Они снова выбрали не меня… Решили взять другого ребёнка… Почему? Воспитатели говорят, что я очень смышлёный для своих лет и очень симпатичный мальчик ко всему прочему. Но если меня никто не берёт, значит со мной что-то не так. Я смотрю на содранные коленки, испачканные в пыли и соке травы ладони… Но ведь и другие дети такие! Они тоже лазают по деревьям и падают, значит, дело не в этом. Я обиженно заплакал, ежесекундно стирая никак не желающие стихать слёзы, злясь на себя за неспособность понять причин.
Она появилась неожиданно. Я просто открыл глаза и увидел её сидящей на корточках передо мной. Красивая, она казалась мне лесной богиней. Загорелая кожа и тёмные, полностью закрывающие спину волосы.
— Я вот свернула с дороги и заблудилась, но не плачу. А с тобой что? – у неё теплый взгляд.
— Ничего, — я быстро стираю слёзы и сажусь ровно, выпрямив спину.
— Хочешь, я покажу птицу, которую только что нарисовала? — предлагает она и протягивает альбом.
Там лежит много разных рисунков: людей, зданий, животных, пейзажей, мифических существ и каких-то непонятных фигур. На последнем красуется дятел.
— Если захочешь, я научу тебя рисовать. Но сначала проводи меня к детскому приюту. Ты ведь оттуда?
Я киваю, подтверждая.
— Хорошо, — улыбается она. — Меня зовут Лина.
— Лёша, — представляюсь и, спохватившись, добавляю. — Приятно с вами познакомиться.
Она беззлобно смеётся. Просто так, не стараясь меня обидеть, и я сам начинаю улыбаться в ответ.
Лина пробыла в приюте две недели, а затем уехала, забрав меня с собой.
Позднее, когда я подрос, то узнал, что она активно занималась благотворительностью, и большей частью за счет её средств существовал приют.
Я много раз спрашивал — почему она выбрала меня, но каждый раз получал один и тот же ответ: «Чтобы было кому показать мне дорогу, если я заблужусь. Это очень важно».
Я до сих пор не понимаю, что это значит. Может, если у тебя есть к кому возвращаться, то этот человек послужит ориентиром, и как бы далеко ты не ушёл, желание вернуться к нему выведет на нужную тропинку… А может, это был просто бред. Лина порой говорила совсем абсурдные вещи с серьезным лицом и чаще всего, когда не знала ответа или не хотела его озвучивать.
Рисунок был закончен. Совсем простой, почти набросок. При желании можно дополнить деталями, но и без них выглядит завершённым. На мобильном сработал будильник, и по комнате разнеслась мелодия, напоминая о делах ежедневных. Тим накрылся с головой одеялом и предпринял попытку спастись от раздражающего шума под подушкой.
— Вставай. Мне нужно на работу. У тебя полчаса на душ и завтрак, здесь ты не останешься.
— И карета превратилась в тыкву, — широко зевая, он вышел из комнаты.
Позавтракали, спустились вниз и разошлись. Без лишних слов, так, будто наши дорожки и вовсе не пересекались, не было странной встречи, жаркой ночи, а на моем столе не осталось портрета паренька, которому я дал имя.
========== Глава 2. Тут некоторые думают, что они существуют… ==========
Что не болит – не жизнь, что не проходит – не счастье.
(Андрич Иво)
Работа, работа, работа, встречи, переговоры, приказы, инструкции. Снег неустанно засыпал серым пеплом Москву, хороня улицы и разгоняя прохожих.
Я не скучал, квартира не выглядела пустой и одинокой, не встречала меня ненормальной Тишиной с большой буквы… и даже с маленькой. К тому же, с чего мне лезть на стену? Люди постоянно сталкиваются и нередко расходятся до того, как начнут играть хоть какую-то роль в жизни друг друга. Да и подпустить к себе настолько близко отважится не каждый. Слишком дорогая вещь доверие, хрупкая, чтобы ей разбрасываться. К тому же, я с восемнадцати живу один, то есть уже почти восемь лет и мне вполне комфортно. Если ты самодостаточная личность, то такой образ жизни не в тягость. Одиночество – это состояние души и неважно, какая толпа окружает твоё тело.
В общем: мылся, ел, спал, работал, иногда бросал взгляды на рисунок, на котором всё так же безмятежно отдыхал Тим. Обычные будни.
На третий день к четвергу погода разгулялась, дела неожиданно быстро закончились, и я возвращался домой в приподнятом настроении с двумя коробками пирожных в пакете. Ну, что я могу сказать… Обожаю сладкое!
Во дворе играли дети, видимо, уставшие за эти дни сидеть дома. Засмотревшись на них, я не заметил открывающейся двери подъезда, пока чуть не получил ей по лбу.
— Ой, это ты Алексей, извини, не узнала сразу, богатым будешь, — подмигнула мне миловидная старушка, она же соседка по лестничной клетке.
— Здравствуйте, Зинаида Петровна, — я попробовал обогнуть её с левого бока. Мечтать не вредно, меня дёрнули за рукав.
— Знаешь, — зашептала она. Я мысленно приготовился к порции сплетен. Старушка вообще была безвредной, немного одинокой разве что. Слышал, у неё трое внуков, одного даже видел, но приезжали они редко, и я периодически останавливался перекинуться с ней парой слов иногда даже добровольно или как сейчас. — Я в обед мусор выносила, значит. Выхожу, глядь, а он сидит! — всплеснула руками Зинаида Петровна, хлопая себя ими по ногам.
— Кто и где сидит? — я даже заинтересовался, к тому же ответа мне всё равно не избежать.
Домой хотелось всё больше. Как и эклеров в верхней коробке…
— Я решила, это бродяга в подъезд забрался, дай, думаю, милицией постращаю – шугану, стало быть. Подхожу, глядь, парень самый обычный, точно не бомж. Под дверью у тебя, значит, сидит. Я у него спросила, кто таков будет, сказал, что брат твой двоюродный, в гости зашёл. Я его предупредила, чтобы вечером приходил, ты ведь Алексей всегда поздно возвращаешься. А сейчас в магазин вышла, а он всё сидит, часов пять уже к ряду — не меньше.
Я удивился. Не мог же он… Тогда кто? Не брат ведь в самом деле… Но человеку им представившемуся повезло, что в этом доме никто не знает о моём детдомовском прошлом, иначе точно милицию бы вызвали. Я уже поднимался к лифтам, когда услышал последнюю фразу Зинаиды Петровны.
— Тоже мне брат выискался, не похож…
Это, и правда, был он. Сидел на полу, подтянув к себе колени и уткнувшись в них лицом. Отчего-то стало радостно, что на нём надета куртка. На голову он накинул капюшон, руки спрятал в рукава. В подъезде всё-таки было холодно. Я грубо пнул кроссовок.
— Ты мешаешь открыть дверь.
Тим вздрогнул, поднял голову и посмотрел на меня. Его щёки покрывал неестественный румянец, а глаза лихорадочно блестели. Он выглядел таким заморенным и уставшим, что у меня сжалось сердце, а ещё этот взгляд… Словно он не мог на мне его сфокусировать, хоть и пытался. Румянец… И тогда до меня дошло. Я выругался сквозь зубы и рывком поднял Тима с пола.
— Идиота кусок. Тупиковая ветвь развития, доходился в своей жилеточке, — затолкнул его в квартиру.
В прихожей, пока я снимал куртку и разувался, он плавно оседал на пол, сползая по стеночке и тяжело дыша через рот.
— А чтоб тебя и меня за одно, — я потащил его на диван и начал раздевать. За плечами обнаружился незамеченный мной ранее рюкзак. Он что, ко мне переехать собрался? Тим приподнялся, помогая стащить с себя джинсы вместе с бельём, и потерял сознание. Или уснул, обессилев. Надеюсь, что второе… Но я думал о худшем и прикидывал, что делать с трупом в случае чего. И если вызывать ментов, то как объяснить парня, откинувшегося на моём диване, имя которого мне неизвестно? Вечно мне всякая хрень лезет в голову. Тим горел.
Я намочил полотенце и обтёр его, помогая телу избавиться от лишнего тепла. Нашёл в записной книжке нужный номер и стал тыкать на кнопки мобильного, попутно заваривая чай.
— Здравствуйте, Дмитрий, мне нужны ваши врачебные навыки.
— Какие симптомы? – спросил он. Вот за что уважаю этого человека, так за профессионализм. Сразу переходит к делу.
— Сильный жар. Наверное, простудился. Я обтёр его полотенцем, сейчас спит. Лекарств не давал, приезжайте ко мне скорее. Очень прошу.
— Жди, — отключился.
Тим заворочался и уставился на меня покрасневшими и слезящимися глазами. Я протянул кружку.
— Как же ты меня напугал, чудовище… И вещички прихватил, скромностью я смотрю, не страдаешь, да?
— Скромность красит человека. В серенький цвет… – ухмыльнулась эта язва и зажмурилась, глотая чай. — Но ты меня всё-таки впустил.
С этим не поспоришь.
— Я в одной передаче слышал, что в некоторых странах, если ты накормил или проявил заботу о бездомном животном, то несёшь за него ответственность. Вдруг ты покусал бы кого, а ко мне претензии, — поправив одеяло, решил спросить. — Почему вернулся?
— Ты не сдержал обещания.
— М? — я ничего такого не припоминал.
— Сказал, что свяжешь, трахнешь, отвезёшь в лес и закопаешь, — серьёзно ответил он, смотря мне в глаза. Я опешил, мне показалось, будто последнего ему особенно хотелось…
— Не скажи, второй пункт я выполнил, а первый мы ещё попробуем обязательно, — я наигранно радостно улыбнулся и погладил больного по щеке. Он отдал кружку, и, прикрыв глаза, отвернулся.
Я медленно рвал салфетки на мелкие кусочки, пытаясь успокоиться. Температуру Тиму я, конечно, померил, и 39.4 выглядели совсем неутешительными. Куча бумажек заполнила собой уже половину кухонного стола, а дока всё не было. Сидеть рядом с парнем не получилось. Может я и показался ему равнодушным, бесчувственным типом, но он сам не делал попыток сблизиться. Даже имени не назвал… С другой стороны, хочу ли я большего. Мужчины, женщины они появлялись в моей жизни и легко из неё уходили, никаких страстей, истерик или слёз обиды. Может, и было одно исключение, но не с моей стороны, девушка тогда просто заигралась…
В дверь позвонили, и я вскочил, опрокидывая стул.
Дмитрий, после долгого осмотра, взятия нескольких проб крови и ещё каких-то манипуляций с тихим и покорным Тимом, вколол ему жаропонижающее. Мне вручили список лекарств и счёт.
— Сегодня ничего больше не давай. Завтра, если температура поднимется выше 39, то дашь это и половину таблетки вот этого, — он водил по списку пальцем, а я поддакивал и запоминал, — еще пусть принимает витамины, стоят последними в списке. И, Алексей, дай ему отоспаться. Парень сильно измучен и явно плохо питается, килограммов семь-восемь ему следует набрать, могу тебе точно сказать, мне его даже взвешивать не надо. Он хоть кто тебе? — взгляд голубых глаз стал внимательней.
Этот человек лечил меня с детства, был другом Лины, и он всегда искренне беспокоится обо мне.
— Домашний питомец, — ответил ему почти правду.
— Я позвоню, как будут готовы результаты анализов, — вздохнул, надевая перчатки.
— Спасибо, счёт завтра оплачу, — кивнул я. Дмитрий посверлил меня взглядом и вышел.
И правильно, рассказывать мне было нечего.
— Тебе нужно спать и больше есть, — я отобрал одеяло, не обращая внимания на протесты. — А теперь обхвати меня за шею, перенесу тебя на кровать.
— Я и сам могу дойти, — отозвался сердито.
— Можешь, но я тебе не позволю, — взял на руки и понёс. — Господи, ты легче кошки!
— Зато не надорвёшься.
Я устроил Тима на кровати, и он, потянувшись, свернулся клубком. Всегда так спит, что ли? Я где-то читал, что люди инстинктивно скрещивают руки и принимают позу эмбриона в попытке защититься… И от кого нужно защищаться во сне?
Приготовил чаю с мёдом и залил его в термос, попьёт тёплого, когда захочет. Сам потопал в душ.
Я спихнул почти все на своего помощника и заявил, что в ближайшие несколько дней им придётся справляться самим. В первый день мне приходила куча писем ежечасно, по несколько раз на дню звонил менеджер. На второй день люди попривыкли, и меня дёргали реже. На третий и того меньше.
Тим спал сутками напролёт, послушно глотал таблетки, съедал всё, что я готовил. Мне это даже нравилось. Конечно, хотелось, чтобы он поскорее поправился, но я впервые за кем-то присматривал, заботился о другом человеке, и чувствовал себя счастливее, видя, как он поправляется. Засыпал парень, и правда, каждый раз свернувшись клубочком и отодвинувшись к краю. Над этим я собирался поработать в дальнейшем.
Со временем оказалось, что оба любим кофе и рок. Мы сидели на кухне, болтали ни о чём и ели пирожные. Тим почти поправился, остался только кашель. Он встал сварить ещё по порции.
— Кстати, вон там на полке стоит баночка с “Kopi Luwak”.
— Эта?
— Да.
Он разлил по чашкам напиток.
— И что в нём особенного? – принюхался. – Пахнет шоколадом.
— Попробуй.
— Ммм, более насыщенный и мягкий вкус я бы сказал, не так горчит, — он сделал ещё глоток.
А я невольно залюбовался им. Умиротворённое выражение лица, расслабленная поза, полуприкрытые глаза, убранная наверх челка, закрепленная заколками. Совсем домашний в моей синей хлопковой рубашке. Такой… компактный, может, как хамелеон, слиться с обстановкой, а молчание рядом с ним не тяготит.
— Что в нём особенного так и не сказал, — посмотрел на кофе.
— Задумался… Всё дело в необычном способе добычи и ограниченном производстве. Плоды кофейного дерева сначала съедает зверек, называемый лювак, они проходят через его пищеварительную систему и выходят вполне естественным путём. Их моют, сушат и обжаривают.
Во время моей импровизированной лекции лицо Тима всё больше мрачнело.
— Я пил только что кофе, зерна которого вышли из задницы какого-то животного? – он брезгливо отодвинул чашку.
— Угу, лювака. И допивай, всё равно уже поздно, зато мало кто может похвастаться, что пробовал этот сорт, хотя любителей кофе в мире много.
Погипнотизировав напиток, он вздохнул и сделал ещё глоток.
— И почему самое дорогое, чтобы стать особенным, должно сначала побыть в жопе? – хмыкнул он.
Я улыбнулся, глядя в его смеющиеся глаза, и потянул к себе, усаживая на колени. Уткнулся носом в шею и потёрся, обнимая рукой за талию. Второй провёл по спине и скользнул под рубашку. Прикосновение к тёплой бархатистой коже успокаивало. Негромко играла музыка, и пах кофе, самый обычный вечер, я не припоминал, когда мне было вот так же спокойно и уютно. Тим прижался плотнее.
Мне, кажется, я задремал, потому что даже не сообразил куда бежать, услышав звонок мобильного. В спальню.
— Алексей, — это был Дмитрий.
— Слушаю. Пришли анализы?
— Да, — он ненадолго замолчал. – Послушай, не знаю, как сказать… Чёрт, короче, я сдал образцы крови в лабораторию, но там сделали не только общий анализ, но и провели ряд тестов… ИФА в их числе, это иммуноферментный анализ… Лёш, у мальчика положительный ВИЧ-статус. Мне очень жаль, я не знаю, насколько вы были близки, но тебе тоже стоит провериться… — в голове звенело от прилившей крови, и царил абсолютный вакуум. Было такое чувство, что я проваливался сквозь пол и всё никак не мог упасть. – Лёш, ты меня слышишь? Тест стоит повторить, и это не приговор, есть много препаратов, постоянно ведутся исследования. Приезжайте ко мне в больницу, я расскажу подробней, и мы всё обсудим.
— Да, — собственный голос звучал как из глубокого колодца: громко и отстранённо. – Приеду, — кажется, Дмитрий говорил что-то ещё, но я уже нажимал «отбой».
Сука. Убью. Я вспоминал десятки разных историй, когда больные нарочно заражали других людей. Он ведь САМ сел ко мне в машину. Согласился приехать к незнакомому мужчине домой, что было небезопасным само по себе. И это его напоминание про «отвезти в лес и закопать»… Поведение человека, который не думает о завтрашнем дне и ему плевать на себя. Легко отдался мне… Ненавижу. Хочет просто утянуть меня следом…
Никогда еще мои мысли не были такими ясными и кристально чистыми, я мог их потрогать.