Эли.
Гребаный трындец, черт, твою мать.
Эли зыркнул на меня, потом перевел взгляд на Эндрю.
– Мы можем поговорить?
И вот оно. Сердце сжалось, надежда, теплившаяся всего секунду назад, угасла.
Миссия выполнена. Эли хотел вернуть Эндрю. Эндрю получил желаемое, за что
собственно мне и заплатил.
Эндрю взглянул на меня, словно не был уверен в дальнейших действиях. Я мог
видеть в его глазах: «Это часть плана? Что мне сказать? Как себя вести?». Он ждал, что я возьму инициативу в свои руки. Но все, чего я желал – велеть Эли убрать руки от
Эндрю и свалить на хрен.
Но нельзя. Не для того меня Эндрю нанял. Я выдавил из себя улыбку и, как бы меня
ни разрывало, сказал:
– Подожду снаружи.
Развернулся и зашагал прочь из бара, кровь отбивала барабанную дробь в ушах, сердце долбилось, живот скручивало. Мне просто требовался воздух. Нужно было уйти.
Как один вечер мог превратиться из лучшего в самый худший?
Ждать я не стал. Продолжил идти.
«Подожду снаружи», – произнес я. Код для «желаю удачи».
О, Господи, казалось, меня вывернет наизнанку.
Пройдя несколько кварталов, я зарулил в винный магазин. Прикупил бутылку
«Мэйкерс Марк» и направился домой. Мне надо было утопить свои горести и забыться.
Мне надо было задушить дурацкую надежду, внушить себе, что я не запал на него.
К тому времени, как начали виднеться неоновые огни тату–салона, налакался я
прилично. По правде говоря, в хлам. Эмилио иногда работал допоздна, и я порадовался,
что свет в салоне все еще горел. Я пихнул дверь и, вваливаясь внутрь, споткнулся о
ступеньку.
– Блин, Милио, теперь стоит починить ступеньку.
Эмилио, заканчивающий работу с чернилами, поднялся. Он похлопал клиента по
плечу и проговорил:
– Подождите минутку, – стянул перчатку и прошел ко мне. – Даниэла!
Даниэла появилась откуда–то со спины, и я старался не замечать, как она, глянув на
меня, нахмурилась. Я поднял полупустую бутылку бурбона.
– Бухнем?
Эмилио оставил меня без внимания, заговаривая с Даниэлой:
– Звони Лоле.
Даниэла снова исчезла, а я повернулся к Эмилио, но пол внезапно накренился, и
меня качнуло. Эмилио поймал меня.
– Что случилось? – спросил он.
– Эндрю, – начал я. – Эли… – Мне пришлось вытирать глупые щеки от глупых слез, что пролились из долбаных глупых глаз.
– О, дружище, – пробормотал Эмилио.
– Я считал его другим, – невнятно промямлил я.
– Как и я, – сказал Эмилио.
Я тяжело и резко вдохнул, а голос мой надломился.
– Что со мной не так?
Он прижал меня к себе.
– Все так. Абсолютно все.
Вернулась Даниэла.
– Она в пути.
И тут я почувствовал себя еще хуже.
– Ей не следовало выезжать.
Даниэла обняла меня.
– Идем со мной, – тихо позвала она и повела меня в одну из дальних кабинок. Она
предложила мне стул, но вместо него я выбрал пол. Прислонился к стене, а она
опустилась передо мной на колени и коснулась ладонью лица. – Все с тобой нормально, Спэнсер. Совершенно точно.
– Тогда почему он…? – я покачал головой. Ответ был мне известен. – Какой
дебилизм. Я знал, что он влюблен в другого. Потому–то и пришел ко мне – вернуть его
обратно, и так уж сложилось, что я хорош в своем деле.
Даниэла протянула руку к моему лицу.
– О, Спэнсер, дорогой. – Он выглядела такой грустной, что я не смог этого вынести.
И отхлебнул еще бурбона.
Вскоре Даниэла испарилась, а ее место заняла Лола. Она старалась отдышаться, словно весь путь сюда пробежала. Мне–то казалось, мои глупые эмоции находились под
контролем, собственно так и было, пока я не заметил печаль на ее лице.
– Расскажи мне, что произошло, – попросила она.
– Я поцеловал его, – поведал я. Слова лились медленно и неразборчиво. – Никаких
хитростей или стратегий. Его целовал я.
– Что сделал он?
– Ответил на поцелуй. Господи, лучше поцелуя у меня не было. – Я до сих пор мог
ощущать тепло его губ, вкус его языка…
– Что случилось дальше?
– Я вроде как запаниковал и сказал, что нам стоит уйти, а Эли – сраный Эли –
остановил нас на пути к выходу. – Я прилично отпил бурбона. Лола забрала у меня
бутылку. Я не возражал. Пришлось прятать взор от прислонившегося к двери Габа, глядевшего на меня с выражением гребаной грусти на лице. Я сфокусировался на Лоле. –
И я отпустил его. Я, сука, отпустил его. – Снова не удалось сдержать слезы. – Я считал его
другим.
– О, милый.
– И я слетаю с катушек, – сказал я, вытирая глупые слезы ладонью. – И мне больно.
– Потому что ты влюбился в него, – прошептала Лола.
Раздались какие–то голоса, и Габ отошел от двери, но мой пьяный в дупель разум
зацепился за последнюю фразу Лолы. Я вытаращился на нее, но не смог вынести жалости
в ее глазах и отвернулся, уставившись в стену. Я пытался подобрать слова, чтоб
поспорить, но не преуспел. Никогда бы не подумал, что докачусь до такого. Никогда бы
не подумал, что влюблюсь. Снова выступили слезы, и я закрыл ладонями глаза.
– Хреновы глупые слезы.
Она сжала мою руку.
– Знаешь, почему я занимаюсь своим делом? – задал я вопрос, смотря на нее. Слова
были переполнены слезами. – Эмоциональная отрешенность. Расстояние и разграничение.
И никто не скажет, что не хочет меня.
И вот оно.
К этому все всегда сводилось.
Никто не скажет, что не хочет меня.
– О, Спэнсер, – прошептала Лола. Из глаз хлынули слезы. – Эндрю – не твоя семья.
Я покачал головой и глубоко вдохнул, силясь взять себя в руки. Не вышло.
– Он тоже не захотел меня, – сказал я. По щекам побежала новая волна слез.
Помещение начало кружиться, и моему глупому мозгу потребовалось время
осознать – передо мной стоял Эндрю. Глаза широко распахнуты, без сомнений, мой видок
на полу в полубессознательном состоянии шокировал его. Он наверняка слышал слова
Лолы о моей семье. Я смахнул свои глупые слезы. В этот же момент Лола обернулась
посмотреть, на кого же я глазел. Она поднялась и подошла к нему, прошептала что–то, я
не смог разобрать что именно. Я подогнул колени и снова прижал ладони к глазам.
Подняв взгляд, я ожидал, что он уже ушел. Ожидал, что он сбежал, скрылся от
пьяного, ревущего на полу чокнутого. Но он был здесь. Поднял бутылку бурбона и усадил
свою задницу рядом со мной. Вместо того чтоб назвать меня дураком, вместо того, чтоб
назвать меня нежеланным, он поднес бутылку к губам и сделал глоток, зашипев от горечи.
– Эндрю, – попытался я начать, но голос надломился.
Он опустил свою ладонь на мою руку и крепко ее сжал.
– Все хорошо.
Я покачал головой.
– Эли?
– Эли больше нет.
О, боже.
– Это моя вина. Я лажанулся. Прости.
Он отхлебнул еще бурбона и снова стиснул мою руку.
– Нет, не ты. Он. Но я рад, – пояснил он. – Благодаря нему я встретил тебя.
Сердце барабанило, а он произносил такие правильные слова и, увидев меня, не
умчался подальше отсюда километра на полтора, значит, я вроде как получил шанс.
Отчего поток новых слез хлынул из глаз.
– Я в дрова.
Он переплел наши пальцы.
– Заметно.
Я опустил голову. Усталый, пьяный и эмоционально сломленный.
– Ты видел насквозь всю мою бредятину, – произнес я, вытянув наши сомкнутые
руки и указав на дроздов. – А эти… Никто никогда… – Я покачал головой и остановил
новые слезы. – Вот это мой отец. – Я показал на самого большого. Затем на троих
оставшихся по очереди. – Мать, братья.
Он провел рукой по моему плечу, словно его прикосновение могло исцелить боль.
– Они не по–настоящему мертвы, – прошептал я. – Для меня. Так заявил мой отец.
Последние его слова – для них я мертв.
– О, Спэнсер.
Я позволил слезам пролиться. Я даже не пробовал их тормознуть.
– Мне было шестнадцать, – проговорил я. – И я был геем.
Он отпустил мою руку и, притянув к себе, обнял. И его тепло стало надежным
убежищем, не существовавшим для меня годами.
– А потом появился ты, – пробормотал я.
Он чмокнул меня в макушку.
А потом появился ты.
Глава 10
Проснулся я от безбожной головной боли. Жалюзи пропускали пронзительный
солнечный свет, в желудке все переворачивалось, и тут я вспомнил…
Поцеловал Эндрю, оставил его в баре с Эли, уговорил полбутылки бурбона, вел
себя перед всеми как полнейшая бестолочь, Эндрю вернулся ко мне.
Он вернулся ко мне.
Воспоминаний о попадании в квартиру не наблюдалось. Я вспомнил тревогу на
лицах Эмилио и Даниэлы. Лолу, как она старалась помочь. Потом припомнил сидящего
рядом со мной на полу Эндрю.
Я принял вертикальное положение и пожалел об этом.
– Есть кто? – прохрипел я.
Тишина. Тьфу. Как же трещала башка.
Я потянулся к телефону проверить время, на нем лежал лист бумаги – написанная
от руки записка. «Спускайся вниз».
Подчерк не принадлежал Эмилио, Даниэле или Лоле, или даже Габу. Это Эндрю.
Я слетел с постели и вынужден был облокотиться на стену, чтоб прийти в себя.
Чертово похмелье. Прошел в ванную, заметив: на мне до сих пор надет вчерашний наряд.
Хотя кто–то снял с меня ботинки. Душ показался раем, и я стирал с кожи зловоние
бурбона. Чистка зубов почти превратила меня в человека, но оставаться здесь дольше
было нельзя.
Эндрю ждал меня в салоне Эмилио.
Я оделся и прервался только принять «адвил», после двигая вниз. Даже
обжигающие солнечные лучи не могли тормознуть меня. Возле запасного выхода стоял
Габ, посасывал мерзкую сигарету. От запаха захотелось блевануть. Он улыбнулся.
– Привет. Как голова?
– Не очень–то. Слушай, прости за вчерашнее.
– Не стоит, – снова улыбнулся он. – Кое–кто все еще здесь. – Он кивнул на вход. –
По–видимому, ночевал на твоем диване.
Я старался не лыбиться, а Габ, не произнеся больше ни слова, пихнул ногой дверь, пропуская меня внутрь.
– Спасибо.
Мне не хотелось вмешиваться в приватную беседу, но Эмилио, Даниэла, Лола и
Эндрю явно не ожидали, что я завалюсь через заднюю дверь. Входя, я расслышал самый
конец их разговора. Звучал голос Эмилио.
– … после появления брата он пребывал в полном раздрае.
Сердце замерло, а мой и без того хлипкий желудок перевернулся. Я догадывался, что после вчерашнего срыва стану темой их разговоров.
– Тогда он и набил птиц на плечо? – спросил Эндрю.
– Да, – отозвался Эмилио. – Они символизируют жизнь после смерти. Ну, знаешь, новое начало, что–то такое.
Я вошел. Эмилио заметил меня первым.
– А вот и он! Хорошо себя чувствуешь?
– Дерьмово, если честно, – ответил я, будучи не в силах оторвать глаз от Эндрю.
Одет он был в мои вещи.
Он медленно поднялся, настороженно улыбаясь.
– Я… Пришлось одолжить у тебя футболку. Надеюсь, ты не против?
Я покачал головой.
– Ни капельки.
В течение долгой минуты мы просто смотрели друг на друга.
– Ладно, – сказала Лола, выдергивая меня из ступора. – Мы скоро вернемся. – Она
схватила Даниэлу за руку и увела, утаскивая и Эмилио.
И вот мы остались вдвоем. Я улыбнулся.
– Привет.
– Привет.
– Ты остался.
– Да.
– Мне правда очень стыдно за вчера.
– Не нужно извиняться.
– Я многого не помню, – сознался я. – Помню, что психанул, только за это и могу
извиниться. Клянусь, я не безнадежен.
Он подошел ко мне и остановился совсем рядышком.
– Голоден? – поинтересовался он. – Можем позавтракать марокканской кухней.
– Звучит превосходно.
– Нам нужно поговорить.
Я кивнул.
– Нужно. – Я глубоко вдохнул и задал вопрос, сомневаясь, стоило ли. – Пообщался
вчера с Эли?
Он кивнул.
– Спросил его насчет рисунков и заявке на работу. Он признался, что снимал копии, но не смог заставить себя взять оригиналы. Он даже первое собеседование не прошел, потому что не предоставил иллюстрации. Сказал, что сожалеет.
Я тяжело сглотнул.
– Что ты ответил?
– Ответил, что все кончено, – заявил он, глядя прямо на меня.
Сердце грохотало в груди.
– Неужели?
Слабый румянец окрасил его шею.
– Да, я сообщил, что есть парень–австралиец, который за два дня узнал обо мне
больше, чем он за восемь месяцев.
Я послал ему улыбку, выдохнув от охватившего меня облегчения.
– Неужели?
Эндрю коснулся ладонью моего лица.
– Он понимает меня, как никто другой.
Я кивнул.
– Знаю.
– И я понадеялся, вдруг он захочет познакомиться со мной получше, – прошептал
он.
Я прильнул к его ладони и закрыл глаза.
– Он хочет.
– Я в курсе его семейных проблем, – тихо сказал Эндрю. – Но они не пугают меня. –
Сомневаясь, можно ли доверять своему голосу, я кивнул, но он приподнял мое лицо. –
Посмотри на меня, – прошептал он. Я сделал, как он просил. В глазах светились сила и
честность. – Меня они не пугают, Спэнсер. Вообще–то, я считаю тебя замечательным.
Я проглотил свои эмоции и проигнорировал долбящееся сердце.
– Ты вроде тоже ничего.
Я ощущал жар его тела, его близость, дыхание на моих губах.
– Можно поцеловать тебя? – сипло прошептал он.
Он стоял так близко, что я умудрился лишь кивнуть. Сердце увеличило скорость в
три раза. Он прижался ко мне губами. Касался моего лица необычайно нежно, а я обнял
его за талию. Поцелуй был сладким, поцелуй–обещание. Всем поцелуям поцелуй.
Все было бы просто идеально, если б Лола не завизжала в одной из кабинок. Мы
оторвались друг от друга, нервно и вместе с тем облегченно засмеявшись.
– Извините, – пропищала она, промчав к нам и быстро обняв. – Я в таком восторге!
– вскрикнула она и, захлопнув рот рукой, умчалась в кабинку.
Я не смог сдержать хохоток, а Эндрю притянул меня ближе. Мы оба немного
смущались. Он поцеловал меня снова, только очень быстро.
– Пошли. Я изголодался, – изрек он, беря меня за руку и шагая в сторону двери. –
Готов?
Я остановился. Был ли я готов? Сделать шаг вперед? Наконец–то впустить кого–
то в свою жизнь? Рассказать историю Спэнсера Коэна и надеяться, что меня все равно
будут желать?
Сердце рухнуло в пятки. Я кивнул.
– Да, готов.