Они весь день ждали, пока не вернется Призрак. Обстановка в городе оставалась напряженной, и почти все их знакомые залегли на дно, пережидая приступ паранойи, случившийся у Гражданина из-за угрозы бунта. На улицах было множество солдат, и внушительный отряд разбил лагерь в непосредственной близости от здания Кантона. Сэйзеда беспокоило, не отождествил ли Гражданин его и Бриза с тем, что устроил Призрак во время публичной казни. По всей видимости, больше им не позволят свободно передвигаться по городу.
– Почему он до сих пор не вернулся? – поинтересовалась Альрианна.
Она и Бриз сидели за изысканным столом, украденным из опустевшего особняка какого-то аристократа. Разумеется, они переоделись в свою обычную одежду: они всегда переодевались при первой же возможности, словно напоминая самим себе, кто они такие на самом деле.
Сэйзед с ними не ужинал: у него пропал аппетит. Неподалеку, прислонившись к книжному шкафу, стоял капитан Горадель; судя по виду, он намеревался как следует отработать свое дежурство. На лице у капитана была обычная добродушная улыбка, однако Сэйзед слышал, какие приказы он отдавал солдатам, и понимал, что Горадель опасается нападения. Он не зря попросил Бриза, Альрианну и Сэйзеда не покидать пещеру. Лучше уж попасть в западню, чем умереть.
– Уверен, с мальчиком все в порядке, моя дорогая, – после недолгой паузы ответил Бриз. – По всей вероятности, он не вернулся, потому что не хочет впутывать нас в свои сегодняшние подвиги.
– Или не может пробраться мимо солдат, которые наблюдают за домом, – высказал свою версию Сэйзед.
– Он пробрался в горящий дом, и мы с тобой ничего не заметили, друг, – не согласился Бриз. – Сомневаюсь, что банда головорезов представляет для него какую-то проблему – особенно сейчас, когда стемнело.
Альрианна покачала головой:
– Жаль, что он не сумел выбраться из того дома каким-то более незаметным способом, чем прыжок с крыши на глазах у толпы зрителей.
– Возможно, – пожал плечами Бриз. – Но если уж ты борец за справедливость – твой враг должен знать, что ты где-то рядом. Прыжок с крыши горящего здания с ребенком на руках оказывает достаточно сильное влияние на зрителей. А если это сделать на глазах у тирана, который пытался казнить вышеозначенного ребенка? Я понятия не имел, что у нашего малыша Призрака такой хороший вкус!
– По-моему, он уже не малыш, – негромко заметил Сэйзед. – Мы слишком долго его игнорировали.
– Всему свое время, мой друг. – Бриз махнул в сторону Сэйзеда вилкой. – Мы на него не обращали внимания, потому что он редко играл какую-нибудь важную роль. В этом нет его вины – он просто был совсем юным.
– Вин тоже была юной, – напомнил Сэйзед.
– Вин, как ты и сам знаешь, особенная.
С этим Сэйзед не мог поспорить.
– Так или иначе, – продолжал Бриз, – если принимать во внимание только факты, случившееся не так уж сильно удивляет. У Призрака было несколько месяцев, чтобы зарекомендовать себя в подполье Урто, а ведь он из числа друзей Выжившего. Логично, что они ждут теперь от него того же, что совершил Кельсер в Лютадели, – спасения.
– Кое-что мы забыли, лорд Бриз. Он прыгнул с карниза двухэтажного дома на брусчатую мостовую. Обычный человек не может такое проделать, не сломав себе пару костей.
Бриз помедлил:
– Может, это было подстроено? Вдруг он придумал что-то вроде платформы для приземления, чтобы смягчить удар?
– Мне как-то не верится, что Призрак мог спланировать, подготовить и исполнить такой спектакль, – не согласился Сэйзед. – Ему понадобилась бы помощь подполья, а это разрушило бы эффект неожиданности. Если они знали, что это спасение – трюк, мы бы не услышали тех слухов, которые ходят про него.
– И что же? – Бриз бросил быстрый взгляд на Альрианну. – Ты же не намекаешь на то, что Призрак все это время был рожденным туманом?
– Не знаю, – тихо проговорил Сэйзед.
Бриз покачал головой и негромко рассмеялся:
– Сомневаюсь, мой дорогой друг, что Призрак мог бы скрыть такое от нас. Это ведь как получается: ни катавасия со свержением Вседержителя, ни падение Лютадели не заставили его признаться, что он не просто ищейка? Я не желаю в это верить.
«Или, – подумал Сэйзед, – ты отказываешься верить в то, что не сумел разглядеть его истинную сущность».
И все же Бриз был в чем-то прав. Мальчик казался неуклюжим и робким, но не лживым. Требовалась изрядная доля фантазии, чтобы вообразить, будто он с самого начала являлся рожденным туманом.
Но Сэйзед видел его прыжок. Он узнал непринужденную грацию, особые движения и природную ловкость того, в ком горит пьютер. Террисиец ощутил сильное желание надеть медную метапамять и поискать упоминания о людях, которые внезапно проявляли алломантические способности. Мог ли человек быть в детстве туманщиком, а потом превратиться в полноценного рожденного туманом?
По сравнению с посольскими заботами это было несложное задание. Наверняка он сможет уделить немного времени поискам, проверить, нет ли в метапамяти подходящих примеров…
Сэйзед заставил себя прекратить подобные размышления.
«Не глупи, – сказал он самому себе. – Ты просто ищешь повод. Ты прекрасно знаешь, что алломанты никогда не приобретают новых способностей. Ты не найдешь подходящие примеры, потому что их нет».
Не стоило заглядывать в метапамять. Сэйзед отказался от нее, и на то имелись веские причины: ему нельзя быть хранителем, нельзя делиться с людьми собранными знаниями, пока он не отделит правду от лжи.
«В последнее время я слишком легко позволяю себя отвлечь», – подумал террисиец и поднялся из-за стола.
Он направился в свою «комнату» – отгороженную одеялами часть пещеры, в которой ощущалось подобие уединения. На столе лежала матерчатая папка. В углу, рядом с полкой, на которой громоздились консервы, – мешок с метапамятью.
«Нет, – подумал Сэйзед. – Я дал себе слово. Я его сдержу. Я не позволю себе стать лицемером просто из-за того, что где-то рядом промелькнула тень новой религии. Я выдержу».
Он открыл папку и вытащил следующий лист, который содержал описание религии страны Нелазан, чей народ поклонялся богу по имени Трелл. К этой религии Сэйзед испытывал особые чувства, потому что она уделяла особое внимание науке и подразумевала изучение математики наравне с изучением небес. Он отложил ее напоследок, но сделал это, скорее, из-за неприятных предчувствий. Хотелось отдалить неизбежное.
Увы, подозрения оправдались. Нелазанцы в самом деле многое знали об астрономии, но вот их учение о загробной жизни оказалось до смешного поверхностным. Они как будто нарочно все запутали, позволяя каждому самостоятельно разобраться в этом вопросе. Сэйзед читал и все больше расстраивался. Кому нужна религия, в которой полно вопросов без ответов? Какой толк во что-то верить, если по любому поводу услышать можно только одно: «Спроси у Трелла, и он ответит»?
Сэйзед отложил лист. Нет, принимать окончательное решение в подобном настроении нельзя. Он вообще не понимал, сможет ли прямо сейчас заняться хоть чем-нибудь.
«Что, если Призрак и в самом деле стал рожденным туманом?» – спросил он у самого себя и вновь обратился мыслями к предыдущему разговору.
Опыт подсказывал, что это невозможно. С другой стороны, многое из того, что они знали об алломантии, – например, существование только десяти металлов – оказалось ложью, придуманной Вседержителем с целью спрятать важные секреты.
А что, если алломанты действительно могли внезапно обретать новые силы? Или существовала более прозаичная причина, позволившая Призраку совершить такой впечатляющий прыжок? Не исключено также, что она как-то связана с его сверхчувствительностью. Какой-то наркотик?
Так или иначе, беспокойство не позволяло Сэйзеду как следует сосредоточиться на религии Нелазана. Он никак не мог избавиться от ощущения, что происходит нечто очень важное. И Призрак находился в центре всего.
Куда же подевался этот мальчишка?
* * *
– Я знаю, почему ты такая грустная.
Бельдре вздрогнула. Сообразив, что его не видно, Призрак вышел из тени, пересек участок земли, который когда-то был садом возле дома Гражданина, и остановился на некотором расстоянии от девушки.
– Сначала я подумал, ты расстроилась из-за сада. Твой брат ведь приказал выкорчевать все сады, а ты наверняка была связана с аристократами.
Бельде выглядела удивленной.
– Еще я знаю, – продолжал Призрак, – что твой брат – алломант. Он стрелок, и я почувствовал его алломантические толчки. В тот день, в Рыночной яме.
Девушка по-прежнему молчала и казалась такой красивой, что с ней не сравнился бы ни один прекрасный сад. Разглядев наконец своего невидимого собеседника, она невольно подалась назад.
– Потом я подумал, что ошибаюсь: никто не станет оплакивать так долго обычный сад. Даже если он был очень милым. В конце концов я решил, ты печалишься из-за того, что брат не разрешает тебе принимать участие в своих собраниях. Уж я-то знаю, каково это – быть бесполезным среди важных людей, которые не обращают на тебя внимания.
Призрак сделал еще один шаг вперед. Под ногами была вскопанная, покрытая дюймовым слоем пепла земля – жалкие остатки некогда плодородной почвы. Справа находился одинокий куст, которым часто любовалась Бельдре. Но молодой человек сейчас не смотрел по сторонам – его взгляд был прикован к ней.
– Я оказался не прав. Запрет посещать собрания, которые проводит твой брат, мог вызвать раздражение, но не такую сильную боль. Не такое сожаление. Теперь я все понимаю. Сегодня я впервые совершил убийство. Я помог разрушить империю, а потом помог построить новую, но я ни разу не убивал. До сегодняшнего дня. Да, мне знакома эта печаль. Только я не понимаю, почему ее ощущаешь ты.
Бельдре отвернулась:
– Уходи, охранники смотрят…
– Нет. Уже нет. Квеллион послал слишком многих в город: он боится революции вроде той, что произошла в Лютадели. Или той, которую он сам тут устроил, чтобы захватить власть. Его опасения небеспочвенны, однако не стоило из-за них оставлять свой собственный дворец почти без охраны.
– Убей его, – прошептал Кельсер. – Квеллион внутри; это великолепная возможность. Он этого заслуживает, ты же сам знаешь.
«Нет, – подумал Призрак. – Не сегодня. Не у нее на глазах».
Взгляд Бельдре посуровел.
– Зачем ты пришел? Чтобы насмехаться надо мной?
– Чтобы сказать, что я понимаю.
– Как ты можешь такое говорить? – возмутилась девушка. – Ты не понимаешь меня – ты совсем меня не знаешь.
– Думаю, что знаю. Я видел, каким взглядом ты следила за людьми, которых вели на смерть. Ты чувствуешь себя виноватой. Виноватой за те преступления, что совершает твой брат. И печалишься, потому что считаешь, будто должна его остановить. – Призрак сделал еще шаг. – Власть испортила его. Возможно, когда-то Квеллион был хорошим человеком, но это уже в прошлом. Ты понимаешь, что он делает? Твой брат убивает людей, просто чтобы получить алломантов. Он берет их в плен, а потом угрожает расправиться с их семьями, если они не станут исполнять его приказы. Разве хороший человек может так поступать?
– Ты глупец, который пытается все упростить, – прошептала Бельдре, не осмеливаясь взглянуть ему в глаза.
– Знаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Призрак. – Разве безопасность целого королевства не стоит нескольких смертей? – Он помедлил, потом покачал головой. – Он убивает детей, Бельдре. И он это делает, просто чтобы никто не понял, что ему нужны алломанты.
Некоторое время девушка молчала.
– Уходи, – наконец сказала она.
– Я хочу, чтобы ты ушла вместе со мной.
Бельдре не ответила.
– Я собираюсь свергнуть твоего брата. Я был среди друзей Кельсера. По сравнению со Вседержителем Квеллион едва ли будет для нас серьезным противником. Тебе не стоит находиться здесь, когда он проиграет битву.
Бельдре несмешливо фыркнула.
– Дело не только в твоей безопасности, – не отставал Призрак. – Если ты присоединишься к нам, это будет сильным ударом для твоего брата. Возможно, это убедит его, что он не прав. Быть может, еще удастся все уладить мирным путем.
– Через три удара сердца я закричу, – предупредила Бельдре.
– Я не боюсь твоих охранников.
– В этом я не сомневаюсь, но, если они появятся, тебе снова придется убивать.
Призрак ощутил нерешительность. Но подумал, что она блефует, и остался на месте.
Бельде закричала.
– Иди и убей его! – перекрывая ее крики, велел Кельсер. – Сейчас, пока еще не слишком поздно! Стражники, которых ты убил, просто исполняли приказы. Квеллион – вот кто настоящее чудовище.
Досадливо стиснув зубы, Призрак наконец-то побежал, оставив вопящую Бельдре, оставив Квеллиона в живых.
По крайней мере, пока.
* * *
Кольца, серьги, браслеты и другие металлические предметы лежали кучей на столе, мерцая, словно сокровища из легенды. Впрочем, сделаны они были из обычных металлов: железа, стали, олова, меди. Никакого золота или атиума.
Но для ферухимика эти украшения стоили больше, чем за них могли бы заплатить. Они являлись резервуарами, сосудами, которые можно наполнять, а потом осушать. В пьютерный резервуар, к примеру, помещали силу. Заполняя его, ферухимик на некоторое время становился слабым и с трудом справлялся даже с простыми делами, но такую цену стоило заплатить. Ведь отложенную про запас силу можно было использовать в нужный момент.
Бо́льшая часть лежавшей на столе перед Сэйзедом метапамяти сейчас пустовала. В последний раз он воспользовался ею больше года назад, во время ужасной битвы в Лютадели. Та битва во многих смыслах иссушила его. Десять колец, разложенных в стороне от общей кучи, едва не лишили террисийца жизни. Марш выстрелил в него этими кольцами, как монетами, и они, пронзив кожу, впились в тело. Это, однако, позволило Сэйзеду воспользоваться хранившейся в них силой и исцелиться от ран.
Самыми ценными в коллекции были четыре наруча из полированной меди, которые следовало носить на плечах или предплечьях. Они предназначались для хранения воспоминаний. Ферухимик мог извлечь из своего сознания образы, мысли или звуки и поместить их в медную метапамять, где они, в отличие от обычных воспоминаний, оставались неизменными и неподвластными течению времени.
Когда Сэйзед был молод, пожилой ферухимик прочитал ему вслух все содержание своей метапамяти. Эти знания Сэйзед перенес в собственные медные наручи. Вседержитель приложил все усилия, чтобы стереть память о прошлом. Хранители занимались противоположным – собирали истории о том, каким был мир до пеплопада. Они помнили названия городов и королевств, берегли утерянную мудрость.
Запрещенные Вседержителем религии они тоже сохранили. Ради того дня, когда их можно будет снова проповедовать. Правда, была у хранителей-ферухимиков и еще одна цель – отыскать утраченную религию террисийцев. Поиски затянулись на века, однако обнаружить ее так и не удалось.
«Интересно, чем бы все обернулось, если бы мы ее нашли. – Сэйзед машинально взял в руки стальную метапамять и начал ее тихонько полировать. – Вероятно, ничего бы не изменилось».
Оставалось еще пятьдесят религий. Зачем обманывать себя, надеясь обнаружить в них больше правды, чем в предыдущих двухстах пятидесяти? Ни одна из религий не выжила. Может, пора оставить их в покое? Просматривая листочки из папки, Сэйзед не мог отделаться от мысли, что видит перед собой одно из величайших заблуждений всех хранителей. Они боролись за память о верованиях, которые самим своим исчезновением доказали, что помнить о них не стоит. Так зачем же их воскрешать? В этом было не больше смысла, чем в выхаживании хилого зверька, который обречен стать добычей хищников.
Продолжая полировать метапамять, Сэйзед краем глаза видел наблюдавшего за ним Бриза. Гасильщик заглянул в «комнату» террисийца, пожаловаться на бессонницу, причиной которой стал так и не появившийся Призрак. Сэйзед кивал, не переставая полировать. Он не хотел ни с кем беседовать, он мечтал побыть в одиночестве.