Она кивнула.
— Пойдем, — сказал Уилл и подошел к дочери.
Хотя она не была ребенком, чтобы держаться за отца, особенно в доме парня, который, как она надеялась, когда-нибудь станет ее бойфрендом, Снежинка ухватилась за руку Уилла, и они вместе спустились по лестнице.
Сара вошла в комнату, где провел ночь Уилл. Он уже был внизу, загружал джип, так что она была одна. Она прошла прямо к комоду, чтобы еще раз взглянуть на фотографию матери. Ее знобило. Озноб пробегал по спине, всем нутром она ощущала жар, руки дрожали от волнения.
Она взяла фотографию матери. Хотя у нее дома в Форт-Кромвеле было несколько ее фотографий, почему-то этот свадебный снимок был особенно дорог Саре. В нем было нечто такое, что рождало чувство ее близости с Роуз Толбот. Может, потому, что мать умерла в этой комнате и эта самая фотография стояла тогда на комоде?
— Мама! — произнесла Сара вслух. Неужели она ожидала услышать ответ? Она знала, это безумие, но что-то определенно витало в воздухе. Более того, никого не было рядом, но Сара чувствовала, что в комнате она не одна.
Сидя на краю постели, она огляделась. Ее мать провела в этой комнате свои последние часы. Вещи, что видела сейчас Сара, были тогда перед ее глазами: выцветшие обои, комод красного дерева, картины на стенах, белые шторы на окнах. Лежа здесь, Роуз могла приподнять голову и взглянуть на открывающееся из окна море…
Она была такой слабой. Сара помнила, как она приходила посидеть с матерью и всякий раз боялась, не зная, что ее ждет на этот раз. Запах лекарств пропитал все вокруг, он был такой сильный, что даже несведущие люди сразу понимали, в чем дело. Сара помнила, как была счастлива мать, когда Сара умывала ее. Она была такой чистюлей.
Часто ли она делала это? Один раз в день? Нет, чаще, это же такая мелочь, и она делала это несколько раз в день. Она наливала в таз теплой воды, брала маленькую губку и кусочек любимого мыла Роуз. Мать улыбалась, и сейчас, оглядываясь на те годы, Сара понимала, что мать скорее радовалась тому, что дочь сидит на ее постели, нежели тому, что она ее умывает. Господи, думала она, качая головой, почему она не могла делать это чаще?
— Прости, мамочка.
Поднявшись, она подошла к окну и прислонилась к узкому подоконнику, наблюдая, как раннее солнце пробивается сквозь кроны сосен, бросая оранжевый свет на снег и скалы. День благодарения прошел. Через несколько недель наступит Рождество, любимый праздник матери, и Сара вспомнила еще кое-что.
Во время последнего Рождества мать была слишком слаба, чтобы надолго покидать постель, и часто оставалась одна в своей комнате. Сара завела с отцом разговор о елке. Совершенно подавленный, полный дурных предчувствий, он возражал, говорил, что это будет некстати. К чему елка, говорил Джордж, Роуз все равно не сможет спуститься вниз в гостиную и не увидит ее. Так что в этом году елки не будет. В каком-то смысле Сара с ним соглашалась. Ее мать умирает. Не до праздника!
И все же она хотела, чтобы мать увидела елку. Она вспомнила их обычные рождественские планы и приготовления. Целый день она трудилась в сарае, готовя все необходимое. Она соорудила подсвечники из формочек для кексов, фольги и электрических зажимов. Потом вышла во двор, расчистила снег, проложила тропинку к маленькой голубой ели. Великолепное рождественское деревце росло на краю леса.
В ту ночь, как только стемнело, Сара вошла в комнату матери. Та лежала на постели, ей было очень худо, но она была счастлива приходу дочери. Сара помогла ей подняться, осторожно поторапливая ее, потому что времени оставалось в обрез. Она принесла матери халат, помогла ей надеть шлепанцы. Поставив у окна стул, она помогла матери до него дойти. Господи, всего каких-то десять шагов, но казалось, их сотни.
Сара помнила, как ахнула мать. Она стояла в изумлении, прижав руки ко рту. Сара расставила свечи на снегу, на ветвях ели. Тропинка от заднего крыльца до рождественского дерева сверкала, и сама елка переливалась разноцветными огоньками. Сара завязала красный бант на макушке ели, но было слишком темно, и, к сожалению, его не было видно. Она стояла радом с матерью, они держались за руки и молчали, пока все свечи не догорели.
— Это было наше с тобой Рождество, мама, — сказала она, стоя у окна и вспоминая. Мать научила ее многому. Праздники очень важны, говорила она, ты не можешь не обращать на них внимания. Не важно, какое у тебя настроение, не важно как ты себя чувствуешь, ты должна отметить праздник вместе со своими родными, с людьми, которых ты любишь. Потому что тебе не дано знать, но придет день, когда у тебя не останется ничего, кроме воспоминаний.
Отвернувшись от окна, она поцеловала фотографию матери в последний раз. У двери Сара задержалась. Спина болела, и она знала, что сегодня не смогла бы поднять мать, как сделала тогда. Она глубоко вздохнула и сказала:
— Прощай. — Потом спустилась вниз, чтобы найти сына и увезти его домой.
Тетушка Бесс решила остаться дома, поэтому все попрощались с ней в холле. С присущим ей достоинством и юмором она обнимала Майка только минутку дольше, чем остальных, и шепотом на ухо просила его непременно писать. Обняв Сару, она беспокойно посмотрела на нее.
— У тебя температура? — спросила тетя Бесс, прикасаясь к ее лбу.
— Небольшая, — отмахнулась Сара. Она сказала это тихо, чтобы никто не слышал.
— Приедешь домой — сразу ложись в постель, — наказала тетя Бесс, и Сара почувствовала облегчение, что она не стала привлекать к ней всеобщее внимание и не старалась убедить ее задержаться на день, чтобы выздороветь. Пришла минута отъезда, и Сара ощущала нетерпение. Она хотела одного: чтобы прощание поскорее закончилось, и она наконец очутилась в самолете, и чтобы Майк как можно скорее вернулся домой.
Все утро отец был немногословен и тих. Он молча носил багаж к джипу, с таким ожесточением втискивая его в багажник, словно это была куча отбросов, предназначенных для свалки. Колли никак не могла вспрыгнуть на переднее сиденье, и Джорджу пришлось ее подпихнуть. Сев за руль, он молча ждал, когда остальные займут места, как таксист, который только и думает о том, чтобы все расселись. Саре хотелось, чтобы Уилл сел впереди, но он отказался. Он поцеловал ее в щеку и уселся на заднее сиденье с Майком и Снежинкой. Она поместилась впереди, и Джелси устроилась у ее ног.
Они ехали по острову. Сара смотрела в окно. Ничего здесь не изменилось. Этот клочок земли был слишком оторван от остального мира, сюда было трудно добираться желающим здесь обосноваться и строителям. Штормы валили деревья, море меняло береговую линию, но Сара не сомневалась, что, когда она вернется снова, остров будет выглядеть точно так же, как сейчас.
Ее обуревали смешанные чувства. Как ни грустно было оставлять здесь отца, она летела домой с Майком, и это было самое главное. Смела ли она рассчитывать на большее? Как, впрочем, и на то, что отец ее увидит и будет счастлив? Сидя за рулем, он еще больше сгорбился и выглядел таким унылым. О чем они будут говорить с тетей Бесс? Сара могла себе представить его возвращение домой. Он снова замкнется в себе, и никакой силой из него нельзя будет вытащить хоть слово. Потом придет весна. Должно быть, Майк принес в их беспросветную жизнь свет и радость.
— Папа, — тихо сказала она.
Отец что-то промычал.
— Он вернется.
Старик ничего не ответил. Он еще крепче ухватился за баранку и нажал на газ. Сара старалась не думать о том, до чего же старый этот джип, такой же, как и ферма. Майк как мог сопротивлялся натиску разрушений, но он был бессилен против погоды и всеобщего упадка. В следующий раз Сара обязательно пошлет им побольше денег. Может быть, отец не станет куражиться и не отправит их назад.
— Мы приехали! — воскликнула Снежинка, когда они повернули в очередной раз и увидели самолет.
Джордж остановил джип, Уилл и Майк принялись разгружать его. Сара осталась сидеть на переднем сиденье, наблюдая, как Снежинка помчалась к самолету. Она так широко распахнула руки, словно хотела его обнять. Сара чувствовала, что температура у нее немного поднялась. Пока они ехали, ей было жарко, но когда все выходили из джипа, обдало холодом, и она задрожала. Спина болела. Тайленол, куриный бульон и постель — вот что ей нужно сейчас, думала она, наблюдая суету у самолета. Но то, что Майк летит домой, перевешивало дискомфорт и нездоровье. «Мой сын летит со мной», — думала Сара.
Майк осторожно размещал вещи в багажном отсеке. Он слышал, что, если их плохо закрепить, они иногда разлетаются во все стороны, когда небольшие самолеты попадают в воздушные ямы. И, заботясь о людях, которых он успел полюбить, Майк старался сделать все правильно, закрепив сумки понадежнее.
А вообще, думал Майк, летать на маленьких самолетах куда интереснее. Вы, как птица, порхаете в облаках. Подумав о птицах, Майк поднял голову и увидел орла.
— Мама! — позвал он.
Сара все еще сидела на переднем сиденье джипа и гладила колли, наблюдая, как все помогают загружать самолет. Кажется, что-то с ней не так. Майк почувствовал беспокойство, но мать улыбнулась и помахала ему рукой. Хорошее настроение снова вернулось к нему. Он указал на небо.
— Он здесь! — крикнул он.
Сара подняла глаза вверх. У нее было такое выражение лица, словно она хотела спросить: «Что такого я сделала, чтобы заслужить этот чудесный взгляд сына?» Улыбаясь, она смотрела на небо, где, расправив мощные крылья, парил орел. Она на секунду запрокинула голову. Майк почувствовал, как комок подкатил у него к горлу. Мать выглядела такой измученной, что он забеспокоился, вспомнив, как тяжело она была больна еще недавно. Она приехала, чтобы повидаться с ним, и это значило для него больше, чем он мог предположить.
Они провели вместе День благодарения. Но разве они и до этого не проводили праздники вместе? Сидели за праздничным столом, ели индейку и ожидали пирога… Но они были так одиноки в те дни, одни, без друзей. И ни один праздник не мог сравниться с тем, что только что закончился.
— Майк, разве они не улетают на юг? — спросила мать. — Орлы не мигрируют?
— Я думаю, мигрируют, — ответил Майк. — Может, он как раз сейчас туда направляется.
— Мой ученый сын! — воскликнула она.
Майк покачал головой. Он чувствовал, как улыбка сошла с его лица. В ее голосе было столько счастья. Он видел это, когда говорил, что хочет закончить школу и продолжить обучение в колледже на океанографа. Все, чего она хотела, это быть уверенной, что ее сын не свернет с правильного пути. Майк мог понять мать.
Все родители любят своих детей и желают для них самого лучшего. Он видел это, наблюдая за Уиллом и Снежинкой, а его дед всю последнюю зиму беспокоился о своей дочери. И когда Сара была слишком больна и они несколько недель не получали писем из Форт-Кромвеля, дед был мрачнее тучи. Майк видел, как он старился на глазах, как сутулилась его спина. В страхе потерять Сару дед выливал все напряжение на Майка.
Как люди справляются с этим, думал Майк, запихивая последнюю сумку в багажный отсек. Глядя на Уилла, он старался себе представить, что тот испытывал, когда его единственный сын скрылся в пучине океана?
— Эй, Майк, а где твои вещи? — спросил Уилл, пересчитывая сумки. Летчик обязан знать, сколько груза на борту.
Майк не ответил.
Уилл продолжал считать. Между ним и Майком все еще чувствовалась некоторая настороженность. Нахмурившись; Уилл повернулся к парню.
— Ничего не понимаю, — повторил он, — столько же сумок, как и было.
— Я знаю, — сказал Майк.
Его мать наконец вышла из джипа. Ее движения были чуть замедлены, а когда она направилась к ним, Майк заметил, что она прихрамывает. Снежинка шла рядом, обняв ее за талию, — в сущности, она вела Сару к самолету. На лице матери застыло странное болезненное выражение. Майк решил: все дело в том, что она органически не выносит момента прощания. Так было всегда.
— Вы бы поторопились, — сказал дед. Это было первое, что он произнес за все утро. Он сказал это в никуда, но адресовал слова внуку.
День был превосходный. На небе ни облачка, солнце светило вовсю. Майк знал, впереди чудесный полет в Форт-Кромвель. Он пристально смотрел на старика. Дед не останется в одиночестве. Майк видел, как он сдал, он наблюдал за ним весь год. Он видел, как тяжело ему даются самые простые дела. Он даже не мог ловить гусей. Глаза у него сдали, и Майк боялся, как бы он не поранил себе руки, обрабатывая птицу. В то утро, когда Майк нашел его лежащим на льду, он понял, как стар и беспомощен его дед.
— В чем дело? — спросил Уилл, понижая голос.
Майк повернулся так, чтобы не слышали остальные.
— Я остаюсь.
— Что?
— Я не могу оставить деда…
— Постой, — резко оборвал Уилл, — а как же твоя мать? Ты не можешь так с ней поступить. Она уверена, что ты летишь с нами. И это именно то, что ты должен сделать.
— Я не могу, — повторил Майк. Его жизнь здесь. Он не мог жить для себя. Не мог сесть в самолет и оставить деда и тетю Бесс одних. Они не переживут без него эту зиму. Майк в этом не сомневался. Его мать чувствовала себя плохо, но она поправится. У нее есть друзья, которые ей помогут. И потом, так будет не всегда. Майк понимал это. Может быть, это его последняя зима на ферме.
Уилл смотрел на Майка так, словно был готов его убить. Его глаза сверкали, желваки ходили ходуном. Он резко тряхнул головой, словно не верил тому, что услышал. Майк старался перевести дыхание, зная, что поступает правильно.
— Тогда скажи это матери, — резко произнес Уилл. — Зачем оставлять ей надежду? Скажи прямо сейчас.
Майк кивнул. Он повернулся, и первой, кого он увидел, была Снежинка. Мать стояла рядом с ней, но он не мог посмотреть на нее. Глаза у Снежинки были огромные, а улыбка такой красивой. Она смотрела прямо ему в лицо, и Майк вспомнил, как они целовались накануне вечером. Он покраснел, и Снежинка, заметив это, улыбнулась еще шире.
Уилл встал между Майком и Сарой, словно он мог ее защитить. Он обнял ее за плечи и мягко развернул к Майку. Юноша видел выражение его лица, сумрачное и выжидательное, и обрадовался, что мать не одна.
— Я остаюсь, мама, — сказал он.
Мать не ответила. Она медленно подняла голову, словно не очень хорошо его расслышала. Но Снежинка сразу все поняла, и ее улыбка мгновенно исчезла.
— Ты должен! — воскликнула она. — Я уже попросила отца лететь через Бостон, чтобы мы могли взглянуть сверху на место, где ты жил!
— Майк… — сказала Сара.
— Прости, мама. — Он шагнул к ней поближе, хотел обнять ее, или взять за руки, или сделать что-то еще, но смог только просто стоять перед ней.
— А как же школа? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Я понимаю.
— Ты говорил, что хотел бы закончить школу? Ты думаешь о своем будущем, милый?
— Я закончу, мама.
— Когда? — спросила Сара.
— Скоро.
— Ты уже и так переросток, — хмыкнула Снежинка.
— Это твоя жизнь, и тебе на нее наплевать? — сказала его мать. — Разве ты не понимаешь, Майк? Жизнь так коротка! Ты думаешь, у тебя много времени, но годы идут, и ничего нельзя вернуть. Это так печально, милый. Может, ты считаешь себя слишком взрослым для школы?
— Нет, не считаю, — возразил Майк.
— Но ты должен! — вдруг крикнула мать срывающимся голосом. Должно быть, она сделала резкое движение, потому что сморщилась от боли и охнула.
— Сара, — сказал Уилл, прижимая ее к себе. — С ним все будет хорошо.
— Нет, не будет! — сказала она, отталкивая Уилла. Она подошла к Майку и взяла его за руки. Она смотрела ему в глаза, и он видел, как слезы катятся по ее щекам. — Едем со мной, — прошептала она. — Пожалуйста.
— Ты должен слушаться мать, — сухо пробормотал дед, — и закончить школу.
— Едем с нами, — молила она. — Будет так весело!
— Я не могу, — сказал Майк, обращаясь ко всем, но не сводя глаз с матери. — Я никогда не знал, откуда я родом, но теперь знаю. Я остаюсь на острове.
Сара зарыдала. У нее больше не было сил. Она уронила руки, склонила голову и, спрятав лицо в ладонях, горько плакала. Уилл обнял ее за плечи, и даже старик выглядел озабоченным. Снежинка стояла опустив голову и глядя себе под ноги. Майк подошел к багажному отсеку с маленькой клеенчатой сумкой в руках и поставил ее рядом с сумкой Снежинки.
— Вот, — сказал он.
— Что это?
— Лишняя кошка, — ответил он.