия.
Конусные лучи поисковых прожекторов облизывали стены, высвечивая из мрака давние следы упорных боев. Под ступоходами машин то и дело похрустывали останки, но с этим ничего нельзя было поделать, приходилось двигаться вперед, не позволяя сиюсекундным эмоциям возобладать над здравым смыслом.
– Внимание! – Голос Лагутина прозвучал сухо, напряженно. – Иван, вижу развязку магистральных тоннелей. Сенсоры фиксируют движение. Приготовься, начинаем перестроение. Дистанция – тридцать метров. Я иду первым, ты следом, со смещением вправо. Активируй систему ложных целей. При огневом контакте не меняй диспозиции – у тебя будет узкий сектор для работы одного орудия.
– Принял.
«Хоплит» Лагутина выпрямил ступоходы, начиная движение. Илья Андреевич прижимал машину к левой стене тоннеля, открывая Дорохову обозначенный сектор обстрела.
Впереди, на транспортной развязке, сканеры фиксировали наспех сооруженную баррикаду из различных металлоконструкций. Инсекты действовали грамотно: зная, что термальная оптика машин не фиксирует их, они постарались использовать скопление металла как маскировку для систем вооружений, рассчитывая внезапным, единовременным залпом максимально повредить «Хоплиты».
Не прокатит… Беат, переключись на одиночный огонь. Используй термические заряды.
– Илья Андреевич?
– Слушаю.
– Включай реверс двигателей. Я сейчас обозначу их позиции, работай строго по целям.
Лагутин мгновенно оценил предложение.
– Добро. Понял тебя. Начинай.
Иван пристально смотрел на баррикаду. Его взгляд искал слабые точки в нагромождении металлоконструкций, Беатрис тут же подхватила его мысль, обозначив искомое красными маркерами.
Огонь.
Правое орудие вздрогнуло, первый зажигательный снаряд ударил в баррикаду, подрубив решетчатую опору, яркий всплеск разлившегося пламени мгновенно обозначил разницу температур между металлическими конструкциями и затаившимися среди них инсектами.
Тонкий сигнал заработавшего детектора движения заглушила сдвоенная очередь – «Хоплит» Логинова, отступая в глубь коридора, бил по обнаруженным целям.
– Лазеры! – отрывисто предупредил коммуникатор.
Несколько росчерков когерентного излучения не прицельно полоснули по стенам, оставляя в стеклобетоне глубокие раскаленные отметины.
Иван отреагировал мгновенно: с ракетного пилона тут же стартовала капсула, несущая специальный дымовой состав, препятствующий работе лазеров, и одновременно правое орудие произвело три одиночных выстрела, посылая зажигательные снаряды под основание баррикады.