Согласно авестийской мифологии, все последующие за Заратуштрой Спасители будут его сыновьями, рожденными от богоизбранных дев, которые должны войти в священное озеро Кансава, в котором Заратуштра оставил свое семя. В связи с этим вспоминаются слова христианского богослова Мар–Соломона, которые он вкладывает в уста Заратуштры, говорящего о Христе: «Моего рода будет он». Эти слова вполне укладываются в зороастрийскую концепцию рождения Спасителей–Саошьянтов и тем самым приобретают особую значимость. Безусловно, не следует понимать буквально то, что семя Заратуштры находится в озере и что вошедшая в это озеро девственница должна непременно стать матерью божественного ребенка, коему предназначено спасти человечество. Карл Густав Юнг, применяя метод аналитической психологии, убедительно доказал, что мифические озера, ручьи, моря и прочие водоемы, порождающие в своих глубинах божественную жизнь, являются архетипическим символом океана бессознательного, в недрах которого зарождается самость. Погружение в священный водоем непорочной девы (во всех религиозных традициях являющейся матерью богочеловека) и рождение предвечного младенца является как макрокосмическим символом рождения мира из темных вод хаоса, так и микрокосмическим символом пробуждения божественного света в неотягощенной грехом душе, погрузившейся в океан бессознательного. Те Спасители, которые должны прийти в мир вслед за Заратуштрой, будут, конечно же, его духовными наследниками, но не его сыновьями в физическом смысле.
Тем зороастрийским жрецам, которые пришли поклониться младенцу Христу, родственность Заратуштры и Христа, видимо, представлялась очень естественной, поскольку они считали существование фравахара (души) Заратуштры и Саошьянтов (к числу которых они причисляли и Христа) безначальным, растворенным в Боге и ведущим свое начало от сотворения мира. Утверждая предвечное существование Сына Божьего, христиане лишь подтверждают древнюю мысль о предвечности и божественной природе Спасителей рода человеческого, высказанную еще в ранних зороастрийских религиозных текстах.
Персидские маги, владеющие искусством астрологии, действительно ожидали прихода Спасителя, и появление на небосклоне яркой кометы, видимой даже днем, было воспринято ими как знак исполнения древнего пророчества. Дождавшись исполнения древнего предсказания, три мага (а именно так по сей день именуют себя священнослужители маздаяснийской религии) принесли младенцу Христу три дара – золото, ладан и смирну. В Евангелии от Матфея так рассказывается об этом:
«Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться ему. Они, выслушав царя, пошли. И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и, войдя в дом, увидели младенца с Мариею, матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну. И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою».
Три волхва, принесших младенцу–Христу золото, ладан и смирну, тем самым почтили его как царя, первосвященника и жертву. Обычно дары магов истолковываются следующим образом: золотом платят дань царю, ладаном почитают божество, смирной же умащают покойников. Если же принять версию о персидском, а не ассирийском происхождении волхвов, то символика трех даров станет еще более значимой. Три дара волхвов являются символами трех каст зороастрийского общества и трех видов Хварны – божественной отмеченности, выделяющей человека из числа прочих. Искра божья в человеке, талант, умение руководить людьми – вот что такое Хварна. Это святое для зороастрийцев понятие тройственно по своей природе. Зороастрийцы выделяли царскую хварну, хварну священников и хварну воинов. Символом царской харизмы считалось золото, символом жреческой хварны – ладан, а воинской – смирна или мирра, поскольку именно воины жертвуют собой ради спасения других и тем самым обрекают себя на мученичество. Принесение Христу трех символических даров свидетельствует о величайшем почтении к нему зороастрийских жрецов, видевших в нем сверхчеловека, сочетающего в себе качества воина, жреца и царя.
Имена волхвов, пришедших ко Христу, варьируются в раннехристианской литературе. Ориген называет имена Авимелеха, Охозата и Фикола. Со времен Средневековья установилась прочная традиция именовать волхвов Каспаром, Бальтазаром и Мельхиором, но, судя по всему, ближе к истине были сирийские христиане, называвшие имена Хормизда, Йездигерда и Пероза. Эти чисто персидские имена, часто встречающиеся в списках царских династий Аршакидов и Сасанидов, выдают в волхвах видных деятелей зороастрийского духовенства.
Раннехристианское искусство также свидетельствует о национальной принадлежности волхвов – деталями их одеяния всегда были персидская круглая войлочная шапка, штаны, над которыми смеялись греки и римляне, длинный хитон с рукавами, называемый зороастрийцами «судрех». Персидское обличье волхвов, изображенных в Вифлеемской церкви Рождества Христова, произвело неизгладимое впечатление на персидского царя Хосрова II, пощадившего эту церковь, несмотря на то что прежде он предал огню множество христианских храмов.
Персидская религия Митры – предтеча христианства
Зороастризм оказал влияние на формирование и становление христианства как опосредованно (через иудаизм), так и непосредственно через религию бога света Митры, получившую широчайшее распространение во времена императорского Рима. В первые века нашей эры митраизм – дочерняя по отношению к зороастризму религия – составлял серьезную конкуренцию христианству, поскольку Митра воспринимался как спаситель, указывающий людям путь к вечной жизни. Многие исследователи считают, что день рождения Митры – 25 декабря – стал днем рождения Христа именно вследствие параллельного существования двух сильнейших религиозных систем в одно время и в одном месте. Сейчас практически никто не станет отрицать влияние зороастризма через митраизм на христианство. Среди митраистских идей, родственных христианству, можно отметить легенду о народившемся боге и пастухах, пришедших поклониться новорожденному, окропление святой водой, празднование воскресения как дня, посвященного богу, причащение хлебом и вином, а также веру в вознесение богочеловека на Небо. Жрецы культа Митры, также как и христианские богословы, сулили митраистам воскресение и бессмертие души. Но все‑таки, несмотря на близость христианства и митраизма по некоторым вопросам вероучения, последний неминуемо должен был уступить свои позиции первому.
Первоначальное христианство имело много общего с митраизмом и с зороастризмом, но со времени, когда христианство приобрело статус государственной религии Римской империи, начался процесс «чистки» в самом христианстве. С IV в. христианство вошло в полосу внутренних противоречий и ожесточенной борьбы партий за право быть единственно верными толкователями Евангельских истин. Именно с этого времени началось уничтожение всяческих упоминаний о персидских волхвах, пришедших благословить младенца – Спасителя, чье рождение было предсказано Заратуштрой. Евангелия, в которых упоминалось имя Зороастра, не были канонизированы и попали в разряд апокрифических.
Но тем не менее следует признать, что без митраизма христианство не обрело бы столь ярко выраженные черты индоевропейской религии. Две соперничающие религии, существующие в одно время и в одном месте, не могут не оказывать влияния друг на друга и в этом отношении взаимное влияние митраизма и христианства является особенно показательным.
Близость доктрин митраизма и христианства предопределила общность многих компонентов для обоих религий. Митраисты видели в Митре бога света и грядущего Спасителя – избавителя человечества. Христиане видели во Христе того же Спасителя. Христос – сын Божий и Митра – сын Божий. Христос родился от девы и Митра родился от девы. Даже рождественские мифы митраистов и христиан очень похожи – по преданию Митра родился в гроте и, согласно одной версии, первыми об этом узнали пастухи, а согласно другой версии – маги, которые принесли божественному младенцу дары – золото и благовония. Чем не евангельская легенда?
Митра, как и Христос, является посредником между людьми и Богом. И Христос и Митра творят волю Бога–Отца, пославшего их на землю, с той лишь разницей, что Христос – сын Яхве, а Митра – сын Ахура–Мазды (заметим, что древние персы отождествляли свое верховное божество – Ахура–Мазду с иудейским богом Яхве, о чем красноречиво свидетельствует Библия). Земная миссия Христа – борьба с дьяволом и его слугами, Митра сошел на землю с той же целью, и сонмища демонов – приспешников Ангра–Манью – были побеждены. Но окончательная победа над силами тьмы, согласно представлениям митраистов, возможна лишь в последний день существования мира, когда Митра придет судить человечество. Христианская эсхатологическая традиция чрезвычайно близка взглядам почитателей персидского бога – христиане также говорят о втором пришествии и Страшном суде.
Вознесение Митры на небо к трону Ахура–Мазды по окончании его земной миссии также роднит его с Христом, исполнившим на земле волю Отца своего и вернувшегося на небо.
Даже символика христианства и митраизма чрезвычайно близка – и там и там мы встречаем изображение креста, с тем отличием, что митраисты изображали крест в круге. Крест в круге – древнейший солярный символ, который можно встретить во многих традициях. Митра – солярное божество, и появление креста в его символике вполне оправдано, поскольку четыре угла креста соответствуют четырем кардинальным точкам на годичном пути солнца – двум равноденствиям и двум солнцестояниям. В христианстве крест стал символом мученичества и страдания, хотя нечто солярное в его символике все‑таки осталось – светлый праздник Рождества Христова отмечается во время зимнего солнцестояния – 25 декабря. Рождение Митры 25 декабря в самую темную ночь года в темной пещере символизирует рождение света и появление надежды на скорое возрождение природы после символической зимней смерти. Вероятно, первые христиане вкладывали в космический акт рождения Иисуса Христа тот же смысл.
Крест в круге – символ Митры – можно увидеть и на сценах священной трапезы Митры и бога Солнца. Круглый ритуальный хлеб, лежащий перед Митрой, надрезан на четыре части, очевидно, для более удобного его преломления. Хлеб и сладкое вино – святое причастие митраистов – символизировали блаженство в будущей жизни в царстве доброго Митры. Христианское таинство причастия творится как воспоминание о Тайной Вечере Иисуса Христа и апостолов. Ритуальная трапеза митраистов также является символическим воспроизведением священного пира Митры и его помощников.
Еще одно таинство христианской церкви имеет аналогию в ритуалах митраизма – крещение–омовение неофитов, которое в понимании служителей культа Митры способствовало очищению от прошлых грехов человека, посвящаемого в мистерии. Жрецы Митры осуществляли помазание посвящаемых медом, что напоминает христианское миропомазание.
Митраистские жрецы, так же как и христианские священнослужители, воспринимали себя посредниками между людьми и божеством и данной им властью могли исповедовать паству и отпускать грехи кающимся грешникам, налагая на них строгую епитимью. Стремление к духовной чистоте, которой особенно выделялся митраизм среди прочих религий эллинистического язычества, предопределяло суровые морально–этические требования к его последователям, что опять же роднит митраизм с аскетическим христианством. Жрецы Митры требовали от верующих соблюдения строгой дисциплины, постов и воздержания. Другого и быть не могло – римский митраизм был религией военных, и нужно отметить, именно дисциплина митраистских братств обеспечила военные успехи Септимия Севера, Аврелиана и Диоклетиана.
Религия с давних времен являлась прекрасным средством поддержания спокойствия в обществе и служила незаменимой опорой государственной власти. В этом отношении христианство многому научилось у митраизма, в частности, понятие воинствующей церкви целиком было воспринято из идей митраизма.
Сама организация церкви братьев во Христе во многом напоминала стройную систему организации братств дисциплинированных митраистов, а высший сан католической конфессии дублировал высшую ступень митраистских посвящений и назывался так же – Pater – «Отец», или просто «Папа». По сей день христианские священнослужители высокого сана – архиереи и архимандриты носят головной убор, называемый Митрой, доставшийся им в наследство от жрецов языческого божества, а митрополиты по–прежнему управляют столичными епархиями, что является лучшим свидетельством живучести идей митраизма. Жаль только, что столицы теперь уже не принято называть митрополиями, ведь Mitrapolis – город Митры, город Солнца – не самое плохое название для места, где живут люди. Идеи митраизма периодически воскресали даже во времена Средневековья, и примером тому может служить знаменитый «Город Солнца» Кампанеллы, похороненный христианской церковью так же, как за десять столетий до этого была похоронена сама религия этого древнего солярного божества.
Но, так или иначе, как бы мы теперь ни относились к митраизму и христианству, мы вынуждены признать, что общего между этими религиями было больше, чем противоречий. Главным и самым серьезным препятствием для возникновения взаимопонимания между представителями христианского и митраистского клира была фанатическая приверженность ранних христиан своим собственным религиозным убеждениям, что резко выделяло христианство из числа прочих религий античности, коим свойственно было терпимое отношение к иным верованиям. Но как бы христианство, продолжая традицию иудаизма, ни пыталось изолировать себя от проникновения в свою среду чужеродных языческих элементов, оно так и не смогло оградить себя от влияния митраизма.
Между христианством и митраизмом так много общего, что на это невозможно не обратить внимания. Но какая религия из двух оказала на другую большее воздействие: культ Митры, исповедуемый индоариями со II тысячелетия до нашей эры, или же молодое христианство, только набирающее силу – ответ на этот вопрос вполне очевиден. Подытожить вышесказанное о взаимосвязи и близости двух ведущих религиозных систем Римской империи можно словами из Энциклопедии Британика:
«Братский и демократический дух первых коммун и их истоки покорности, идентификация объектов поклонения с солнцем и светом, легенды о пастухах и дарах, о наводнении, представление в искусстве огненной колесницы, получение воды из скалы, использование колокольчика и свечи, святой воды и причащения, освящение воскресения и 25 декабря, упор на моральный кодекс, воздержание и самоконтроль, доктрины неба и ада, откровения, размышления о логосе, происходящем от божественного, искупляющая жертва, постоянная борьба между добром и злом с победой первого, бессмертие души и последний суд, воскрешение плоти и огненная погибель Вселенной – только некоторые из сходств, кажущихся или реальных, позволивших митраизму долго соперничать с христианством».
Христианство как феномен восторжествовало только потому, что Римская империя постоянно вела войны с Персией, и нужна была государственная идеология, свободная от всяческой примеси персидского влияния. Риму просто необходимо было что‑то противопоставить религиозной экспансии восточных идей. В IV в. по мере утверждения на персидском престоле династии Сасанидов началось укрепление не только основ иранского государства, но и основ самой иранской религии. При Ардашире была канонизирована Авеста, был создан авестийский алфавит на основе арамейского языка и авестийские гимны, до тех пор передаваемые из поколения в поколение изустно, были наконец‑то записаны на бумаге. В это время персидский зороастризм переживал период не только ортодоксализации, но и сакрализации. Зерванизм – эзотерическое направление в зороастризме – достиг своего расцвета именно во времена Сасанидов, что повлекло за собой расцвет астрономии, математики, архитектуры и литературы. Волна возрождения зороастризма – материнской религии, в лоне которой был взращен культ бога Митры, распространившийся по всей территории огромной Римской империи и достигший своего высшего расцвета во времена правления императоров Аврелиана и Диоклетиана, побудила Константина к принятию радикальных мер. Христианство стало антитезой как митраизму, так и зороастризму.