Нравится ли она им все еще? Салли сглотнула через спертое горло.
Через минуту Вэнс положил руку на её попу. Тепло его ладони проникло сквозь холодную кожу.
— Какая симпатичная маленькая задница, ты так не думаешь, Гален?
— Ага.
Гален выдвинул свободный стул из-под стола и передвинул его так, чтобы он смог положить больную ногу на кровать. Очевидно, с комфортом разместился для предстоящего шоу.
Она сжала зубы и подготовилась к худшему. Когда-то она думала, что Вэнс был беззаботным парнем. Это предположение может оказаться в корне ошибочным.
Он погладил и помассировал ее ягодицы, прежде чем слегка шлёпнуть. Она закрыла глаза, когда внутри нее зародилось зерно беспокойства. Его забота означала, что он планирует долгую сессию.
Шлепок, шлепок, шлепок. Он двигался вверх и вниз по ягодицам, набором из трёх шлепков, ненадолго останавливаясь, прежде чем ударить сильнее. Когда он установил ритм, слабые укусы начали жечь, предвещая начало настоящей боли. Но он остановился и вернулся к поглаживанию.
Салли заулыбалась. Это совсем не плохо. Почти эротично. Она, в конце концов, была права: Вэнс не увлекался причинением боли. Она расслабилась, наслаждаясь легкими царапающими движениями его мозолистой руки по нежной плоти.
Он наклонился вперёд, дотягиваясь до стола. Но там ничего не было, за исключением… того узкого деревянного паддла.
Нет!
Паддл ударил прямо в то сладкое место, где ягодица переходит в бедро. Звук был поразительным, жалящий укус — суровым.
Она ахнула, и ее пальцы инстинктивно согнулись в поисках чего-нибудь, за что можно было ухватиться, но нашли только холодную деревянную поверхность пола.
Удар, удар, удар.
— Ты ослушалась нас, Салли.
Удар, удар, удар.
— Разве не ты просила нас поработать с тобой?
Он остановился.
О, Боже, он действительно планировал её наказать. Воздух дрожал в лёгких, когда до неё дошли его слова. Она была той, кто обратилась к ним с просьбой.
— Д-да, Сэр. Я просила.
Удар, удар, удар.
— Там, откуда мы приехали, сабмиссивы подчиняются своим Домам. Разве во Флориде по-другому?
Боль усиливалась, удары становились более размашистыми, оставляя за собой жжение и боль. Он остановился, чтобы она могла ответить. Но что она могла сказать? Она даже не пыталась подчиниться им. Она закрыла глаза, ощущая себя неудачницей.
Мне жаль. Не злитесь… пожалуйста. Я не хотела вас разозлить.
— Нет, Сэр. Я должна была послушаться.
Удар, удар, удар.
— Поскольку мы только узнаём друг друга, я не так сильно расстроен и разочарован.
Нахлынувшее облегчение на секунду перевесило боль. Не испытывайте ко мне ненависти. Пожалуйста, не испытывайте ко мне ненависти.
— Мы старались не отдавать тебе много приказов. Но ты выучишь то, что мы серьёзно относимся к послушанию.
Удар, удар, удар.
К её глазам подступили слёзы. Он был с ней таким хорошим. Заботился, после того как она пострадала. «Готова подняться с пола, сладкая?». Обнимал её так нежно после ночных кошмаров. Такой терпеливый. И посмотрите, чем она его вознаградила.
Удар, удар, удар.
— Если ты ослушаешься, то будешь наказана. И не в сексуальном, игривом смысле. Это ясно?
Огонь сжигал её кожу. Она попыталась сморгнуть слёзы; боль исходила от сердца так же, как и от кожи.
— Да, Сэр.
Положив паддл на стол, он потёр её ягодицы. Его рука ощущалась холодной против ее горящей кожи.
Глубоко вздохнув, она позволила себе расслабиться. Вот так. Все не слишком плохо — кроме стыда, бурлящего глубоко внутри. И беспокойства, что он посчитает её слишком проблемной.
Он легко мог найти кого-то, кто будет стараться угодить. Послушного сабмиссива.
Она выдохнула. Она должна чувствовать облегчение, что все не слишком плохо. Совсем не устрашающе. Это же хорошо? Некоторые сабмиссивы беспокоились, расстраивая своих Домов, зная, что получат отвратительную трёпку, чтобы потом дважды подумать прежде чем…
— Поднимайся, милая.
Вэнс помог ей встать. Вместо того чтобы притянуть её в объятия и подарить утешение, он встал следом за ней. Полицейской хваткой на плече он повёл её через комнату к Галену.
— Разогрев закончен. Она твоя.
Мгновение до нее не доходил смысл слов Вэнса, пока Гален не встал.
Разогрев? Это был только разогрев? И Гален будет… Она отпрянула от Вэнса.
Уголок рта Галена приподнялся.
— В этом и есть разница между игрой в клубе и тем, чтобы по-настоящему иметь Дома. Твои собственные Домы воспримут непослушание гораздо серьёзнее. Потому что им действительно хочется, чтобы ты подчинялась.
«Твои собственные Домы». Эта фраза наполнила душу Салли жидким солнечным светом, прежде чем её разум вернулся к оборонительной позиции.
— Ты говоришь, что побьёшь меня, потому что заботишься обо мне?
Темный взгляд Галена смягчился.
— Вообще-то, да.
Он погладил её щёку кончиками пальцев, удерживая взгляд своим.
Её дыхание замерло. Он заботился. Обо мне?
В этот момент он отступил на шаг.
— Наклонись над кроватью. Обопрись на предплечья.
Ох, блять, блять, блять. Когда она подчинилась, её руки погрузились в толстое синее одеяло. Кровать была низкой, так что её попа приподнялась высоко.
— Раздвинь ноги.
Она осторожно расставила ноги. Поза слегка опускала её зад, но переносила больше веса на руки, и стоять стало сложнее. Более беспомощное положение.
Он взял тонкую ротанговую трость.
— Хорошо, зверушка. Я не собираюсь считать. Я закончу, когда пойму, что ты по-настоящему раскаиваешься.
— Но я уже раскаиваюсь. Я…
Его вздох был громким.
— Не трудись говорить со мной. Я не уверен, что ты вообще знаешь, что означает искреннее раскаяние.
Трость ударила по заду первый раз, и было больно, будто кожу пронзили огнём.
Нет! Она попыталась встать и поняла, что Вэнс сидит у подножия кровати. Его рука обхватила её затылок, удерживая на месте.
Удар за ударом сыпались на плоть с мерзкой жгучей болью. И внезапно, к ее собственному шоку, она заплакала. Резкими, ужасными, удушающими рыданиями, причиняющими боль горлу.
— Мне жаль. Мне жаль. Я не… Я не хотела вас разочаровать. Мне жаль.
— Вот оно, — голос Галена звучал грубее обычного, как наждачная бумага, также как и боль на её коже. — Это раскаяние.
Вэнс отпустил её.
Жёсткие руки безжалостно притянули её на колени. Её попа задела грубый материал джинсов, и она попыталась вскочить, но оказалась притянутой назад, зажатой мускулистыми, непреклонными руками. Гален прижал её голову к своему плечу, пока она плакала.
Уткнувшись лицом в его грудь, она намочила её слезами.
— Мне жаль, — прошептала она снова.
— Я верю, зверушка.
Она почувствовала его губы на макушке, и острый ледяной забор вокруг сердца начал таять. Его запах, мужественный и насыщенный, окутал её, подтверждая его присутствие рядом с каждым вздохом. Пока жжение стихало, она могла почувствовать намного больше, чем просто его силу, контролируемую мягкость, с которой он удерживал её. Как его рука обхватывала затылок. Его медленное дыхание. Его терпение.
Постепенно её плач сменился икающим всхлипыванием.
Вэнс сел на кровать и взял её за руку.
— Всё закончилось, Салли.
Он погладил её по голове и попытался отпустить руку, но её пальцы переплелись с его.
Останься. Каким-то образом она нуждалась в нём — в них обоих. Их присутствие было успокаивающим, подобно присутствию человека в доме, который всегда откроет тебе дверь после наступления темноты. Знание, что, несмотря на монстров в ночи, они сохранят её в безопасности.
Гален почувствовал, как напряжение отступает, когда Салли прижалась к нему. Настоящий сабмиссив — она не дулась из-за наказания, а позволила слезам смыть стыд и освободить её от вины.
Когда он взглянул на Вэнса, его напарник немного повёл плечом. Не сложно было истолковать его жест.
Гален тоже был удивлен, как много времени потребовалось, чтобы прорваться сквозь её щиты. Не так-то просто было заставить эту женщину плакать. И ему не понравилось наносить последние удары, необходимые, чтобы толкнуть Салли за пределы ее защиты. Ему нравилась эротическая боль — и, возможно, чуть больше — но это выходило за рамки его зоны комфорта.
Но, видимо, она простила их обоих, и, проклятье, как чудесно держать её в руках.
Когда дыхание Салли выровнялось, Вэнс достал из холодильника воду в бутылках. Он отпил и поставил одну на стол для Галена. Передав еще одну Салли, он забрал девушку из рук Галена и усадил к себе на колени.
Гален одобрительно кивнул и встал. Ей нужны объятия Вэнса на следующем этапе. Тем временем он прошёлся по комнате, выпил воды, потянул ногу… и сформулировал свою стратегию.
Она закончила пить к тому времени, как Гален забрал у неё бутылку. Девушка настороженно посмотрела на него. Умная маленькая саба.
Гален пододвинул стул к кровати, оседлал его и облокотился на спинку.
— Интересный человек твой отец.
Она покраснела.
— Знаешь, мои родители почти настолько же безразличны, как и он, — сказал Гален тихо.
Даже будучи подростком, он сравнивал родителей с замороженной рыбой. Семья Вэнса показала ему, как много он пропустил в жизни.
Салли нахмурилась. Цвет кожи вернулся к норме, хотя ее глаза оставались красными.
— Мой отец не…
Вэнс предупреждающе крепче сжал ее.
Она прикрыла веки на секунду.
— Да, мой отец очень холоден, — она потянулась, чтобы коснуться руки Галена. — Мне жаль, если твои родители такие же.
Вот оно сострадание, которое он видел раньше. У маленькой нахалки добрая душа.
— Как отец наказывал тебя за проступки?
Ублюдок не позволял ей завести питомца. Этим вечером он был на волоске от того, что Гален назвал бы словесными оскорблениями. Как далеко он заходил с ребёнком?
Когда она напряглась, Вэнс провёл пальцами по её волосам:
— Сейчас мой отец твёрдо верит в порку, но мама предпочитает домашние аресты. Лично я предпочёл бы быть отшлёпанным, чем застрять дома на весь день.
Хороший коп; плохой коп. Если Гален не смог запугать преступника разговорами, искренность Вэнса всегда вытаскивала из них ответы.
— Он отправлял меня в мою комнату.
Её лицо стало мрачным, будто в чистую воду попали чернила.
Гален почувствовал, как к нему взывают инстинкты.
— Без ужина? — легко спросил Вэнс.
Его обеспокоенный взгляд нашёл Галена поверх её макушки.
— Ха. Как минимум.
Она отвернулась к груди Вэнса.
Как минимум? Гален контролировал голос, сохраняя тон ровным:
— Как долго он оставлял тебя там, Салли?
— Ох, всего лишь до следующего дня.
Несмотря на ее попытки, чтобы слова прозвучали легкомысленно, в них все равно сквозили напряжение и боль.
— Я спускалась вниз к завтраку.
И если она облажалась во время завтрака?
— И самое долгое?
— Ох. Не долго…
— Будь честной, милая, — сказал Вэнс, и она напряглась, уловив предупреждающую нотку в его голосе.
— Три дня, — прошептала она у груди Вэнса.
Её смешок был слабым, наполненным болью.
— Если бы из школы не позвонили узнать, почему я отсутствую, думаю, что я до сих пор могла бы находиться там.
Почему никто не отправил этого ублюдка в ад? Мышцы на челюсти Галена сжались, препятствуя возможности говорить.
— Сколько тебе было лет? — Вэнс справлялся лучше Галена, продолжая задавать вопросы.
— Думаю, двенадцать. Моя мать… — её рот сжался от боли в тонкую линию.
Вот оно. Как в его любимой детской игре, подсказки, наконец, выстроились в ряд, чтобы раскрыть преступление. Он не планировал спрашивать об этом так скоро, но возможность скользнуть в приоткрытую щель ее защиты была прямо здесь.
— Салли, почему твой отец сказал, что ты убила свою мать?
Ее лицо покинули все краски.
— Ты…
Мама. О, мама. Салли не могла, не могла поверить, что он задал ей такой неслыханный вопрос. Её мысли сбежали, исчезли, оставляя разум в мрачной пустоте. Как собака, задыхающаяся на цепи, она почувствовала сжатие вокруг горла, пока не осталось только свистящее дыхание. Неспособная даже взглянуть на жестокое животное, спросившее такое, она прижалась лицом к груди Вэнса.
— Отвечай на вопрос, Салли.
С решительной хваткой Вэнс развернул её лицом к своему напарнику.
Нет. Не буду.
Взгляд Галена встретился с ней, заманивая в ловушку. Терпеливое ожидание в его глазах было невозможно игнорировать. Спустя мгновение он бросил ей то, на что легче ответить.
— Сколько тебе было лет, когда она умерла?
— Одиннадцать.
В субботу днём. В её волосах была солома после игры в амбаре с котятами. Домашнее задание она закончила прошлым вечером, потому что была «ботаником». Её позвали в дом, чтобы ответить на звонок. Вечером у Лорен была незапланированная вечеринка в честь дня рождения, и Салли пригласили. Популярная девочка позвала на вечеринку её, пухленькую заучку. От волнения она чувствовала себя воздушным шаром, готовым лопнуть. Затем всё пошло наперекосяк.
— И у меня было новое платье.
Она закрыла свой глупый рот, зная, что уже слишком поздно.
Черты лица Галена заострились.
— Почему новое платье стало проблемой?
«Пожалуйста, мама. Пожалуйста. Я буду выполнять всю работу по дому и уберусь в амбаре, и…». Она умоляла и умоляла, просто потому что знала, что правильный внешний вид позволит ей стать одной из них — возможно, не одной из толпы — но нормальной девочкой. И она не застряла бы, проводя время по-прежнему в компании лузеров, с теми, у кого действительно был избыточный вес, или с теми, кто находился на социальном обеспечении. С теми, у кого прыщи. Или с теми, кто никогда не мылся. Боже, какими мелочными они все были. Какой она была.
— Отец сказал: «Нет. Больше никаких денег на одежду».
— Так как ты получила новое платье? — нежно спросил Вэнс.
— Мама отвезла меня в город. Шёл снег. Было ветрено.
Выйдя из магазина, она не могла видеть из-за разметавшихся от ветра волос. Машина сотрясалась от порывов ветра. Снег, бьющийся о лобовое стекло, скворчал как бекон на сковороде. Ветер превратился в настоящую метель.
Глаза Галена засветились пониманием. Древние греки любили трагедии; это их наследие облегчило ему понимание?
— Авария? — спросил он мягко.
— Мост был старым. Под свежим снегом был лёд.
Их занесло. Она сглотнула, во рту появился металлический привкус.
— Машина… Проломились перила.
Крики, падение и снова крики. Удар, звуки гнущегося металла и скрежет, устрашающее столкновение, до сих пор выбивающее её из ночных кошмаров.
— Мы опрокинулись на бок.
Так много боли, повсюду кровь, будто кто-то пнул ведро с красной краской.
Мама. Мама! Не отвечает. Трясу её. Кричу и плачу, и….
— Ш-ш-ш.
Вэнс погладил её по волосам.
Также как Салли в конце приглаживала мамины локоны. Мягкие волосы. Красивые. Почувствовала ли мама её попытку утешения, хотя и была уже на небесах?
— И отец винит тебя, потому что она умерла? — спросил Вэнс.
Её голос прозвучал хрипло:
— Да.
— Потому что ты… — голос Галена затих, призывая договаривать остальное.
Она попыталась отвести взгляд. Он осторожно поймал её подбородок. Твёрдо. Развернул обратно. Будь он проклят.
— Потому что я умоляла. Она не хотела ничего покупать, не хотела тратить деньги, и я думала только о себе и заставила её поехать в город, — её голос поднялся на тон выше. — Потому что я эгоистичная и глупая, и всегда хочу новые вещи.
Её крик должен был заставить его отступить. Должен был заставить Вэнса отпустить её, вместо того чтобы удерживать крепче.
Губы Галена приподнялись, его взгляд наполнился одобрением, которое… которое она, в самом деле, могла распознать.
— Какая хорошая девочка, — пробормотал он.
Его рот на секунду прикоснулся к её, его губы были мягкими.