Натужно улыбаясь, но не в состоянии остановиться, Снежинка заглянула в сумку и достала оттуда черного котенка. Это был самый маленький, что удалось Майку найти, с белым пятнышком на груди и ярко-голубыми глазами.
— Вау-у-у, — протянула Снежинка, целуя котенка в нос. — Как его зовут?
— Не знаю. — Майк пожал плечами. — Это ты у нас специалист по именам. Учти, это мальчик.
— Доктор Дарроу, — мгновенно сообразила Снежинка, отвечая ему улыбкой.
— Здорово, — сказал Майк, улыбаясь ей. — Доктор Дарроу. — Он посмотрел на мать, и его улыбка растаяла. Свет словно сошел ее лица. Оно было серым, глаза пустыми. Она уже не рыдала, но, казалось, ее тело бил озноб.
— Сара, что с тобой? — спросил Уилл, предлагая ей руку.
— Спина, — сказала она, глотая последний приступ боли, точно острие ножа, — болит немного.
— Это у тебя разыгрался наш семейный ревматизм, — сказал дед. Теперь, когда он узнал, что Майк остается, он мог себе позволить быть великодушным. Уилл взял Сару за одну руку, а Джордж за другую, и они помогли ей подойти к самолету.
Подошел Майк, мужчины деликатно отступили, и он остался наедине с матерью. Ее взгляд был полон печали, словно она потеряла что-то очень дорогое. Майк не мог себе представить, что она так расстроится. Все матери хотят, чтобы их дети получили образование, но Майк никогда не был образцовым учеником. Это не могло так ее удивить.
— Мама! — сказал он, прислонясь к дверце самолета. — Я обязательно закончу школу. Обещаю. Я туда напишу.
— А как насчет океанографии? — еле слышно спросила она.
— Да любой океанограф может только мне позавидовать, — отвечал Майк, — я все познаю на собственном опыте, не только по книгам.
Она кивнула, будто это имело для нее значение. Но ее глаза были где-то далеко.
— Может быть, я когда-нибудь приеду, но только не сейчас, — пообещал юноша.
— О, Майк! — вздохнула она.
— Ты думаешь, я непременно должен сделать это сейчас? И что если я сейчас не буду учиться, то уже никогда не пойду в школу? Но время есть. У меня еще все впереди.
Майк, должно быть, сказал что-то не то, потому что Сара вдруг снова заплакала. На этот раз она не рыдала, ее тело не сотрясалось, но слезы заволокли ей глаза, и она смотрела в лицо сына, словно хотела запечатлеть его облик в своей памяти.
— Я надеюсь, ты поступаешь правильно, — с трудом выговорила она.
Майк кивнул. Да, он тоже так думал. Уиллу лучше отвести Снежинку в самолет, прежде чем мать снова расплачется. Майк знал, Уилл любит его мать, он не мог этого не видеть. И в эту минуту он решил доверить ему заботу о ней. Пока Майк заправляет на острове, ухаживая за дедом и тетей Бесс, ведет дела на ферме, Уилл сможет приглядеть за Сарой и Снежинкой.
— Вам лучше сесть в самолет, — сказал Майк, обращаясь к Уиллу.
— Да, — согласился тот, пожимая руку юноши.
Снежинка бросилась в объятия Майка. Ее тело было таким маленьким и гибким, она так изумительно пахла, что он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он мягко отстранил девушку, не грубо, но решительно, зная, что не выдержит этой муки. Доктор Дарроу мяукнул.
— Одной кошкой меньше, уже хорошо, — проворчал дед. Он попрощался со всеми, пожал руку Уиллу и Снежинке и подошел к самолету, чтобы обнять дочь. Майк наблюдал, как дед склонился, зажав лицо Сары в ладонях. Она смотрела на него, кивая в ответ на каждое его слово. Когда дед повернулся, Майк встретился с ним глазами. Он мог ожидать, что дед обменяется с ним, как всегда, дружеским взглядом, но вместо этого дед смотрел на него так, словно был готов растерзать его за то, что внук так расстроил мать. Теперь настал черед Майка.
— До свидания, мама, — сказал он, целуя ее в щеку.
Она обхватила его руками и так сильно прижала к себе, что он поразился, откуда у нее столько силы. Она что-то сказала, но он не расслышал.
— Что? — переспросил он, наклоняясь к ней.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — ответила она.
— О'кей, — кивнул он.
— Дед говорит, он отпустит тебя домой, когда бы ты ни захотел, только скажи.
— О'кей. — Майк снова кивнул.
— Я никогда, — медленно начала она, словно боялась, что не сможет точно выразить то, что хотела сказать, — никого так сильно не любила, как тебя.
— Мама… — перебил Майк.
— Никого, Майк.
— А отца? — сказал он. — И… — Он отодвинулся от нее и впервые посмотрел на Уилла.
— Никого, — снова сказала Сара. — Так было с самой первой минуты, когда я тебя увидела. Истинная любовь раз и навсегда. Ты изменил мой мир.
— Да? — сказал Майк, горло у него перехватило, он хотел сказать что-то еще, но слова не шли ему в голову.
— Я знаю, ты меня любишь, Майк, — сказала Сара.
Майк хмыкнул. Он хотел сказать, что тоже ее любит, поблагодарить ее за то, что она такая хорошая мать. Старые разногласия между ними больше не казались существенными. Но эти мысли показались ему такими пафосными, что Майк не смог бы выразить словами все, что чувствовал. Поэтому он просто кивнул.
Мать привлекла его к себе и снова крепко обняла. Майк поймал себя на мысли, что, может быть, он видит ее в последний раз. Но это была ужасная мысль, и он посмотрел на небо, чтобы прогнать ее.
— Пока, Майк, — сказала Сара.
— Пока, мама, — ответил он.
Подошел Уилл, чтобы открыть дверь кабины и попрощаться с Майком, прежде чем увезти с собой в Форт-Кромвель двух женщин, которых тот безмерно любил.
Глава 19
В самолете стояла тишина. Взрослые совсем не разговаривали. Снежинка сидела в хвосте самолета с Доктором Дарроу. Ей так хотелось, чтобы Майк был рядом. Она смотрела в иллюминатор и думала о том, как замечательно было бы любоваться видом вместе с Майком. День выдался солнечный, океан блестел внизу подобно золоченому зеркалу. Она бы уступила Майку лучшее место, но так как его не было, сама уселась с левой стороны, откуда открывался максимальный обзор и вид на море. Как только они минуют Нью-Хэмпшир, можно будет попрощаться с океаном.
Снежинка видела рыбачьи лодки, траулеры, поселки ловцов лобстеров, курортные городки, сотни крошечных, поросших сосняком островков Мэна. Она видела засыпанные снегом доки и причалы, а тени под водой могли оказаться рифами или даже китами. Майк бы сразу отличил, и Фред тоже — мысль о покинувших ее мальчиках заставила ее глубоко вздохнуть.
Как велик океан, думала Снежинка, глядя на простирающуюся внизу водную гладь. Та же самая Атлантика плещется за Ньюпортом, у берега, где погиб Фред. Море отняло у нее брата, как же она может так его любить? Она и сама не понимала. Майк подал ей замечательную идею стать океанографом. Если нет возможности жить у моря, то можно поступить в какой-нибудь университет и изучать его. Снежинка была готова объявить о своих планах, но не хотела расстраивать Сару.
Сара сидела глубоко задумавшись и обхватив плечи руками. Снежинка предполагала, что она правильно воспримет решение Майка остаться на острове и поймет его, но она ошиблась. Никогда не знаешь, что на уме у взрослых. Стоит только посмотреть на родителей Снежинки: ждешь от них нормального отношения, а они готовы взорваться.
Котенок мяукнул, и Снежинка нежно на него взглянула. Маленький Доктор Дарроу был такой очаровательный, такой крошечный, не больше кофейной чашки. У него был забавный круглый животик и маленький тонкий хвостик, а глаза большие и голубые, как у Майка и Сары. Он не ходил, а прыгал. Снежинка, улыбаясь, следила, как он прыгает по сиденью. Котенок обследовал иллюминатор, дверь выхода, ногу своей хозяйки. Устав, он плюхнулся на живот и положил мордочку на бедро девочки.
Снежинка нежно подхватила его на руки, прижала к шее. Тут он мог ощутить ее пульс. Котенок был такой теплый, такой милый… Прижавшись к ней, он замурлыкал. Прикрыв глаза, Снежинка слушала его урчание. Он свернулся в клубок, пытаясь устроиться у нее на груди, и тихонько щекотал ее. Она сидела не шевелясь.
Когда Снежинка снова открыла глаза, береговая линия осталась далеко позади. Она повернулась, чтобы в последний раз взглянуть на океан. Атлантика превратилась в далекую, поблескивающую золотом линию. Котенок мирно спал, не потревоженный ее движением.
Взрослые по-прежнему сидели молча. Снежинка заметила, как отец, потянувшись через кресло, взял руку Сары. Печаль охватила ее: ей так хотелось, чтобы Майк был рядом и сделал бы то же самое.
Теперь самолет летел над землей, и Снежинка сразу почувствовала, что задыхается. Грудь сдавило, каждый вдох давался ей с трудом, она порылась в кармане и вытащила ингалятор. Она ни разу не пользовалась им на Лосином острове. Мать наверняка сказала бы, что виной всему котенок и что его нужно выкинуть, потому что у нее аллергия на шерсть… Что с астмой не шутят, а уж коты ей просто противопоказаны… Но Снежинка знала, что приступ не имеет ничего общего с Доктором Дарроу и что вообще кошки тут ни при чем.
Просто море осталось позади. Стоило ей оказаться вдали от него, как на сердце наваливалась тяжесть, настроение портилось и она начинала задыхаться. Ей необходим соленый воздух, а для того, чтобы дышать любым другим, требуется прикладывать слишком много усилий. Нажав на головку ингалятора, она постаралась думать о чем-нибудь умиротворяющем.
Приближается Рождество. Она сошьет для Доктора Дарроу крохотный чулок и положит туда кошачьи лакомства и колокольчик. Пришло время снова поменять имя, и Рождество дает много возможностей: Звезда, Вифлеем, Сияние, и это только малая часть. Фред ведь так любил Рождество!
Они летели над горами. Прижав к себе котенка, Снежинка старалась дышать равномерно и обдумывала, какое имя выбрать. Новое имя давало ей ощущение связи с погибшим братом, и, возвращаясь в дом Джулиана и матери, она, как никогда, нуждалась в этом.
Они приземлились в Ливане для дозаправки. Все отправились в ангар умыться и выпить чашечку горячего кофе или шоколада. Сара, казалось, была словно в тумане. В голове шумело от сдерживаемых рыданий. Всякий раз, когда она думала о Майке, на глаза у нее наворачивались слезы — по-видимому, поднималась температура, потому что ее знобило, а боль в спине порой казалась нестерпимой.
Уилл принес ей кофе. Она взяла чашку, их руки соприкоснулись, и Сара улыбнулась. Ей не нравилось ее состояние: с той минуты, как они покинули Лосиный остров, она не смогла произнести ни слова. Почему решение Майка остаться так на нее подействовало? Отправляясь на остров, она, честно говоря, не рассчитывала уговорить его вернуться домой. Но, увидев сына, поняла, как тосковала по нему, как хотела, чтобы он вернулся в школу. Она смотрела на него и думала о том, как просто превратиться в островного жителя, наблюдающего за тем, как времена года сменяют друг друга, и с горечью замечающего, что еще один год миновал. У нее не было сил сопротивляться охватившему ее разочарованию, и свою слабость она приписывала гриппу.
— Извини, — сказала она.
— За что? — спросил Уилл.
Она покачала головой, пытаясь отхлебнуть кофе.
— За то, что я так расстроена.
— Я тебя не виню. Он не мой сын, но я чувствую то же, что и ты.
— Да? — спросила она.
— Да. Мне хотелось силком запихнуть его в самолет и увезти домой, нравится ему это или нет.
Сара улыбнулась. Она не могла пить кофе. Его запах вызывал у нее тошноту. Не желая обидеть Уилла, она продолжала держать чашку в руках, но чувствовала, что бледнеет, а на лбу у нее выступили бисеринки пота. Часом раньше она приняла тайленол, но и он не принес облегчения. Спина болела сильнее.
— Что с тобой? — спросил Уилл.
— Ничего, — отозвалась Сара.
Заставив себя улыбнуться, она взяла руки Уилла в свои. Они были такие сильные и надежные. Он обнял ее и крепко прижал к себе. Каким-то образом его объятие успокоило боль в спине. Пока он ее обнимал, боль отступила.
— Идем, — сказал он. — Чем скорее мы взлетим, тем скорее я доставлю тебя домой. Ты разрешишь мне зайти?
— Не нужно, — сказала Сара. — Ты и так провел со мной последние четыре дня. Тебя еще от меня не тошнит?
— Ни в малейшей степени, — сказал Уилл, продолжая обнимать ее.
Они стояли неподвижно, никто не хотел шевельнуться первым. Через несколько секунд кто-то подошел к Уиллу сказать, что самолет заправлен и готов к вылету. Если бы не это, они могли бы простоять так час и больше, улыбнулась про себя Сара, не думая ни о чем другом, кроме того, что все будет хорошо.
Они вылетели незадолго до полудня и неожиданно столкнулись с сильным встречным ветром. Уилл взглянул на карту погоды: ничего удивительного, большие массы воздуха, устремившиеся из Канады, принесли холод и сильный ветер. Они подходили к зоне турбулентности — Уилл не сомневался, что им предстоит непростой полет.
— Держитесь! — сказал он. — Будет трясти.
Сара кивнула и успокаивающе улыбнулась.
— Папа… — встревоженно произнесла Снежинка, словно хотела спросить, нельзя ли прекратить полет.
— Не волнуйтесь, — успокоил Уилл, — все будет хорошо. — Котенок испугался, — сообщила девочка.
— Прижми его к себе, — посоветовала Сара. — Он сразу успокоится.
Снежинка терпеть не могла воздушные ямы, она и на море не переносила сильной качки. Качающийся горизонт, ощущение уходящей из-под ног земли пугали ее. В таких случаях она хваталась за сиденье, цеплялась за мать. Фред, напротив, обожал ходить под парусом, не отрывая взгляда от волн и накренив лодку так, что она черпала воду бортом. А в полете воздушные ямы вызывали у него восторг. Сегодня он наверняка дразнил бы сестру и довел ее до такого состояния, что она забыла бы все свои страхи.
— Ах! — воскликнула Сара.
— Что случилось? — спросил Уилл.
— Ничего, — сказала она.
Но когда он на нее взглянул, то увидел, что ее лицо стало белее мела. Она зашлась от боли, не от страха.
— Сара! — встревоженно окликнул Уилл.
— Спина болит, — спокойно сказала она. — Вот и все.
— Потянула спину? — спросил он. — Может, ты подняла что-нибудь тяжелое? Ты не поднимала сумки?
— Не знаю, — ответила она, — не помню.
Сейчас он все равно не мог ничем ей помочь. Она скрипнула зубами, и он понял, как ей плохо. Как только они покинули Мэн, Сара не могла скрыть своей подавленности, но он приписывал это желанию Майка остаться. Тетя Бесс что-то говорила о температуре, но тогда он пропустил это мимо ушей. Он покосился на Сару, ее лицо побледнело и казалось почти серым.
И все-таки возможно, это из-за отказа Майка? Уилл знал, как невыносимо горе, знал и то, как оно порой разрушительно. До смерти Фреда он никогда над этим не задумывался. Но гибель сына у него на глазах состарила его за одну ночь лет на двадцать. Из веселой девчонки Сьюзен превратилась в испуганного, суеверного ребенка, ее мучили ночные кошмары и приступы астмы. Горе изменило и Элис. Любящая жена и мать стала раздраженной и недовольной всем женщиной. Она с головой бросилась в водоворот жизни, ища забвения. Еще бы, ее муж был совершенно подавлен случившимся, а дочь замкнулась в себе. Горе вдребезги разбило семью Уилла.
Взглянув на Сару, он попытался до нее дотянуться. Она вздрогнула от его прикосновения. Ее руки были напряжены до предела, на шее выступили жилы, словно какая-то невероятная сила вдавила ее в кресло. Уиллу хотелось верить, что причина ее состояния в отказе Майка, но он подозревал, что тут кроется нечто иное.
В его силах было только поскорее доставить ее домой.
Сара никогда не испытывала такой боли. Она зажмурилась, пытаясь вспомнить упражнения, которым ее учили и которые помогали переносить подобные приступы. При родах ее учили дышать определенным образом, чтобы быть уверенной, что воздуха ей хватит, и не бояться, когда перехватывает горло. Она научилась сосредоточиваться на чем-то постороннем, на каком-нибудь слове, или молитве, или морском пейзаже.
На сеансах химиотерапии она не испытывала боли, но тошнота была нестерпимой, и временами ей хотелось все прекратить и просто умереть. Мег Фергюсон работала с ней, обучая медитации. Они изучали приемы дзен-буддизма, сидели в позе лотоса, задерживали дыхание и пели мантры, очень красивые и отвлеченные. Сара выбрала тогда мантру «Эли-лу» и сейчас пыталась ее воспроизвести.