– Подошла и сказала, что ты останешься ночевать. Он ведь меня с тобой видел днем, – пожала Ника плечами. – Сам уехал.
Н-да, работать с кадрами еще и работать.
– А как же честь девичья? – Поскучнел я.
– Тактический маневр. Тем более, он же никому не скажет. – Повела девушка плечом и указала на белые жигули, запаркованные в тупичке двора. – Вон там наше транспортное средство.
– Богато, – оценил я потрепанный вид автомобиля.
– Это только до метро. И не лапай там обивку, машина в угоне, – распахнула Ника незапертую, как оказалось, дверь.
– А психиатр, значит, нужен мне, – проворчал я себе под нос.
Слов, в общем-то, было больше и все неприличные – но они относились ко всему этому утру целиком. Не давало мне высказаться во всю мощь легких два момента – первый, это возможные консультации насчет «гостей столицы». Все же, определенная компетенция у нее была – на себе почувствовал. Особенно этот ее состав с летучей отравой, который обязательно следовало получить и изучить.
Да и неведомо что намешано в крови некоторых семейств: память поколений порою отзывается причудливыми талантами и ложной памятью, на которые вполне можно опереться, по себе знаю.
Опять же, талант Ники, который переломает мне все планы, если она не станет участвовать в деле… Не факт, что это работает именно так, но от одной такой возможности становится как-то не по себе.
И самый главный момент – ее возможность прокопать нужный мне тоннель. С будущим работником глупо ссориться, а о цене как-нибудь договоримся.
Что до свадьбы, которую еще вчера полагал для себя полезной – вот тут уже возникли некоторые сомнения. У любого возникли бы сомнения после того, как он повисел бы связанный вниз головой. Подумать только!
А еще она меня переодела – только сейчас выдался момент рассмотреть синюю рубашку в темную полоску с жилетом поверх и джинсы с белыми кедами на ногах. В чужой одежде было неуютно, а помня про отсутствие артефактов – то и вдвойне. Запасного комплекта пуговиц не было, Ника обещала все вернуть вечером – но до этого еще был полный учебный день. А ведь они были способны выдержать удар «мастера»…
Вот и полагайся после такого на заемную силу – пусть и семейную, но как оказалось, не способную защитить даже от взбалмошной девицы. Самому надо учиться, в общем. Теперь главное учителей удачно зазвать…
Расстались в метро – Ника отправилась путать следы от возможной слежки, о чем прямо сказала, с подозрением глядя на меня. Я же пообещал выслать ей информацию по интересующим меня заграничным семьям, как только пакет будет сформирован. Заодно подтвердил, что решу вопрос с зачислением ко мне на курс. Это ненастье следовало держать поближе к себе.
После чего отправился на учебу – был шанс не опоздать, и им следовало воспользоваться.
Возле нужной мне аудитории – без двух минут девять, между прочим – перехватил Артем. Вернее, он просто ходил по коридору, а я посчитал невежливым не подойти поздороваться.
– Ну вот! Отлично выглядишь! – Похвалил он меня после приветствия, с довольством оглядывая со стороны. – Стилиста нанял?
Я дернул краем губ, стараясь изобразить улыбку.
– А у нас тут тоже занятия, – неопределенно показал Артем куда-то в правую сторону по коридору. – Не хочу заходить до звонка.
– Чего так? – Сдержанно полюбопытствовал я.
– Да там эти, благородные, – поморщился Артем, будто сам не такой же. – Опять спорят, кому где сидеть. Замучили уже, в каждой аудитории одно и то же. Вчера вон… Сегодня вообще какие-то ветхие списки притащили, местническую книгу. Кому за кем можно сидеть, кому перед кем нельзя, тьфу!
– А ты как?
– Да они вчера ко мне подошли, спросили, какой предмет я у них буду преподавать, – неохотно отозвался друг.
Так то да, с его габаритами легко перепутать.
– А теперь им неудобно, – подытожил Шуйский. – Да и парта крайняя позади, возле окна. Они отчего-то спорят про первые ряды, как будто тут экзаменов не бывает. Мне оно не надо.
– Как, кстати, вчера спектакль? – Соскользнул я с неудобной темы. – Удалось досмотреть?
– Да скукота, чуть не уснул. – Зевнул Артем.
– М-м, ясно.
– Вера даже обиделась… Ты с Никой-то встретился?
– Угу. Сегодня утром.
– На свидание хоть пригласил? – Лукаво улыбнулся Артем, подтолкнув меня локотком.
– Да нет… – Неохотно произнес я. – Знаешь, я тут подумал. Может, я тороплюсь, а?
– А что случилось? – Встревожился друг. – Повздорили опять? Уже с утра?!
– Не то, чтобы повздорили, – сдержался я и оставил вопль души про утренние события в себе. – Просто, я тут подумал… У нас ведь совершенно разные интересы!
– Максим!
– Она не хочет копать! – Выпалил я искренне. – Я вообще начинаю сомневаться, стоит ли нам быть вместе!
– Максим, даже не думай, – взяв меня за плечи, искренне произнес Артем. – Вас таких шибанутых в стране только двое. Не смей ее потерять!
И только подошедшее время занятий не позволило мне высказать ему все то, что я думаю по этому поводу.
А вечером, уже домой – в мое здание – приехал курьер с объемной посылкой.
Внутри оказались мои вещи – выстиранные и аккуратно выглаженные, приятные на ощупь и с тонким ароматом туалетной воды. Задумавшись, некоторое время гладил их, как кота…
Потом спохватился и позвонил домой – требовать пояснений о событиях ночи недельной давности. Откуда я там, видите ли, падал…
Но вместо ответа услышал какие-то путанные восторги гостьей и пожелания счастья в личной жизни. Подозрительно это все. И Артем теперь отчего-то к Нике благосклонен…
– Это заговор, – убедительно произнес я в отражение своего зеркала. – Главное, помнить, что это все еще мой заговор.
Глава 5
Напряжение первых дней сентября отпустило уже в среду, сменившись обычной учебной рутиной, пусть и со спецификой крупнейшего университета страны. Громадье домашних заданий, выдававшихся бесстрастным тоном, совершенно равнодушным к стонам и стенаниям с первых рядов. Список учебников, страницы которых нужно было прочитать, чтобы понимать тему следующей лекции. И отдельно в их числе – список учебников, которые для начала было бы неплохо найти. Потому что в интернете ничего нет – и это знает каждый, кто хоть раз сталкивался с узкой специализацией.
Оптимисты бежали по книжным магазинам, и у некоторых особо везучих даже получалось раздобыть свежие, новенькие издания – последней редакции, страницы в которой не совпадали с заданными, а темы шли иным порядком.
Реалисты же шли в библиотеки, и пожелтевшие страницы фундаментальных трудов находили нового читателя.
В конце каждой лекции непременно шли бесконечные тестовые задания, затрагивающие как пройденное, так и то, что мы должны были уже знать. Словно вступительные экзамены были собеседованием на работу, которое мы успешно прошли – но собеседование проводили те, кому люди с кафедры не верили ни на грош. Теперь профессора хотели знать истинный уровень наших знаний, а так же способности учиться, причем быстро и самостоятельно.
Где-то посреди всей этой кутерьмы потерялся из виду Артем, у которого были наверняка свои проблемы и интересы. Личные проекты удавалось продвигать только поздно ночью, оставив проработку общего замысла аналитикам. Говорят, потом будет проще – но до этого «потом» предстояло еще добраться.
Утром четверга в нашей группе появилась Ника, тихонечко заняв место в противоположном от меня конце аудитории. А уже к вечеру в ее глазах плескался хтонический ужас. Потому что медик четвертого курса, с ее уже забытой школьной программой, смотрел на символы высшей математики на доске, как туземцы на Боинг. На лекциях же взгляд Ники стекленел к первому получасу – словно у олененка, очутившегося посреди потока машин на МКАДе, отчаянно надеющегося, что весь этот кошмар скоро кончится, и можно будет сбежать. А первый же вызов к доске обернулся побелевшим лицом, заламываемыми пальцами с мелом в руке и единственным символом интеграла, который куда больше походил на скрипичный ключ.
– Ну что же вы, милочка. Эдак вы на первой сессии из университета вылетите, – поцокал седовласый профессор, прописывая «неуд» в своем журнале.
В зачетку, разумеется, пойдет результат экзамена или зачета, но до них еще следовало получить допуск, который двоечнице не светил, о чем ей было тут же сообщено.
И тут глаза Ники все-таки посмотрели в мою сторону, полные гнева и желания придушить на месте. Добро пожаловать на РТФ моя дорогая – в юдоль мрака и отчаяния любого гуманитария
Я с показным сочувствием покивал головой и легонько развел руками. Не то, чтобы я был злопамятен, но полагал, что для любого прощения нужна веская причина. А висеть вниз головой, привязанным за ноги, мне очень не понравилось – но как-то все еще не было даже обычного «прости».
И да, я мог устроить ее к легкомысленным искусствоведам, наверняка в это же время рассуждающих о сорте зеленого чая, более подходящего для обсуждения картин позднего ренессанса. Мог устроить к экономистам, твердо настроенным научиться разумно тратить папины деньги. И даже на факультете стран Африки и Азии ей было бы гораздо проще – раз умеет похищать, то и сама вряд ли окажется в морском контейнеровозе Москва – Сомали.
В пятницу девчонки с потока уже перешептывались, что такая тупица забыла у них на курсе, и как вообще умудрилась поступить. Перешептывались в традиционной для дам манере – вроде как меж собой, но чтобы объект обсуждения обязательно уловил пару фраз и общий смысл, переспросил, но получил лишь «ничего-ничего!». С Никой такой номер не прошел – та вломилась в девичий строй, как кабан в камыши, и четко сообщила, какие именно кости им сломает, если услышит что-то подобное за своей спиной еще раз. И ладно бы просто «ноги», но ведь «большой вертел бедренной кости», «малоберцовую кость» и «надколенники»… Сразу видно медика.
В общем, в субботу Нику обсуждали по-прежнему, но теперь только убедившись, что ее рядом нет. А там отчего-то вскрылось, что Еремеева есть в картотеке психоневрологического диспансера, и ребята стали подумывать о коллективном письме на имя ректора.
– Угомонись, – усталым голосом произнесла Ника, остановившись возле моего места в столовой.
Ее попытка одеваться похоже на одногруппниц – практично, немарко и недорого, как сегодня: в темное платье без выреза – все равно потерпела фиаско. Потому что одежда стоимостью в машину – это не тот фактор, который может сблизить с окружающими. Смешно, но чтобы купить что-то более скромное (или вообще что-то купить), у нее наверняка не было денег, а имеющийся гардероб был сформирован относительно давно и без оглядки на цену. Единственное, что при ней было бюджетного – это томик Ландау-Лившица, зажатый под локотком, с бумажной закладкой где-то ближе к первой трети.
Сила целителя не давала Нике выглядеть измотанной, и бессонные ночи с учебниками выдавала только слегка небрежная прическа. Пожалуй, она честно пыталась понять, что нам преподают, но за короткое время и не имея мощной базы это было адски сложно. А когда весь поток дружно отворачивается и не желает помогать – практически нереально.
– Добрый день, – отставил я вилку на салфетку. – Что-то случилось?
Сегодня подавали изумительное пюре с котлетой по-киевски. Занятно, что подавали ее во всех столовых главного корпуса, кроме диетической – но ценник отличался в разы. В этом заведении она стоила в пять раз больше, чем парой этажей выше. А вот в ресторане для благородной публики – в двадцать. Вернее, ресторан не имел ограничений на вход по сословиям, но мало кто из простых мог позволить себе такие цены ради антуража и серебряной посуды. Просто богатые хотели обедать с богатыми, равно как общаться и жить, – и цена была тем ограничительным фактором, который действовал гораздо эффективнее обидных окриков с запретами.
В этой столовой никаких благородных не было. Тут переплачивали за отсутствие толпы у касс и наличие свободных мест. Блюда подавали на той же керамике с синим цветочным орнаментом, что и в обычной бюджетной столовой, разве что в чуть большем размере – и это несомненно радовало глаз.
– Пожалуйста, прекрати травлю. – Отвлекла Ника от созерцания парящего дымком блюда.
Я пробовал его вчера, и искренне надеялся, что сегодня его совершенство останется на прежнем уровне.
– Ты заблуждаешься, – с укоризной ответил я. – Разве стал бы я…
– Ты ничего не делаешь. – Перебила она.
– Рад, что ты это заметила, – отметил я, вновь поднимая вилку.
– Тебе достаточно ничего не делать, чтобы все делали, что ты хочешь!
– Диалектика, – поцокал и попробовал кусочек законного обеда.
Под это слово, котлета показалась с избытком масла. Не надо его будет больше повторять.
– И присядь, будь добра, – указал я на стул напротив себя. – На тебя уже смотрят.
Ника украдкой обернулась, уловила пару заинтересованных взглядов, и предпочла последовать моему совету.
Всего в помещении было двенадцать столиков, и ближайший к нам занятый отстоял на шесть метров – расстояние, достаточное, чтобы скрыть тихую беседу, но никак не разговор в полный голос.
Подняв ладонь в предупреждающем жесте, отвлекся от еды, достал из кармана брюк пирамидку артефакта, защищающего от прослушивания, положил по центру столешницы и активировал его импульсом силы. Звуки кафе тут же отсекло.
– И как, по-твоему, я должен угомониться, если ничего не делаю? Но главное – зачем? – Не дал я вставить ей фразу, наверняка резкую и вспыльчивую.
– Это ты меня сюда зачислил.
– Нет, это одна девушка согласилась сюда поступить, – терпеливо ответил я. – Я ее в мешке, привязанной за ноги, сюда не тащил.
– Но ты обещал, что все будет просто. – С горечью произнесла она.
– Мы уже договорились, что просто в этом мире – только когда сидишь на моем плече. Тихо, смирно, не похищая среди ночи.
– То есть, ты мстишь?
– Позволяю прийти в чувство. – Сделал я ценное уточнение. – Успокойся, и все наладится. Забудь о моих выдуманных проблемах, и перестань пытаться их лечить.
– А что, если проблема есть?
– Ты теряешь причинно-следственную связь. – Невольно добавилось в голос раздражения. – Императором я планировал стать задолго до…
– Тише, – шикнула она, опасливо посмотрела по сторонам и с надеждой – на пирамидку артефакта. – Не произноси это вслух.
– Что опять не так? – Спросил я немного обескураженно.
– То, что ты уже не дома. Не у себя в княжестве, и тебе не тринадцать лет, чтобы к этому относились с улыбкой. – Произнесла она жестко.
– Послушай. Даже если мне восемнадцать. Или девятнадцать по другим документам… Ну какая разница, кто что говорит? – Отнесся я с недоумением.
Что только не говорят на улицах, в самом то деле. К словам неблагородных совершенно пренебрежительное отношение – если, разумеется, это не деятельный призыв устроить баррикады посреди улицы.
– Разница в том, что у тебя есть, что отнять. У тебя достаточно сил, чтобы тебя боялись. И у тебя могущественные враги, которые раздуют из слов заговор и имперское преступление.
– И все же, ты перегибаешь палку, – поморщился я.
– Что из того, что я перечислила, неправда? – Смотрела она строго.
– Начнем с того, что у меня ничего нет. – Вздохнул я. – Совсем ничего.
– Это не будет иметь никакого значения. Твой дом, твой бизнес – все отнимут, и не важно, на кого оно записано.
– Да ну? Станут отнимать имущество у заграничных компаний?
– Есть преступления, которые выводят человека из под власти закона. – Приблизила лицо Ника, и в глазах ее замерцала тревога. – Они заберут все, что покажется им твоим. Заберут все, до чего только смогут дотянуться. Потом предложат доказать, что это не твое, но не станут верить.
– Это ж узаконенный разбой, – не мог я в такое поверить.
– Тебе папа разве не говорил в детстве, что наверху самые главные разбойники?
– У меня родного папы вообще не было. – Нахмурился я.
А приемный как-то очень далек от всей этой кутерьмы наверху.