- Юноша, вы излишне оптимистичны, - хохотнул дед. - Любую полезную штуку можно к драке приспособить и любой запрет обойти. Не предела изобретательности, когда надо ближнего половчее изничтожить...
... - Господа! - услышала Элиза, проходя мимо группы людей, окруживших темноволосого человека в одежде слегка необычного покроя, - Гетенхельмский Университет уже предложил мне дать серию открытых лекций, посвященных моим исследованиям. Прошу, приходите, там я отвечу на любые вопросы.
- Профессор Каррера, мы ждем от вас рассказов о Криенне! Вы побывали в самом сердце магического царства Древних - что может быть интереснее?!
- Там просто холодно, - развел руками профессор. - Снег, лед, северное сияние, медведи и тюлени.
Элизе захотелось послушать (наверняка он не только тюленей видал в колдовских замках!) но рядом с Каррерой, заинтересованно распахнув огромные голубые глаза, стояла княжна Нина Гагарина, ее давняя подруга-соперница. Не обойдется без очередной колкости, без удивленно-наивного вопроса: "Дорогая, а где же Пьер?"...
Соревнование в остроумии окончательно испортит вечер.
Элиза дружелюбно кивнула Нине и не стала останавливаться.
Она вышла из бальной залы в неожиданно безлюдный коридор, сделала несколько шагов...
Крик. Сгусток боли, недоумения и страха.
Вихрь. Не бывает смерчей в стенах гетенхельмской ратуши, не может быть, показалось!
Еще один крик. Знакомый, родной голос - торжество боль, разочарование - все вместе.
Отец?! Что...
Элиза не помнила, как оказалась в той гостиной. Наверное, бежала, ломая каблучки, и грянулась в тяжелую дверь всем телом, чтобы скорее открыть...
Зато следующие минуты стали в памяти Элизы собранием холстов работы злого художника, рядом полотен в мрачной галерее - сжечь бы!
Но память не горит.
...За окнами полыхал августовский закат, заливая все багровым - светом, огнем и кровью.
Отсветы уходящего солнца на светлом ковре смешались с потеками красного, густого, остро пахнущего болью. Блестели алыми искрами серебряные статуэтки на камине, плясали оранжевые языки пламени в топке, спорили с закатными лучами огоньки свечей на столе и сверкали мелкой вишней летящие капли.
Медные стрелки на циферблате настенных часов казались двумя росчерками красной туши. Два скупых мазка, меньше минуты до восьми.
Уютный запах горящих березовых поленьев стал терпким, ядовитым от привкуса металла.
На ковре, у массивного кресла, скрючился человек в мундире императорской канцелярии. Он схватился руками за живот, между пальцами нелепо торчала рукоять кинжала.
Рядом - медленно, как сквозь густой кисель - падал спиной вперед Павел Лунин. Из обрубка, оставшегося на месте правой руки, бил фонтан крови.
Перед ними, спиной к Элизе, стоял невысокий человек в черном. На острие отведенного в сторону клинка набухала тяжелая темная капля.
Элиза кинулась к отцу - подхватить, поддержать... Спасти!
- Стоять, - обернулся к ней человек в черном.
Она не видела движения.
Вот картина с тремя фигурами - и вот следующая, на которой человек с клинком заслоняет всё.
На его плече блеснул серебряный аксельбант кавалергарда. Голос императора?!
Элиза и не подумала останавливаться, шарахнулась в сторону - обойти! Но как будто налетела на прозрачную стену. Вскрикнула, дернулась еще раз, кажется, даже чуть-чуть продавила преграду. Ее взгляд прикипел к обрубку руки отца. Больше всего на свете она хотела одного - остановить кровь, остановить, прямо сейчас! Ведь еще чуть-чуть - и никакой жгут не спасет Павла Лунина, быть Элизе круглой сиротой!
За спиной с треском распахнулась дверь, в гостиной сразу стало многолюдно. Элизу мгновенно оттеснили, кто-то крепко взял ее за локти сзади, она пыталась вырваться и кричала - бессмысленно, путая "пустите!" "отец!" и "это ошибка!". Бой часов, неожиданно гулкий, остановил крик Элизы.
Она пыталась рассмотреть, что же происходит там, на залитом кровью ковре. Жив? Умер? Спасли? Судьба второго раненого ее не слишком волновала.
Издалека доносились обрывки фраз:
- Канцлер Воронцов... нападение... на волосок от смерти... Лунин что, рехнулся на старости лет?
И негромкий отчетливый приказ:
- Всех - вон. Бельскую сюда, немедленно. Девчонку под домашний арест, пальцем не трогать и глаз не спускать.
Следом - еще один голос. Не вопрос - новый приказ:
- Я провинциал-охранитель Гетенхельмский. Что произошло?
Элиза не услышала ответа. У дверей к ней кинулась Нина, но конвоиры аккуратно оттеснили княжну от задержанной.
В толпе Элиза заметила недавнего партнера по танцам. Восторженно-влюбленного взгляда больше не было. Бывший воздыхатель старательно отводил глаза.
Глава 2. Епископ на балу
Запеченные креветки у повара магистрата получились куда лучше, чем что угодно у кухаря подворья охранителей. Отцу Георгию, Провинциал-Охранителю Гетенхельмскому, стоило некоторых усилий не потянуться за следующей - толстой, сочной, в золотистой корочке панировки, сдобренной нотками лимона и перца.
Епископ хмыкнул и вознаградил себя глотком вина за смирение. Креветок он съел уже немало, отдыхая от трудов праведных. Представляться высшим чинам имперских ведомств - это вам не нечисть по болотам гонять и не демонопоклонников жечь, тут потруднее приходится.
Когда Архиепископ Гетенхельмский предложил отцу Георгию принять сан епископа и возглавить столичное отделение, опальный охранитель из горного захолустья очень удивился.
- Я солдат, - с сомнением сказал он. - Сержантом был, сержантом и помру, хоть и на службе церкви. Боюсь, не справлюсь с политическими тонкостями в столице.
- Мне, - архиепископ недвусмысленно выделил это "мне", - и нужен солдат. С политикой сам разберусь, - Владыка криво усмехнулся своим мыслям. - А еще я прекрасно помню, за что тебя загнали в глушь... Я подскажу, как с кем раскланиваться, а с остальным сам прекрасно справишься.
Вроде бы, отец Георгий пока ничего не провалил. Улыбался и вел светские беседы, как и положено новоиспеченному Провициал-Охранителю.
Почему поклониться императору нужно непременно на балу, а не на заседании Синода или испросив аудиенции, отец Георгий так и не понял. Архиепископу виднее, он в таких делах ориентируется, как зубастая щука в мутной воде Райса.
Щуку здесь, кстати, тоже подавали. С укропом, луком и грибами. Отец Георгий от нее вежливо отказался - не стоило рисковать. А то начнешь сыто икать - выйдет неловко, и так про "толстых попов" байки травят. Глупо предполагать, что высшее дворянство ни одну из них не слышало.
Слышали, еще как. И сами, скорее всего, сочиняли элегантные эпиграммы.
Пииты, чтоб им самим икнулось.
Вокруг вовсю блистал ежегодный бал Конца лета. Дамы в легких, едва слышно шуршащих платьях, кавалеры в многообразии имперских мундиров, весь высший свет Гетенхельма, включая Его Императорское Величество Александра. Первые лица империи, их приближенные, семьи, случайные приглашенные, почти все, кто упомянут в Железной, Золотой и Серебряной книгах родов.
Сливки общества. Лучшие люди.
Наверняка среди них - будущие обвиняемые по делам о человеческих жертвоприношениях, вызове демонов и других мерзостях... По опыту отца Георгия, самую гнусь творят либо погрязшие в полной темноте и тупости - не слишком понимая, что делают. Либо наоборот, высокообразованные, прогрессивные люди с громкими титулами - оправдывая себя стремлением к неким высшим целям. Взять хотя бы всю семейку Эзельгаррских баронов. Или собственные недавние расследования...
Костры, впрочем, у всех одинаковые.
Креветка манила. Сверкала панированным бочком, звала - съешь меня, епископ! Отец Георгий искушению не поддался. Глянул на часы - без минуты восемь вечера, можно и откланяться, вежливость соблюдена.
Он скорее угадал, чем услышал крики. Учуял, как натасканный охотничий пес. Что-то тревожное прозвучало в дальней галерее, за толстыми стенами и портьерами.
Епископ встал и пошел на звук. Быстро, но не бегом, стараясь не обращать на себя внимание. Бегущий охранитель высокого ранга мог вызвать смех или панику, и оба варианта категорически не устраивали отца Георгия.
Даже сумел не заблудиться, не такая уж и запутанная планировка у гетенхельмской ратуши.
Запах крови заливал все. Сквозь него едва пробивался тонкий аромат женских духов и уютный дух жарко растопленного камина.
Костер?! Нет, не здесь. Не сейчас.
На полу скорчился имперский канцлер Воронцов. Над ним склонился кавалергард, подкладывая под голову раненого свернутый плед, очень аккуратно, чтобы не потревожить нож. Все правильно, если бездумно вынуть клинок из раны, канцлер истечет кровью очень быстро. Из-за жалкой позы Воронцов, и без того невысокий, казался еще меньше ростом. Он был в сознании, проследил взглядом за охранителем и негромко фыркнул: "Вот и исповедника доставили, раньше лекаря".
Несмотря на слабость голоса, едкий сарказм прозвучал отчетливо.
Неподалеку без сознания лежал нападавший. Вместо руки у него торчал слабо кровоточащий обрубок. Гвардейцы выводили что-то невнятно кричащую девицу.
- Я провинциал-охранитель Гетенхельмский, громко сообщил отец Георгий. - Что произошло?
Он отодвинул еще одного гвардейца, попытавшегося было преградить дорогу. Парень остановил бы любого, хоть герцога, хоть министра, но хватать и не пускать охранителя с высшим саном не решился. Все уставы и правила категорически запрещали препятствовать деятельности защитников церкви.
Епископ шагнул к канцлеру, но на его пути оказался кавалергард с окровавленным клинком.
Только что он укладывал плед - и вот уже бесстрастно смотрит в лицо Провинциал-охранителю. Не встречаясь глазами, куда-то в переносицу.
Отец Георгий прекрасно помнил, что и как этот с виду щуплый, изящный господин способен вытворить хоть мечом, хоть кинжалом, хоть голыми руками.
Виделись. Давно.
- Позвольте помочь раненому, - чуть быстрее, чем следовало, попросил епископ.
Если бы ему потом пришлось описывать свои мысли и ощущения, получилось бы длинно: он вспомнил давнюю встречу в катакомбах Гетенхельма, где, к счастью, они были на одной стороне. По телу прокатилась горячая волна опасности. Епископ прикинул, как будет перекатываться к камину и хватать кочергу - а там Господь не выдаст, свинья... простите, кавалергард не зарубит.
На деле все заняло полсекунды. Отец Георгий чуть переместил вес тела и приготовился к драке.
- Не стоит, Ваше Преосвященство, - медленно ответил кавалергард. - На нем лечащий амулет, и скоро прибудет медик.
Отец Георгий шагнул назад. Снова чуть быстрее, чем пристало епископу, но сейчас это можно было бы объяснить заботой о раненом. Знак охранителя - намоленная святыня, рядом с ней магические артефакты работают плохо, а жизнь канцлера, похоже, на волоске.
Да и самому охранителю спокойнее стоять чуть поодаль от бешеного кавалергарда... и поближе к кочерге.
- Здравствуйте, Георг фон Раух, Меч императора, - невпопад торжественно сказал епископ, только чтобы не молчать.
- И вы здравствуйте, Ваше Преосвященство отец Георгий, охранитель по прозвищу Жар-Птица, - в тон ему отозвался кавалергард.
- И что?! - ехидно поинтересовался канцлер. - Власти светская и духовная не подерутся над моим остывающим телом? А я-то уж понадеялся на тризну на манер далеких предков. Хотя вы, скорее, духовная и абсолютная... Георг - именем императора, а он глава и государства, и церкви... Двуглавый наш, - канцлер хихикнул. - А охранитель, ох-рааана от сил магических-зловредных и прочих демонов - тот духовный. Или следственный? Кто ж вас разберет... Зато как осень - так бюджет вам подпиши, и не жадничай...
- Отто, помолчите, - перебил его фон Раух. - Магическое лечение сопровождается ложным ощущением эйфории и прилива сил, но это иллюзия.
- Да уж... Эйфория... - снова хихикнул канцлер, хотя получилось, скорее, бульканье.
- Помимо исцеления, артефакт дает анестезию, - пояснил отец Георгий тоном лектора. - По действию сходную с эффектом некоторых наркотических веществ. Вы, господин Воронцов, как говорится, закумарены. Так же можно употребить модные в богемной среде термины "обдолбаны" и "угашены". Вам действительно лучше помолчать.
Канцлер от таких слов ошарашенно икнул. Кавалергард приподнял бровь и промолчал.
Пока они переваривали епископскую эрудированность, отец Георгий мысленно поздравил себя с маленькой победой (ошеломить возможного противника - полдела) и подошел к нападавшему. Убийца-неудачник упал затылком на резной угол низкого столика. Ему повезло всего лишь потерять сознание, а не проломить себе череп.
Повезло ли? Все равно на плаху, а так бы умер мгновенно.
- Господин фон Раух, этого вы тоже магией лечили? - поинтересовался епископ.
Кавалергард подошел поближе, пристально посмотрел на культю.
- Крови должно быть намного больше, - пояснил епископ. - Она фонтаном била, брызги веером по потолку, а на ковре совсем немного, как будто жгутом перетянули. Но жгута я не вижу.
Кавалергард пожал плечами:
- Наверное, упал так, что передавил сосуды. Или свою лечилку припас.
Ответ получился сомнительным, но отец Георгий не стал уточнять. Быстро осмотрелся, снял шнур с гардины и перетянул культю. Так, как когда-то перетягивал солдатам - кому повезло дожить до прихода лекарской команды. Взял несколько подушечек с дивана, устроил пострадавшего так, чтобы рана была повыше. Оглянулся в поисках бинта...
- Гоша, сгинь, - услышал епископ знакомый женский голос от двери.
Охранитель обернулся с улыбкой. Воспоминания не ходят одни.
На лице Георга фон Рауха на полсекунды мелькнуло выражение удивления, недоумения, и, кажется, обиды? Этот момент стал для отца Георгия еще одной наградой за страхи.
Полная пожилая дама в кавалергардской форме на них уже не смотрела - встала на колени рядом с канцлером, положила руки на его грудь и полностью погрузилась в магическое лечение. Канцлер снова булькнул, но говорить больше не пытался.
Пришедший с ней лейб-медик молча поклонился отцу Георгию, осмотрел однорукого, уважительно кивнул епископу и приступил к перевязке.
Во время Войны Принцев отец Георгий успел поработать в лазарете. Где застала беда - там и пригодился. Тогда он и познакомился с Викторией Бельской, ментальным магом-медиком высочайшего класса, последним спасением для безнадежных.
Законы о магии тогда только что изменили. Личный приказ Александра о "полезных колдунах" до войск довели, конечно, но случалось всякое. Бывший сержант, а теперь - охранитель, он стал для мага-врача гарантом безопасности, по сути, личным охранником и ассистентом. Пригодились и Знак Охранителя, и умение качественно дать в морду, и какой-никакой опыт полевой медицины, подзабытый с рогенской кампании.
Глядя на то, как Бельская вытаскивает раненых с того света, отец Георгий благодарил Господа за возможность ей помочь. А что дамочка - колдунья, а еще резковата и не всегда соблюдает приличия в разговоре (проще говоря, ругается хуже обозников) - так все мы грешны.
Колдовать рядом со святынями охранителей было сложно, и "Гоша, сгинь" стало паролем: "Отойдите, отец Георгий, подальше, пожалуйста. Когда закончу, сделаете перевязку".
Сейчас, после всех перемен, кто-то мог счесть оскорблением такое обращение к Провинциал-Охранителю Гетенхельмскому. "Оскорбленный" рисковал получить от отца Георгия весьма пламенную отповедь, возможно, с превышением полномочий.