После пары гудков раздается знакомый бас:
– Да, Женя, слушаю.
– Иваныч, что у вас происходит?
– О, ты уже прознал?
– Как не прознать-то?! Я недалеко от причала, вижу с десяток амбулаторий у трапа.
– Да-а, есть такое дело. Пищевое отравление. Утром начали поступать жалобы от членов команды и от тех туристов, что не сошли на берег.
– Ни хрена себе… А что наш док?
– Он пытался решить проблему сам, но, когда она приняла массовый характер, побежал к Горскому. А тот, не раздумывая, обратился к портовому руководству. Ну и началось!..
– Понятно. У нашей общей знакомой тоже проблемы с желудком.
– Вот как? Давай тащи ее сюда – здесь человек сорок в зеленых пижамах по палубам шныряют.
– Хорошо, – подхватываю спутницу и веду ее к терминалу. – А ты сам-то как?
– Нормально. Мой желудок железо переваривает. Жду…
Подходим к терминалу. Один из пограничников уже таращится на нас и готовится проверять документы. Внезапно Хелена дергает меня за руку:
– Евгений!.. Евгений, остановись!
Натягиваю глупую улыбочку для погранца и нависаю над хрупким телом.
– Посмотри вон туда, – кивает она в сторону парадного трапа.
Смотрю. Но, кроме скопления медицинских машин, мечущихся врачей и нескольких членов команды, ничего не вижу.
– Левее, – подсказывает девушка.
Левее особняком от других стоит белый автомобиль с желтой полосой на боках, синими маячками и парой мегафонов на крыше. Обычная мобильная амбулатория, каких тут скопилось больше десятка.
– Ну и что?! – теряю терпение.
– Людей рядом видишь?
– Да.
– Тот – широкоплечий, с короткой стрижкой – мой отец.
Отлично! Только папаши здесь не хватало! Он же вроде целый генерал-лейтенант…
– Темноволосый?
– Да.
– Тот, что прячет за спиной бинокль? – рассматриваю неожиданно объявившегося родственника.
– Он самый.
– Тебя, стало быть, разыскивает?
– Меня и… еще одного человека.
– Кого именно?
– Неважно. Пойдем.
Ее откровение по поводу отца и нежелание попадаться на его глаза озадачивают. С чего бы вдруг? Родитель, конечно же, обеспокоен ее исчезновением и вполне мог бы пособить отделаться от меня, освободиться из плена.
Впрочем, я слишком мало знаю для умозаключений. Зато теперь очевиден тот факт, что утром за нами действительно была погоня. Значит, не зря удирали и прыгали в колючие кусты.
Мы делаем вид, будто забыли в городе нечто важное, и включаем заднюю передачу. Девчонка скрючилась, идет медленно и тихо постанывает.
Нырнув в неширокую улочку, натыкаюсь на аптеку. Вновь тащу из кармана телефон и набираю номер старшего механика.
– Иваныч, тут проблемка нарисовалась – не можем мы пока попасть на судно.
– А чего так? – обескураженно переспрашивает он. – Помощь требуется?
– Нет, лучше не дергайся. Ты вот что… Разузнай там у нашего дока, чем лечить эту гадость, и перезвони. Договорились?
Ответ стармеха не слышу. Повернувшись в ту сторону, где только что стояла Хелена, обнаруживаю пустоту.
– Вот зараза! – Моя голова вертится как на шарнирах. – Только этого мне сейчас не хватало!..
Нахожу ее в толпе народа, шагах в тридцати, – симулянтка удирает довольно бодрым шагом, напрочь позабыв об острой боли в желудке. Что ж, давай поиграем в догонялки.
Увидев меня, она рвет в противоположную от порта сторону, не обращая внимания на толпы народа. Я тоже вынужден перейти с быстрого шага на бег – куда деваться?
Преследование длится минуту, вторую, третью…
Мы лавируем меж группами туристов и припаркованными машинами, между вазонами с цветами и уличными кафе, между фонарными столбами и какими-то раскрашенными скульптурами на высоких постаментах. Дистанция почти не сокращается – Хелена мельче и проворнее, а с моими габаритами продвигаться сквозь людское скопище трудновато. Стараюсь быть аккуратным и не привлекать внимания, но иногда не получается, и зазевавшийся гуляка с возгласом возмущения отлетает прочь.
Выскакиваем на простор относительно широкой улицы с интенсивным движением транспорта. Куда теперь понесет эту чертову куклу?
Впереди, у тротуара, замерла вереница желтых таксомоторов – не меньше трех десятков машин ожидают желающих покататься по городу. Не сюда ли спешит девчонка?
Включаю пятую скорость и перестаю замечать препятствия: если опоздаю на пару секунд – Хелена улизнет, и тогда… Тогда меня живьем сожрет тот молодой генерал ФСБ, что инструктировал перед командировкой вместо Сергея Сергеевича Горчакова, так некстати угодившего в больницу.
Девушка подбегает к ближайшему такси, распахивает дверцу. Просчитываю ситуацию и досадливо морщусь: не успеть. Сейчас она плюхнется на сиденье, водитель включит скорость, даст газу и вырулит в крайний ряд.
Мозг лихорадочно ищет выход из тупика. Что делать? Самое верное – прыгнуть в другую тачку и объяснить таксисту на пальцах: езжай за той машиной.
Наверное, я так и поступил бы, если бы Хелена вдруг не упала на колени. В первое мгновение мне показалось, будто она решила перед поездкой помолиться богу. Нет. Она всего лишь схватилась руками за живот и согнулась пополам.
«Ого! Значит, не симулирует!..» – отмечаю про себя, настигая беглую пленницу.
Цепляю ее за руку, оглядываюсь по сторонам. И натыкаюсь взглядом на двух полицейских, подозрительно наблюдающих за странной сценой у стоянки такси.
Глава 4
Российская Федерация; Московская область
Несколько дней назад
Пожалев о том, что за рулем сидит не Аркадий, Сергей Сергеевич выхватил из кармана старенький наградной «ПСМ» и, не дожидаясь, когда последует удар, трижды выстрелил в тонированные стекла передней дверцы «Вольво». Стрелял он неплохо. Если бы визуально видел водителя – точно не промахнулся бы. А так пришлось посылать пули наугад.
«Попал!» – мелькнуло в голове, и в тот же миг автомобиль преследователей буквально впечатался в левый борт.
Что произошло потом, генерал толком не разобрал. Сзади по-прежнему напирал внедорожник, и «Мерседес» понесло юзом; он сошел с дороги, пролетел несколько метров и со всей дури грохнул об основание толстого соснового ствола.
Затылок тотчас окатило тупой болью, а сознание поглотил холодный мрак…
Очнувшись, Горчаков сразу понял главное: жив.
Бледно-зеленая краска стен с панелью кнопок и ночным светильником, ослепительно белый потолок, окно за вертикальными жалюзи. И заповедная тишина, какая бывает только в серьезных лечебных заведениях закрытого типа.
Память осталась при нем, голова хоть и побаливает, но соображает. Пальцы рук и ног шевелятся. Правая рука послушно приподнялась, а левая… Левая тоже приподнялась, но оказалась под толстым слоем гипса. Ноги вроде целы и даже сгибаются в коленках.
Сергей Сергеевич медленно подносит здоровую руку к шее, к лицу… Лицо в порядке, не считая нескольких полосок пластыря, а вот голова основательно замотана бинтами. Видать, хорошо приложился обо что-то, когда «Мерседес» стукнуло о дерево.
Стоп! А как же встреча с руководителем Департамента, на которую он ехал по злосчастному Куркинскому шоссе?! Ведь его нужно срочно проинформировать о случившемся! И о том, что Горчаков не успеет к назначенному времени…
Впрочем, назначенное время, скорее всего, давно прошло.
– Который час? – шепчут бледные губы старика. – И какое сегодня число?..
Он тянется ладонью к панели, нащупывает и жмет кнопку вызова дежурной медсестры. Та появляется ровно через минуту в сопровождении неулыбчивого сорокалетнего врача и давнего коллеги по работе – генерала Рябинина.
* * *
Рябинин топчется позади доктора и, улыбаясь, ждет своей очереди. Здесь главным является врач, его слово – закон.
Неулыбчивый мужчина в очках и со свернутой в трубочку историей болезни присаживается рядом на стул, застегивает на запястье больного манжету с датчиками и расспрашивает о самочувствии. Получив порцию устной и электронной информации, прощается.
– У вас, – обращается он к посетителю, – ровно десять минут.
– Так мало?! – протестует тот.
– Больше разрешить не могу. Приходите денька через два-три, когда состояние нашего пациента будет стабильно нормальным.
– Кто? – коротко спросил Горчаков.
Рябинин дожидается, когда закроется дверь за медперсоналом. И негромко говорит:
– Пока, Сережа, информации крайне мало. Ты подстрелил водителя «Вольво», сообщники из другой машины добили его и человека, сидевшего справа. Затем все хорошо подчистили: при трупах не обнаружено ни документов, ни вещей, ни оружия. Так что приходится работать с нуля. По почерку могу сказать одно: нападение тщательно спланировано и профессионально исполнено.
– Утешил… Сколько я здесь валяюсь?
– Трое суток. Вчера к тебе несколько раз возвращалось сознание.
– Ничего не помню. Только темнота и светло-серые пятна. Значит, меня столкнули с дороги три дня назад?
– Да, Сергей. В безлюдном местечке – в лесу, на Куркинском шоссе.
– Как на это происшествие отреагировало руководство?
– Обычно. Сформировало следственную группу. Постоянно интересуется твоим состоянием, проявляет заботу. Как видишь – в элитную клинику тебя устроили, кругом чистота, порядок, куча охранников…
– А кто занимается подготовкой к операции «Эхолот»?
Приятель кашляет в кулак и оглядывается на дверь, словно спрашивая разрешение у доктора на озвучку плохой новости.
– Борщевский занимается.
– Что?! – приподнимается на локтях Сергей Сергеевич.
– Нет-нет, ты лежи, пожалуйста! Тебе нельзя волноваться – меня док предупредил.
– Ладно. Рассказывай, что происходит?
– Что… Вчера указом Президента Борщевского произвели в генерал-майоры. А руководитель Департамента доверил ему временно исполнять твои обязанности.
– Понятно, – недовольно бурчит Горчаков. – Черенкова давно видел?
– Черенков исчез.
– Как исчез? Да что у вас творится?!
– Тихо! – шипит Рябинин. – Прошу тебя – не шуми. Никто толком ничего не знает. Борщевский исключил его из основной группы подготовки к операции «Эхолот», назначив старшим Георгия Устюжанина. А сам Черенков вчера вечером пропал…
– Пропал… – ворчит Горчаков. – Вискарь небось в кабаке хлещет. Готовился к «Эхолоту» – терпел, воздерживался; отстранили – решил наверстать. Слушай, а ты не мог бы оставить мне свой сотовый телефон?
– Прости, Сергей, не могу, – твердо отвечает старый друг. – Я отлично знаю, что ты начнешь нервничать, волноваться, названивать шефу, беспокоиться об оставленных делах. Это в твоем положении недопустимо. Прости…
– Ну так сделай сам что-нибудь!
– Что мы можем сделать, Сережа? Ты же отлично знаешь: Борщевский – протеже какой-то большой партийной шишки, и пока мы не выясним, чей именно, пока не найдем еще бо€льшую шишку, способную вычистить Департамент от этой мрази, – вопрос не решится. Необходим хороший пинок сверху…
Горчаков обессиленно откидывается на подушку и устало прикрывает глаза. При каждом сокращении сердца в голове отдавало болью так, словно на его затылке кто-то чеканил монеты…
* * *
После ухода приятеля Сергей Сергеевич около получаса приходит в себя от нежданных новостей – лежит расслабленно, неподвижно, стараясь ни о чем не думать. Это давний и проверенный метод избавлений от сильных головных болей.
Но вскоре одиночество, давящая тишина и безысходность делают свое черное дело: Горчакова обволакивает невыносимая хандра. На злободневные рабочие вопросы о наглом поведении Борщевского, об исчезновении Черенкова, об операции «Эхолот» – он с трудом, но находит логичные ответы. А хандра не уходит…
«Что со мной? – удивляется старик. И, горько усмехнувшись, отвечает: – Все просто – ты же все прекрасно понимаешь. На самом деле старый человек тоскует не по политическому устройству своей страны, не по старому порядку или низким ценам на сыр. Он тоскует об утраченной молодости и по милому заблуждению о бесконечности жизненного пути, уходящего куда-то далеко-далеко за горизонт…»
Когда боль окончательно покидает, он несколько минут осматривает палату – осторожно поворачивает голову, изучая потолок, стены, плоскую панель телевизора, окно, дверь…
Стандартных камер наблюдения не видно, но он знает, насколько искусны его коллеги в размещении крохотных объективов скрытой видеоаппаратуры. Впрочем, камер здесь может и не быть, а вот парочка микрофонов точно имеется. И любое слово или разговор, произошедший в этой палате, фиксируется, а распечатка ежевечерне ложится на стол…
Стоп!
Кому она ложится на стол? Руководителю Департамента? Вряд ли. На кой черт Горчаков ему сдался! Они работают бок о бок много лет и отлично знают друг друга.
Кому-то из других заместителей? Тоже нет – никому из них Горчаков дорогу не переходил, на повышение в должности не метит, в чужую вотчину не лезет.
Мерзкому выскочке – новоиспеченному генералу Борщевскому? А вот это не исключено. Борис Маркович не глуп, дальновиден и относительно молод. Первое генеральское звание получил, так почему бы заранее не побеспокоиться о следующем? Возможно, негодяй Борщевский для того и появился в Департаменте, чтобы занять его место.
Впрочем, не исключен и совершенно безобидный вариант – прослушка палат местной службой безопасности. Рябинин ведь оговорился: «Кругом чистота, порядок, куча охранников…»
От нахлынувших мыслей в висках опять застучало.
«Не стоит так нервничать, – подумал Горчаков, – нужно успокоиться и попытаться встать. А поднявшись, я убью трех зайцев. Во-первых, оценю свое физическое состояние. Во-вторых, проверю, ведет ли местная охрана видеонаблюдение за моей палатой. И, в-третьих, осмотрюсь на предмет побега…»
Неторопливо, с величайшей осторожностью он приподнялся на локте здоровой руки, свесил ноги и сел, прислушиваясь к своему организму. Однако вместо жалоб последнего услышал быстрые шаги по коридору. Дверь резко открылась, в палату вошел все тот же неулыбчивый сорокалетний врач в сопровождении крупного молодого человека в форме охранника.
«М-да, кажется, я попал, – подумалось генералу. – Дабы выбраться отсюда живым, придется хорошенько поработать головой…»
Глава 5
Средиземное море
13–14 августа
– Какого черта ты взялась бегать по городу?
– Прости. Я испугалась, увидев отца.
– Твой отец страшнее полицейских?
– Да. В некоторых жизненных аспектах он – настоящее чудовище.
– Ладно, проехали…
Отчасти я понимаю девчонку: не сложилось у нее с папашей, бывает. Да вот беда – после гонок по улочкам нас преследуют два настырных полицейских. Тупо идут сзади на дистанции тридцати шагов, буравят подозрительными взглядами и, наверное, ждут следующей экстравагантной выходки. В принципе мы с Хеленой выглядим нормально – как обычные туристы или даже местные жители, за исключением двух моментов: иногда девушке страстно хочется от меня побегать, а в перерывах между забегами она держится за живот и периодически требует тормознуть для передышки.
– Ну, чего вылупились? – оглядываюсь я на греческих стражей. – Идите своей дорогой!..
Те молча обходят нас по замысловатой траектории. Посидев несколько минут на лавочке, мы идем дальше…
Выяснив у судового врача некоторые подробности, Иваныч перезванивает мне ровно через тридцать минут.
– Слухай сюда, – гремит в трубке его бас. – Наш док тут устроил цельное следствие и установил причину отравления.
– Ну? – поторапливаю размеренную речь старшего механика.
– В цистерне с пресной питьевой водой обнаружена какая-то бяка, вызывающая слабость, тошноту и все остальное. Не так чтобы опасная для жизни, но… Короче, в Сплите нам такую водичку плеснули. Ясно?
– Ага. Или сами развели заразу, – ухмыляюсь, припоминая жуткую слизь на перекладинах металлической лестницы танка с технической водой.
– Мы-то с тобой ее не успели испробовать – то алкоголь потребляли, то апельсиновый сок пили…