К несчастью, гасильщик поднялся и подошел ближе:
– Иногда я тебя не понимаю, Сэйзед.
– Сомневаюсь, что я столь уж загадочен, лорд Бриз, – возразил хранитель, принимаясь за полировку маленького бронзового кольца.
– Зачем ты это делаешь? Ты ведь больше их не носишь. Я бы даже сказал, ты их презираешь.
– Я их не презираю, лорд Бриз. В каком-то смысле в моей жизни не осталось ничего святого, кроме них.
– Но ты же их не носишь.
– Нет. Не ношу.
– Но почему? Думаешь, она бы этого хотела? Она тоже была хранителем. Думаешь, ей бы понравилось, что ты отказался от метапамяти?
– Причина моего поведения никак не связана с Тиндвил.
– Разве? – Гасильщик со вздохом присел за стол. – И с чем тогда? По правде говоря, Сэйзед, ты ставишь меня в затруднительное положение. Обычно я понимаю людей, но ты для меня загадка, и это очень беспокоит.
– Помните, чем я занялся после смерти Вседержителя?
– Ты отправился учить людей Последней империи. Нести им забытые знания.
– А я рассказывал, что из этого получилось?
Бриз покачал головой.
– Ничего хорошего. – Террисиец взял очередное кольцо. – Им было, в общем-то, все равно. Религии былых веков их не интересовали. А разве должно быть иначе? Зачем поклоняться богам, которых забыли?
– Людей всегда интересует прошлое, Сэйзед.
– Возможно. Но интерес и вера – разные вещи. Эту метапамять стоило бы поместить в музей или в старую библиотеку. Ее содержимое бесполезно для наших современников. Пока правил Вседержитель, мы, хранители, притворялись, будто делаем жизненно важную работу. А в итоге получилось, что от нашего труда нет никакой пользы. Вин не понадобились наши знания, чтобы убить Вседержителя. Я, скорее всего, последний хранитель. Мысли, записанные в этой метапамяти, умрут вместе со мной. И время от времени я не чувствую по этому поводу никаких сожалений. Этот век не для ученых и мыслителей. Ученые и мыслители не помогут накормить голодных детей.
– И поэтому ты их больше не носишь? Потому что они кажутся тебе бесполезными?
– Это еще не все, – продолжал Сэйзед. – Носить их – значит притворяться. Делать вид, будто их содержимое кажется тебе нужным. А я еще не решил, так ли это на самом деле. Если я их надену, то почувствую себя предателем. Я отказался от них, потому что не могу судить о них здраво. Я просто не готов поверить, как верил когда-то, что собирать сведения и религии важнее, чем что-то делать. Очень возможно, что, если бы хранители сражались, Вседержителю пришел бы конец еще много веков назад.
– Но ты же сражался, Сэйзед. Ты не сидел без дела.
– Я больше не отвечаю только за самого себя, лорд Бриз. Я воплощаю всех хранителей, поскольку я, видимо, последний. И, будучи последним, я не верю в то, что проповедовал раньше. Здравый смысл не позволяет мне считать себя тем же хранителем, каким я был когда-то.
– Ты болтаешь ерунду. – Бриз со вздохом покачал головой.
– Для меня это не ерунда.
– Это потому, что ты растерялся. Наш новый мир кажется тебе неподходящим для учености, но, мой дорогой друг, время покажет, что ты ошибаешься. По-моему, именно сейчас, страдая во тьме, которая может предвещать конец всему, мы как никогда нуждаемся в знаниях.
– Да неужели? Разве я могу внушать умирающему то, во что не верю сам? Как я могу говорить о боге, когда знаю, что его нет?
Бриз слегка подался вперед:
– Ты действительно так считаешь? Считаешь, что никто не хранит нас?
Сэйзед молча полировал метапамять, однако его движения делались все более медленными.
– Я еще ни в чем не уверен, – сказал он наконец. – Иногда я надеюсь, что смогу отыскать истину. Однако сегодня эта надежда очень слаба. Над этой землей нависла тьма, лорд Бриз, и я не знаю, сумеем ли мы победить ее. Я даже не знаю, хочу ли я с ней сражаться.
Гасильщик выглядел обеспокоенным. Он открыл рот, но не успел ничего сказать – пещеру заполнил грохот. Кольца и браслеты на столе задрожали и зазвенели, с полок посыпались консервные банки, которые Горадель и его солдаты не успели переместить на пол как раз на случай землетрясения.
Через некоторое время толчки прекратились. Бриз сидел с побелевшим лицом и смотрел вверх, на потолок пещеры.
– Хочу тебе сказать, Сэйзед, что каждый раз во время землетрясения я думаю, стоило ли прятаться в пещере. Похоже, это не самое безопасное убежище на такой случай.
– Сейчас у нас просто нет другого выхода.
– Видимо, ты прав. А… тебе не кажется, что землетрясения в последнее время происходят все чаще?
– Да. – Сэйзед наклонился, чтобы подобрать с пола упавшие наручи. – Да, так и есть.
– Может… в этом регионе так бывает, – неуверенно произнес гасильщик.
Он повернулся и посмотрел на капитана Гораделя, который как раз выбежал из-за стеллажа и торопливо направился в их сторону.
– А-а, вижу, вы проверяете, как у нас дела, – улыбнулся Бриз. – Мы пережили землетрясение без особых проблем. Не надо так спешить, мой дорогой капитан.
– Дело не в этом, – возразил чуть запыхавшийся Горадель. – Лорд Призрак. Он вернулся.
Сэйзед и Бриз обменялись взглядами и, поднявшись, последовали за Гораделем. Навстречу им уже спускался по ступенькам Призрак. Повязки на глазах у него не было, и террисиец заметил, что выражение лица у юноши непривычно суровое.
«Мы действительно уделяли парню слишком мало внимания».
Солдаты отступили. Одежда Призрака была в крови, однако он не походил на раненого. На плаще виднелись дыры от огня, а подол и вовсе превратился в обгорелые лохмотья.
– Отлично, – заговорил Призрак, увидев Бриза и Сэйзеда, – вы здесь. Есть повреждения от землетрясения?
– Призрак… – начал было гасильщик. – Нет, у нас все в порядке. Никаких повреждений. Но…
– Нет времени на болтовню, Бриз. Императору Венчеру нужен Урто, и мы его предоставим. Я хочу, чтобы ты начал распространять в городе слухи. Это будет легко: главы подполья уже знают правду.
– Какую правду? – спросил Бриз, и они вместе с Сэйзедом двинулись следом за Призраком вглубь хранилища.
– Такую, что Квеллион использует алломантов. – Голос молодого человека отразился от сводов пещеры. – Мои подозрения подтвердились: Квеллион вербует туманщиков, оказавшихся под арестом. Он устраивает им спасение из огня и держит их семьи в заложниках. Он пользуется теми, кого объявил вне закона. А значт, вся его власть основана на лжи. Если эту ложь раскрыть, все должно рухнуть.
– Это превосходно, мы можем все устроить… – Бриз покосился на Сэйзеда и остановился.
Призрак по-прежнему шел впереди, и террисиец следовал за ним через пещеру. После минутного раздумья Бриз отправился разыскивать Альрианну.
Остановившись у водохранилища, Призрак несколько секунд постоял молча, потом повернулся к Сэйзеду:
– Ты говорил, что изучил конструкцию, при помощи которой вода из каналов попала сюда.
– Да, – подтвердил Сэйзед.
– Существует ли способ сделать все наоборот? Снова наполнить каналы?
– Возможно. Впрочем, не уверен, что обладаю достаточными инженерными знаниями, чтобы выполнить подобный трюк.
– В твоей метапамяти наверняка есть сведения, которые смогут тебе помочь.
– Э-э… да.
– Так используй их.
Террисиец в растерянности замер.
– Сэйзед, у нас осталось мало времени: город надо захватить до того, как Квеллион решится напасть на нас, чтобы уничтожить. Бриз займется распространением слухов, а я попытаюсь найти способ показать всему народу, что Квеллион и в самом деле лжец. Он ведь тоже алломант.
– И этого хватит?
– Хватит, если мы предоставим того, за кем пойдут люди, – пояснил Призрак, снова поворачиваясь к воде. – Того, кто не умирает в огне, того, кто может вернуть воду на городские улицы. Мы дадим им чудеса и героя, а потом продемонстрируем, что их правитель – лжец и тиран. Если бы ты оказался на их месте, как бы ты поступил?
Сэйзед ответил не сразу. Призрак говорил разумные вещи, включая и то, что метапамять все-таки небесполезна. Но террисиец не был уверен, как следует относиться к переменам в молодом человеке. Призрак как будто стал умнее, но…
– Призрак. – Сэйзед понизил голос, чтобы не услышали оказавшиеся поблизости солдаты. – Что ты скрываешь от нас? Как ты выжил после прыжка с крыши? Почему завязываешь глаза?
– Я… – Призрак замялся, на мгновение став прежним робким мальчиком. Почему-то Сэйзед успокоился, когда увидел это. – Не знаю, если я смогу объяснить, Сэйз, – проговорил молодой человек, и часть его надменной уверенности испарилась. – Пока что я сам в этом не разобрался. Я все расскажу – потом. А сейчас можешь просто мне довериться?
Парнишка всегда был искренним. Сейчас он устремил на Сэйзеда нетерпеливый взгляд, и террисиец понял нечто очень важное. Призрак волновался из-за города, из-за Гражданина, которого хотел свергнуть. Он уже спасал людей, а Сэйзед и Бриз просто стояли и смотрели.
Мальчику было не все равно, в отличие от него, хранителя. Сэйзед пытался что-то изменить и злился на самого себя – на свою тоску, которая этим вечером ощущалась намного сильней, чем обычно. В последнее время он не мог доверять своим чувствам. Не мог быть ученым, не мог командовать людьми; от него вообще не было никакой пользы. Но напряженный взгляд Призрака заставил ненадолго забыть обо всех бедах.
Если парень хотел взять инициативу в свои руки, разве вправе Сэйзед ему мешать?
Террисиец оглянулся на свою комнату, где осталась метапамять. Она искушала своим содержимым.
«Я ведь не начну опять проповедовать, – подумал он, – значит и лицемером не буду. Применяя сведения, о которых говорит Призрак, я хотя бы наделю смыслом те мучительные усилия, что понадобились хранителям для сбора знаний об инженерном деле».
Оправдание показалось не самым удачным. Однако его хватало, с учетом того, что Призрак вдруг сделался главным и дал Сэйзеду повод снова воспользоваться метапамятью.
– Хорошо, – согласился террисиец. – Я сделаю, как ты просишь.
* * *
Тюрьма Разрушителя не походила на обычную тюрьму. Его не посадили за решетку. В общем-то, он мог свободно бродить, где хотел.
В тюрьме находился не он сам, а скорее его сила. С божественной точки зрения все было уравновешено. Если Разрушитель пытался вырваться на волю, стены его узилища сжимались – и он становился беспомощным. И поскольку бо́льшую часть силы у него отняли и надежно спрятали, он мог воздействовать на мир лишь самым слабым образом.
Здесь, кстати, следует кое-что прояснить. Мы говорим, что Разрушителя «освободили» из заточения. Но это неверно. Когда сила Источника оказалась на свободе, вышеупомянутое равновесие нарушилось в пользу Разрушителя, однако он по-прежнему был слишком слаб, чтобы уничтожить мир в мгновение ока, как ему хотелось. Дело в том, что значительную часть могущества Разрушителя составляло его собственное тело, которое по-прежнему оставалось спрятанным в неизвестном месте.
Вот поэтому Разрушитель и был так одержим поисками части самого себя.
47
Когда-то туман вызывал у Эленда беспокойство. Казался воплощением неизведанного – загадочным, недружелюбным, принадлежавшим скорее алломантам, чем обычным людям.
Но теперь Эленд и сам сделался алломантом. Он стоял и спокойно смотрел вверх, на клубы белого дыма, которые беспрестанно меняли форму, двигались, кружились. По небу текли белые реки. Чудилось, что вот-вот унесет призрачным течением. Когда в Эленде проснулись алломантические силы, Вин первым делом процитировала ему девиз Кельсера, к которому теперь можно было относиться лишь с иронией: «Туман – наш друг. Он прячет нас. Защищает нас. Дает нам силу».
Прошло уже три дня с тех пор, как Вин попала в плен.
«Я не должен был ее отпускать, – в очередной раз подумал Эленд и ощутил, как сжимается сердце. – Я не должен был соглашаться на такой рискованный план».
Вин всегда его защищала. Что же им делать теперь, когда она в опасности? Если бы они поменялись местами, Вин бы уже придумала способ проникнуть в город и спасти его. Она бы убила Йомена, или… в любом случае она бы не бездействовала.
Но Эленд не обладал ее яростной решительностью. Он предпочитал все планировать и слишком хорошо разбирался в политике. Он не мог рисковать собой ради ее спасения. Однажды он едва не потерял все войско. Он не мог бросить своих солдат опять. Во всяком случае, уж точно не для того, чтобы пойти в Фадрекс, чей правитель успел продемонстрировать свое блестящее умение заманивать противников в ловушки.
От Йомена не было никаких вестей. Эленд ждал требований о выкупе и заранее этого страшился. Имел ли он право обменять судьбу целого мира на жизнь Вин? Нет. У Источника Вознесения она столкнулась с таким же выбором и поступила верно. Эленд должен следовать ее примеру.
«С ней все будет хорошо, – в очередной раз мысленно повторил Эленд. – Это же Вин. Она придумает, как оттуда выбраться. С ней все будет хорошо…»
Но сама мысль о Вин в плену заставляла почти что каменеть от ужаса. Только клубящийся туман мог хоть отчасти успокоить.
Правда, Вин теперь относилась к туману совсем по-другому. Эленд чувствовал это в ее поступках, в ее словах. Она больше не доверяла туману. Даже ненавидела. И Эленд не мог ее осуждать. Ведь туман и в самом деле изменился, превратился в вестника разрушения и смерти.
Однако сам Эленд все-таки продолжал туману доверять. Это казалось правильным. Как же мог туман быть врагом? Как игривый ветерок кружит опавшие листья, так и туман кружился возле Эленда, словно притянутый алломантическим горением металлов. Тревога о судьбе Вин понемногу ослабевала, взамен появлялась уверенность, что она обязательно отыщет способ спастись.
Эленд со вздохом покачал головой. Как можно ставить свое инстинктивное отношение к туману выше того, что испытывала Вин? Она с раннего детства боролась за выживание и обладала острым чутьем. А чем мог похвастаться Эленд? Манерами, отточенными на многочисленных балах и вечеринках?
Позади раздался какой-то звук. Эленд повернулся и увидел, что двое слуг несут в кресле Сетта.
– Проклятого громилы тут нет? – спросил тот, когда слуги поставили кресло на землю.
Эленд покачал головой.
Взмахом руки Сетт приказал слугам удалиться.
– Нет. Он занялся расследованием волнений среди солдат.
– Что на этот раз?
– Драка. – Эленд отвернулся, снова уставившись на сторожевые костры Фадрекса.
– Люди беспокоятся, – заметил Сетт. – Видишь ли, они в чем-то похожи на колоссов. Оставь их без присмотра надолго – и обязательно начнутся неприятности.
«Вообще-то, колоссы похожи на них, – подумал Эленд. – Мы должны были раньше это заметить. Они как люди, – люди, у которых остались только самые примитивные чувства».
Некоторое время Сетт молчал, потом произнес непривычно мягким тоном:
– Она, скорее всего, мертва. Ты это сам понимаешь, сын.
– Нет, не понимаю.
– Ее нельзя считать непобедимой, – продолжал Сетт. – Она отменный алломант – да. Но если лишить ее металлов…
«Ты будешь удивлен, Сетт…»
– Ты не выглядишь очень обеспокоенным.
– Конечно, я беспокоюсь. – Эленд вдруг ощутил растущую уверенность. – Просто я… верю в нее. Если кто-то и сможет выбраться из такой передряги, то только Вин.
– Ты отказываешься признавать очевидное, – не согласился Сетт.
– Возможно.
– Мы атакуем? Попытаемся ее освободить?
– Это осада, Сетт. Весь смысл в том, чтобы не атаковать.
– А как быть с провизией? Дему сегодня урезал солдатский рацион наполовину. Надеюсь, мы сами не помрем от голода, прежде чем заставим Йомена сдаться.
– У нас еще есть время, – твердо сказал Эленд.
– Немного. Ты забыл, что Лютадель бунтует. – Сетт некоторое время помолчал, потом продолжил: – Сегодня вернулся еще один из моих штурмовых отрядов. Они доложили о том же.