Он фыркнул, то ли насмешливо, то ли с отвращением.
— Да, я и правда хорошо тебя знаю, Сасснек; ты не в состоянии хранить секреты от тех, кто хоть немного в тебе разбирается. Даже малыш Ян читает твои мысли, как книгу с крупным шрифтом. — И он небрежно взмахнул рукой, как бы оценивая мою способность врать и таиться. — Ну, не беспокойся. Пусть сама мне все расскажет, когда захочет. Я вполне могу подождать. — Он провел искалеченной рукой по килту, и по моей спине тут же пробежал легкий холодок.
— Твои руки, — повторила я.
Джейми глубоко вздохнул и вытянул руки перед собой, ладонями вниз. Потом слегка согнул их в локтях.
— Сасснек, ты помнишь то время, когда мы только что встретились? Дугал тогда достал меня окончательно, и мне бы следовало отколотить его, но я не мог этого сделать. И ты сказала: «Ударь по чему-нибудь покрепче, полегчает». — Джейми криво улыбнулся мне. — Ну, я и врезал по дереву. Конечно, мне было больно, но ты оказалась права, мне в самом деле стало легче. По крайней мере, на время.
— Ох… — Я перевела дыхание, сообразив, что он не намерен продолжать обсуждение темы имени насильника. Что ж, можно и подождать; я, честно говоря, сомневалась, что он действительно понимает, насколько его дочь упряма… а упрямства в ней было ровно столько же, сколько в ее отце.
— Но она… она рассказала тебе, что именно случилось? — Я не видела лица Джейми, но неуверенность, прозвучавшая в его голосе, была слишком многозначительной. — Я имею в виду… — Он с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Он причинил ей боль?
— Нет… в физическом смысле — нет.
Я тоже замялась, представляя, что вот сейчас достану из кармана свое золотое кольцо… но, конечно, не стала этого делать. Вообще-то Брианна не просила меня скрывать от Джейми что-либо, кроме имени Боннета, но я и сама не стала бы докладывать Джейми обо всех тех подробностях, которые услышала от нее… ну, если бы он сам не спросил. Однако я была уверена, что об этом он спрашивать не станет; он наверняка вообще не желал знать никаких деталей.
Он и в самом деле не спросил; он просто пробормотал что-то себе под нос по-гэльски и пошел дальше, склонив голову.
Но, поскольку молчание уже было нарушено, я почувствовала, что больше терпеть не в силах. Уж лучше взрыв, чем удушье. Я спросила:
— И что ты думаешь?
— Я просто пытаюсь представить… ну, насколько это ужасно… подвергнуться насилию… ну, даже если… даже если без особой жестокости. — Плечи Джейми как-то странно обвисли, как будто куртка на нем была неимоверно тяжелой.
Я отлично понимала, что творится сейчас в его уме. Вентвортская тюрьма, и паутина бледных шрамов на его спине, и пугающая цепкая сеть воспоминаний…
— Полагаю, ничего хорошего в этом нет, — сказала я. — Хотя, наверное, ты прав. Такое пережить легче, если нет воспоминаний о физической боли. Но тем не менее одно физическое воспоминание имеется, — сочла нужным добавить я. — И чертовски заметное воспоминание, если уж на то пошло!
Рука Джейми сама собой прижалась к его боку, пальцы сжались в кулак.
— Да уж, — пробормотал он. И посмотрел на меня как-то неуверенно, и свет полумесяца, упавший на его лицо, подчеркнул высокие скулы. — Но раз уж… раз уж он не стал… Ну, если бы он посмел — его следовало бы просто убить, — неожиданно закончил он.
— Ну, тут имеется еще одна маленькая деталь, в том смысле, что нельзя «поправиться» от беременности, — с некоторой язвительностью произнесла я. — Если бы он просто переломал ей кости или пролил ее кровь, она бы выздоровела. Но теперь вряд ли ей когда-либо удастся забыть его, видишь ли.
— Я вижу!
Я слегка вздрогнула, и он это заметил. И поспешил небрежно взмахнуть руками, как бы извиняясь.
— Я не хотел кричать.
Я кивнула в ответ, принимая объяснение, и мы пошли дальше, рядом, но не касаясь друг друга.
— Это… — начал вдруг Джейми, но тут же умолк, бросив на меня косой взгляд. И скривился, словно рассердившись сам на себя. — Я знаю, — продолжил он более спокойно. — Ты уж прости меня, Сасснек, но, черт побери, мне известно о таких вещах куда больше, чем тебе.
— Я и не пытаюсь с тобой спорить. Но тебе не приходилось рожать ребенка; ты не знаешь, на что это похоже. Это…
— Ты именно споришь со мной, Сасснек. Не надо. — Он сжал мою руку, очень крепко, и тут же отпустил. В его голосе прозвучал легкий оттенок юмора, но в целом Джейми оставался чрезвычайно серьезным. — Я просто пытаюсь объяснить тебе, что именно я знаю. — Он остановился ненадолго, собираясь с мыслями. — Мне довольно долго удавалось не думать о Джеке Рэндалле, — сказал он наконец. — Я и сейчас не хочу о нем думать. Но все это осталось… — Он передернул плечами и крепко потер ладонью щеку. — Есть тело, и есть душа Сасснек, — медленно продолжил Джейми, тщательно выбирая слова, чтобы донести до меня свою мысль. — Ты врач; ты отлично знаешь одно из этих двух. Но второе куда важнее.
Я открыла было рот, чтобы сказать, что я знаю это ничуть не хуже, чем он, если не лучше… но тут же закрыла, не произнеся ни звука. Он этого даже не заметил; он вообще ничего не видел — ни темного кукурузного поля, ни клена, листву которого посеребрило лунным светом. Перед его внутренним взором была сейчас маленькая комнатка с толстыми каменными стенами, в которой только и было, что стол, табурет и лампа. И кровать.
— Рэндалл… — задумчиво, отстраненно произнес Джейми. — Большую часть из того, что он со мной сделал, я мог выдержать… — Он вытянул перед собой правую руку; повязка на пострадавшем сегодня пальце светилась в темноте белым пятнышком. — Я мог бояться, мог страдать… я мог даже намереваться убить его за то, что он сделал. Но я мог жить после этого, и на моей коже не осталось его следов, я не чувствовал себя грязным… но ведь ему недостаточно было моего тела. Он хотел заполучить мою душу… и он ее получил. — Белое пятнышко повязки исчезло — Джейми сжал пальцы в кулак. — А, ладно… ты и сама все это знаешь. — Он вдруг резко повернулся и быстро зашагал дальше. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы догнать его. А он уже продолжал: — Я, собственно, что хочу сказать… ну, если этот мужчина для нее совершенно посторонний, если он просто овладел ею ради минутного удовольствия… Ему ведь в таком случае нужно было только ее тело… потому я и думаю, что она с этим справится. — Он в очередной раз глубоко вздохнул, шумно выдохнул; я увидела легкое облачко тумана, на мгновение окружившее его голову, как будто его гнев принял осязаемые формы… — Но вот если они были знакомы… если он знал ее настолько близко, что хотел именно ее, а не просто некую женщину… тогда, возможно, он сумел затронуть и ее душу, и это уже серьезная беда, настоящий вред…
— Но ты же не думаешь, что он в самом деле причинил ей такой вред? — Мой голос прозвучал резко вопреки моему желанию. — Знал он ее или нет…
— Это разные вещи, говорю же тебе!
— Нет, не разные. Я знаю, что ты подразумеваешь…
— Ты не знаешь!
— Знаю! Но почему…
— Потому что я получаю не только твое тело, когда овладеваю тобой, — сказал он. — И тебе это отлично известно, Сасснек!
Он повернулся ко мне и поцеловал с такой страстью, что я была совершенно ошеломлена. Он прижался зубами к моим губам, потом проник глубоко в мой рот, требовательно, настойчиво, почти безумно…
Я понимала, чего он хочет от меня; я и сама точно так же отчаянно стремилась к нему — ради успокоения. Но ни один из нас не мог утешить другого этой ужасной ночью.
Пальцы Джейми впились в мои плечи, потом скользнули к шее. Я задохнулась, наслаждаясь его прикосновением, — но он вдруг остановился.
— Не могу, — выдохнул он. Он еще раз сжал мои плечи, скользнул пальцами по спине — и отпустил меня. Его дыхание стало поверхностным, прерывистым. — Не могу.
Он отступил на шаг назад и отвернулся от меня и ухватился за невысокую изгородь, окружавшую посадки, словно слепой. Он вцепился в деревяшку обеими руками и замер, крепко зажмурив глаза.
Я дрожала всем телом, ноги у меня были словно ватные. Я обхватила себя руками под плащом и села на землю у его ног. И ждала с громко бьющимся сердцем, просто ждала. Ночной ветер шумел в деревьях на гребне горы, бормотал что-то в еловых зарослях. Где-то вдали, за высокими темными вершинами, завыла пума — жалобно, как страдающая женщина…
— Это не потому, что я не хочу тебя, — сказал наконец Джейми, и до меня донесся едва слышный шорох его куртки, когда он повернулся ко мне. Он на несколько мгновений замер, склонив голову, и его роскошные волосы сверкнули в лунном свете. Лицо Джейми было в тени, поскольку луна светила ему в спину. А потом он наклонился и взял мою руку своей искалеченной рукой, помогая мне подняться. — Я, наверное, желаю тебя так, как никогда в жизни не желал, — тихо и нежно продолжил Джейми. — И видит бог, я нуждаюсь в тебе, Клэр. Но мне сейчас противно даже думать о себе как о мужчине. Я не в силах прикоснуться к тебе, думая при этом, что он… я не могу.
Я дотронулась до его плеча.
— Я понимаю, — сказала я, и это было чистой правдой. Я радовалась тому, что он не стал расспрашивать о подробностях; мне очень не хотелось, чтобы он о них узнал. И каково бы это было сейчас — заниматься с Джейми любовью, видя в то же время перед собой некий акт, совершенно идентичный по движениям, но абсолютно отличный по сути? — Я понимаю, Джейми, — повторила я.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Да, я вижу… Вот это я и имел в виду. — Он притянул меня немного ближе к себе. — Ты можешь разорвать меня на мелкие кусочки, Клэр, даже не прикасаясь ко мне, — прошептал он, — потому что ты знаешь меня. — Его пальцы погладили мою щеку. Они были холодными, негибкими. — А я могу сделать то же самое с тобой.
— Верно, можешь, — признала я, чувствуя слабость во всем теле. — Но я надеюсь, тебе этого не захочется.
Он слегка улыбнулся в ответ на эти слова, наклонился и очень нежно поцеловал меня. Мы стояли рядом, касаясь друг друга только губами, дыша одним дыханием…
Да, молча говорили мы друг другу, да, я все еще здесь, рядом с тобой. Это не было кардинальной спасательной операцией, но по крайней мере это было что-то вроде тоненькой живой нити, перекинутой через пропасть, лежавшую между нами. Я знала, что таилось в уме Джейми, я понимала, что он имел в виду, говоря о разнице между вредом, причиненным телу, и вредом, нанесенным душе; но вот чего я не могла объяснить ему, так это о той связи, которая рождается между женщиной и тем существом, что растет в ее утробе. Наконец я отступила назад и посмотрела на Джейми.
— Бри очень сильный человек, — сказала я. — Она такая же сильная, как ты.
— Как я? — Джейми фыркнул. — Ну, тогда помоги ей Господь.
Он вздохнул, повернулся и медленно пошел вдоль изгороди. Я потащилась следом за ним, стараясь держаться рядом.
— Этот мужчина, этот Роджер, о котором она все говорит… Он выдержит такое? — внезапно спросил Джейми.
Я растерялась и судорожно вздохнула, не зная, что ответить на этот вопрос. Я была знакома с Роджером всего несколько месяцев. Он мне нравился; можно даже сказать, что я была просто влюблена в него. И судя по тому, что я о нем знала, он был человеком безусловно достойным, честным и порядочным… но разве я могла бы предугадать, что он подумает, почувствует или сделает, узнав, что Брианну изнасиловали? И даже хуже того, что она носит под сердцем ребенка насильника?
Даже лучшие из мужчин могли бы не справиться с подобной ситуацией; за те годы, что я работала врачом в своем времени, я повидала много случаев, когда с виду весьма устойчивые браки рушились в одно мгновение под напором обстоятельств, куда более невинных, чем изнасилование… и я невольно прижала ладонь к карману, чтобы ощутить маленькое золотое кольцо, спрятанное в нем. «От Ф. — К., с любовью. Навеки». Навеки?
— А ты бы такое выдержал? — спросила я наконец. — Если бы это случилось со мной?
Он уставился на меня и открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, — но тут же закрыл его снова и внимательно всмотрелся в мое лицо, нахмурившись от какой-то тревожной мысли.
— Я хотел было сказать: «Ну, конечно», — заговорил он наконец, медленно, с расстановкой. — Но я когда-то обещал тебе всегда быть честным с тобой, ведь так?
— Обещал, — кивнула я, чувствуя, как мое сердце вздрогнуло под грузом вины. Как я могу требовать от него честности, если сама не в состоянии ответить тем же? Правда, я не давала такой клятвы…
Джейми легонько стукнул кулаком по изгороди.
— Ч-черт! Да, черт побери… да, я бы выдержал. Я бы справился с этим, и ты была бы моей, даже если бы я не смог признать ребенка. Если бы ты… Да. Я бы выдержал, — твердо повторил он. — Я бы принял тебя, и ребенка тоже, и послал бы к черту весь мир!
— И никогда не задумался бы об этом после? — спросила я. — Ты ложился бы со мной в постель, и в твоих мыслях никогда бы не возникала картина… Ты бы никогда не пытался представить себе настоящего отца, глядя на ребенка? Никогда бы не ревновал меня к нему, не делал бы различия между ним и своими собственными детьми?
Он хотел ответить, но промолчал. И в следующую секунду я увидела, как изменилось выражение его лица, — Джейми был потрясен, до него внезапно дошел подлинный смысл моих слов…
— О, Господи… — выдохнул он. — Фрэнк. Не я. Ты говоришь о Фрэнке.
Я кивнула, и Джейми схватил меня за плечи.
— Что он сделал с тобой? — резко спросил он. — Что? Скажи мне, Сасснек!
— Он просто терпел меня, — ответила я, и даже мне самой мой голос показался каким-то придушенным. — Я пыталась заставить его уйти, но он не желал. А когда малышка… когда Брианна появилась на свет… он полюбил ее, Джейми. Он и сам этого не понимал, он не думал, что способен на это… и я не думала… он ее действительно любил. Извини… — закончила я.
Джейми вздохнул и отпустил мои плечи.
— Незачем за это извиняться, Сасснек, — хмуро произнес он. — И не надо этого делать. Никогда, — Он потер ладонью лицо, и до меня донесся шорох отросшей к ночи щетины. — А как насчет тебя, Сасснек? — сказал он. — Как это ты сказала… ну, он ведь приходил в твою постель. Думал ли он… — Джейми внезапно умолк, оставив вопрос висеть в воздухе между нами, незаконченный, но тем не менее заданный.
— Возможно, дело было во мне… я хочу сказать, это я была виновата, — сказала я наконец, нарушив молчание. — Видишь ли, я не могла забыть. Если бы я сумела, все могло измениться.
Мне бы следовало остановиться на этом, но я уже не могла; слова, которые я удерживала в себе весь вечер, вырвались наружу неудержимым потоком. — Все могло быть куда легче… лучше… для него, если бы это было именно изнасилование. Ты ведь знаешь, ему именно так и сказали… врачи; что меня изнасиловали, обесчестили, что у меня были галлюцинации. И все в это поверили, но я продолжала ему твердить, что ничего подобного не случалось, я настаивала на том, чтобы рассказать ему правду. И позже, со временем… он поверил мне, по крайней мере наполовину. И в этом-то и состояла сложность; то есть не в том было дело, что у меня был ребенок от другого мужчины… а в том, что я любила тебя. А я уже не могла лгать. Просто не хотела, — добавила я упавшим голосом. — Фрэнк оказался куда лучше, чем я. Он смог отодвинуть все это в сторону, по крайней мере ради Брианны. Но что касается меня… — слова застряли у меня в горле, я замолчала.
Джейми чуть наклонился и долго-долго всматривался в меня, и на его лице не было вообще никакого выражения, а глаза спрятались в глубине глазниц, в тени.
— Так значит, ты двадцать лет прожила с человеком, который так и не смог тебе простить то, в чем ты совсем не была виновата? — сказал он. — Ведь это сделал с тобой я… Ох, прости меня, Сасснек!
Из его груди вырвался короткий вздох, слишком похожий на рыдание.
— Ты сказал, что мог бы разорвать меня в клочки, даже не прикоснувшись ко мне, — напомнила ему я. — Так вот, ты был чертовски прав, чтоб тебе!
— Прости меня, — прошептал он снова, но на этот раз потянулся ко мне и обнял.
— За что простить? За то, что я люблю тебя? Ну, вряд ли за это стоит извиняться, — ворчливо произнесла я, уткнувшись лицом в его грудь. — Не стоит. Никогда.
Он промолчал, лишь наклонил голову ниже и прижался щекой к моим волосам. Вокруг было тихо, очень тихо; и в этой тишине я слышала громкие удары его сердца, и они звучали куда более отчетливо, чем далекий шелест листвы на гребне над нами. Кожа у меня была ужасно холодной; слезы, скатываясь вниз, мгновенно остывали, едва не превращаясь в ледышки.