Он усмехнулся, кажется, почти с облегчением. Он правда считал, что мне не понравится?
– Они довольно классные.
– Классные? – повторил я. – Они потрясающие. Ты потрясающий. Не верится, что ты их
нарисовал! – Смущение вперемешку с капелькой гордости окрасили его щеки. – Почему
они не в гостиной вместе с драконом?
Он посмотрел на них и вздохнул.
– Не знаю. Наверно, не хотел, чтоб работа ежедневно пялилась на меня. Я многогранен, –
тихо сказал он.
– Справедливо, – ответил я. – Понимаю твою точку зрения. Но серьезно? Они
невероятные! Почему хотя бы не на стене в спальне?
Он прыснул.
– Сомневаюсь, что взрослый мужчина оценил бы мультяшных персонажей. – Он
прокашлялся. – Если ты понимаешь меня.
Я хмыкнул.
– Тогда ты точно привел в дом не того парня. – Хотел сделать импровизированное
замечание, но вдруг задумался: – Эли они нравились?
– Да. Но думаю, он радовался, что они были спрятаны. Как я уже говорил, никто их не
видел.
– Я под впечатлением, – я опять глянул на рисунки. – Который твой любимый?
Его лицо засияло.
– Этот. – Он указал на цветной рисунок Марти, зебры с радужным афро из
«Мадагаскара». – Его было весело рисовать. Который нравится тебе?
Я ткнул в одного из двух героев «Кун–фу Панды».
– Мне нравится, что это всего лишь набросок с общими формами тела. Мы можем понять, кто они, но…
– Что но?
– Здорово, что он открыт для интерпретации. Они могут уходить, как бы прощаясь, к нам
спиной или, наоборот, возвращаться. Типа знаешь, только самое начало.
Не дождавшись ответа, я повернулся на него и заметил, что он таращился на меня. Рот его
был открыт, но потом он покачал головой и решил не произносить того, что было на уме.
– В этом вообще есть смысл? – спросил я. – Или я не правильно понял?
Он с трудом сглотнул, глазами приклеившись ко мне, и прошептал:
– Превосходный смысл. Спасибо.
Внезапно воздух в гардеробной стал наэлектризовываться. Я хотел коснуться его, поцеловать его. Господи, мне хотелось попробовать его губы на вкус. Но все было не так.
Я был здесь, чтоб помочь ему вернуть бывшего. Благодаря напоминанию, какого черта
мне тут понадобилось, я глянул в окно и увидел цвет неба.
– Э… – Я сделал вдох, пытаясь собраться. – Уже поздно. Нам еще нужно поесть, да?
Он отступил на шаг назад и медленно выдохнул. Значит, электричество между нами не
было плодом моего воображения.
– Да.
Я развернулся в сторону развешенной одежды.
– Знаешь, никогда раньше не видел настолько опрятного шкафа. – Даже на полках одежда
лежала совершенно.
Он коснулся висящей рубашки.
– В последнее время у меня было много свободного времени.
О, точно. Эли. Снова вернулись к нему. Я начинал ненавидеть этого парня, а ведь даже в
глаза его не видел.
– Здесь есть его одежда?
Глаза Эндрю слегка сузились.
– Нет.
– Какая жалость. Надеялся, он оставил рубашку или типа того.
– Почему?
– Чтоб я надел ее, – сказал я ему. – Чтоб он мог заметить. Мы же хотим добиться его
реакции, так?
– Наверно, – ответил он, вытащил трикотажный жилет в том же стиле, что и надетый на
нем свитер, только серо–синий, а не красно–синий. И поднял его на вешалке. – Он купил
его мне.
– Еще лучше, – сказал я с улыбкой. – Можно я надену?
Он удивленно моргнул.
– Ладно.
Я приложил его к рубашке.
– Сочетается?
– Хм, не очень–то.
Он был прав. Оттенок синего был другим. Я снял белую рубашку на пуговицах и с
длинными рукавами с вешалки.
– Вот что мне подойдет.
Мы были примерно одинакового роста, но совершенно разной комплекции. Я был
худощавым, он плотным, а ознакомившись с его прессом, могу сказать – он был в
прекрасной форме. Жаль, что он прятался под своим свитером и неважно, каким
милашкой в нем выглядел.
Я начал расстегивать рубашку.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Я не могу надеть твою рубашку поверх своей. – Я расстегнул последнюю пуговицу и
стянул ее с себя. – Не переживай, я оплачу химчистку.
– Не в том дело, – сказал он и откашлялся. Он пытался не смотреть на меня, но, кажется, не мог себя перебороть. Меня его взгляд не смущал. – У тебя голая грудь.
– Эй, – сказал я, глубоко оскорбившись. – У меня растут волосы на груди. – Я пригладил
свой пушок.
Он засмеялся, а покраснел настолько густо, что даже уши порозовели.
– Нет, я о том, что у тебя на груди нет татуировок.
– Не, только «рукава». – Я посмотрел на свои плечи, где заканчивались чернила, и
начиналась чистая кожа. – Что? Удивлен?
– Ну, да. Просто предполагал, что они у тебя…везде. – Он до сих пор краснел и пытался
не пожирать меня глазами и не улыбаться.
– Еще нет. Может, когда–нибудь. Они вызывают привыкание, но меня пока все
устраивает. – Я набросил рубашку и приступил к пуговицам. – Если найду правильную, наверно, сделаю.
Он призадумался, но ничего не произнес.
Покончив с рубашкой, я поднял обе руки.
– Села очень хорошо. У тебя есть вкус в одежде.
Он слегка улыбнулся.
– Спасибо.
Я начал закатывать рукава, но остановился.
– Рукава вверх или вниз? – спросил я. – Хочешь, чтоб он увидел, или нет?
– Решать тебе, – ответил он.
– Нет, решать как раз таки тебе. Твои слова, что он не поверит, что ты можешь
встречаться с парнем в татуировках, поэтому я могу их не заворачивать. Без проблем.
Его глаза встретились с моими, и он покачал головой.
– Вверх. Не строй из себя того, кем не являешься.
Я зашелся в хохоте, хотя ничего забавного не было.
– Вообще–то я именно такой и есть. За это мне и платят.
Он отвел взгляд, словно нитки на его одежде были самой увлекательной вещью.
– Да, наверно.
– Но спасибо, – сказал я. – За желание, чтоб я был собой. – Он понятия не имел, что эти
простые слова значили для меня.
Он вымученно улыбнулся, потом взялся за низ свитера и стянул его. Затем расстегнул
рубашку и, не произнося ни слова, снял и ее. Он перебирал одежду, пытаясь найти
подходящую, прошел к сложенной стопке. Вытащил серую, но не успел ее надеть, прерванный моей репликой:
– Стоп.
Он обернулся:
– Что?
И вот я без единого намека на стыд таращился на его тело. Его идеально накачанные, идеально выраженные грудь и пресс.
– Охереть, Эндрю.
– Ой, – сказал он, и я почти застонал, когда его румянец окрасил шею и грудь. Он
копошился с рубашкой.
– Можешь смело ее не надевать, – предложил я. – Господи.
– Говорил же, что занимаюсь, – произнес он, натягивая рубашку, несмотря на то, что я
почти умолял его этого не делать.
– Да, но про сексуальность ты не упоминал.
Он расхохотался надо мной, пренебрегая всеми комплиментами. Эндрю – пестрая смесь: он был застенчивый и даже немного кроткий, но еще прямолинейный. Обычно я мог
угадать «верх» или «низ», но он совершенно сбивал меня с толку.
– Окей, время личных вопросов, – объявил я.
Он свесил голову на грудь.
– О, нет.
Я улыбнулся такой реакции.
– Помни, ты можешь наложить вето в любое время.
– Грозно звучит, – пробурчал он, но посмотрел на меня с надеждой. А еще с ожиданием и
страхом…
– Эли. Он был сверху или ты? – Вообще–то знать такое я не имел никакого права.
Разумеется, этот момент поведал бы мне о динамике их отношений, но ни одного клиента
я раньше не спрашивал о настолько личных вещах. Но с Эндрю… мне нужно было знать.
Мне хотелось знать, каков он в постели.
Сначала он пребывал в шоке – было очевидно – а его одежда снова завораживала. Брови
на секунду нахмурились, и я решил, что он не ответит. Но потом он пожал плечами.
– Все сразу. Хотя было…
Все сразу. Боже, он становился все лучше.
– Хотя было что?
– Нечасто.
Нечасто? Да какого хрена с этим Эли? Что–то явно не сходилось.
– У меня серьезные опасения о психическом состоянии Эли.
Он проигнорировал комментарий, но смотрел прямо мне в глаза.
– Личный вопрос, – повторил он, взял меня за руку и исследовал татуировки, точнее –
провел пальцем по самому большому из четырех дроздов, и мое сердце почти перестало
биться. К такому «личному» я не был готов. – Что это значит?
Я проглотил ком в горле, понятия не имея, что отвечать. Понятия не имея, смогу ли. Мои
татуировки, как и у большинства людей, были напоминаниями, знаками отличия из
личного опыта. Да, я мог носить их на коже, показывая всему миру, но их значение было
слишком личным. В конце концов, я покачал головой и прошептал: – Вето.
Глава 6
Для воскресного вечера в баре было довольно людно.
После нашего разговора в шкафу Эндрю немного притих. Ирония от меня, конечно
же, не ускользнула. К счастью, он не стал прессовать, а ласково улыбался и слишком
старался исправить мое настроение, примерно так же, как кто–то балует собаку, которую
до этого очень больно пнул.
И здесь ирония от меня не ускользнула.
– Выпить? – спросил он. Я кивнул, он отправился к бару, а мне выпало искать для
нас столик. Вернулся он с двумя бутылками пива и одну вручил мне. – Я задал тебе кучу
вопросов, а про предпочтения в выпивке – нет.
– Подойдет, – сказал я. – Отличный выбор.
Бар заполнялся, становясь все оживленней и громче. Мы болтали о всякой ерунде: где бывали, кем хотели стать в детстве, о самых постыдных моментах, о любимых и
ненавидимых предметах в школе, первой влюбленности, первом поцелуе. После третьей
бутылки мне почти удалось вычеркнуть из памяти, для чего мы сюда завалились. Пока
Эндрю не бросил взгляд за мое плечо, глаза его не округлились, а сам он не побледнел.
Я придвинулся ближе и положил руку ему на талию.
– Эли здесь? – тихо прошептал я ему на ухо и скорее ощутил, чем увидел, его кивок.
– Он нас видел?
Я чувствовал, как опускалась и вздымалась грудь Эндрю, а потом он кивнул.
– Да. Сейчас.
– Хорошо, – произнес я, откидываясь назад и улыбаясь. – Именно этого мы и
хотели.
Он посмотрел на меня взором, который я не смог прочитать. Страх?
Неуверенность? Сожаление?
Все еще держа его за руку, я наклонился и зашептал ему на ухо:
– Мечтаю узнать, в каких еще местах тебя окрашивает румянец.
Он загоготал и, как и предполагалось, покраснел. Собственно, это и было моей
целью.
– Господи, – пробормотал он, отхлебнув пива.
Я ухмыльнулся. Идеальная реакция. Если уж не для членоголового бывшего
бойфренда, то для меня. Я и не осознавал, что у меня имелся «пунктик» на пунцовеющих
парней.
Я не осознавал, что у меня появлялся «пунктик» на Эндрю.
Конечно, мое отношение к нему отличалось от отношения к другим клиентам, но
только из–за того, что мы хорошо ладили. Или я убеждал себя в этом? Я не заморачивался
до тех пор, пока позади нас не нарисовался парень, видеть которого до сих пор мне не
доводилось, и меня как громом шарахнуло…
У меня были чувства к Эндрю.
Я не знал, чего хотел. Но не сомневался в одном: я не хотел, чтоб Эндрю помирился
с Эли. На самом деле я не хотел, чтоб они даже просто поговорили.
Я провалил свою работу. Ну, вообще–то не совсем правда. Я влиял на свою работу
ради личной выгоды – что еще хуже.
– Что мне делать? – спросил он.
Я собирался сказать ему идти к бару. Дать Эли возможность вступить в контакт. Но
потом Эндрю положит руку мне на грудь… и это прикосновение, это тепло изменили все.
– Мы выжидаем, – прошептал я ему на ухо. Я чувствовал аромат его одеколона, чувствовал жар его тела. Что невероятно будоражило, и мне едва удавалось говорить. –
Мы заставим его ревновать. Заставим понять, от чего он ушел.
Эндрю с придыханием горячо проговорил мне в ухо:
– Он смотрит.
Господи, голова закружилась, сердце загромыхало в груди.
– Хорошо, – пробормотал я. И ведь было хорошо. Мне хотелось, чтоб Эли смотрел.
Мне хотелось обвить Эндрю рукой за шею и поцеловать. Черт, мне хотелось целовать его, пока он не забудет свое имя. Мне хотелось сделать даже больше. Я ни капельки не солгал
насчет желания посмотреть, докуда спускается его румянец.
– Мы уходим или остаемся? – пролепетал он мне в ухо.
Я не знал. Впервые с момента начала этой халтуры я понятия не имел, что делать. Я
осознавал, что мы должны остаться, осознавал, что обязан спровоцировать контакт для
своего клиента, но не был готов к завершению дела.
Боже, голова была забита совершенно не тем. И рулил ей точно не разум. Я
натурально пребывал не в состоянии мыслить – в чем заключается суть всех шуток про
мужчин–геев – но решение принималось не только членом. Мое глупое сердце
умудрилось рассказать о многом. К сожалению, мой глупый мозг обнаружен не был.
– Пошли отсюда.
Я взял его за руку и повел по бару. Тогда–то и заметил Эли: он ничем не отличался
от увиденного мною на фотках человека. Сомнений не было – он обратил внимание на
надетый на мне жилет, потому что прищурился и всматривался в Эндрю.
Выйдя на улицу, я прикладывал усилия не лыбиться, а Эндрю вдруг рассмеялся.
– Видел его лицо?
– Да. – Я распахнул дверь ближайшего такси и придержал для него. Он
проскользнул на заднее сиденье, а я присоединился к нему.
– Чем теперь займемся? – спросил он. Мне стало интересно: его воодушевление
было спровоцировано достигнутым контактом или из–за того, что отпала причина
изображать свидание, или из–за трех бутылок пива? Но его улыбка была прекрасна.
Я дал таксисту адрес Эндрю.
– Мы отправляемся к тебе постить фотки в твоем «фейсбуке».
Он снова расхохотался. Все лицо засияло, словно он был только что постучавшим в
дверь и давшим деру подростком.
– Ты не шутил, говоря, что мы добьемся от него реакции.
Я согласился.
– Он был в шоке.
– Не думаю, что ему приглянулся мой жилет на тебе.
– Потому–то я его и надел.
Он испустил тихий смешок, а я ждал начала осознания. Обычно за огромным
успехом следовало «что же я натворил?», но с Эндрю этого так и не произошло.
– Мне стоит переживать насчет фотографий, которые ты хочешь выложить на
«фейсбук»? – осведомился он, проходя в гостиную.
– Нет. Я сказал «фейсбук», а не «грайндр7».
7
Приложение для геев и бисексуальных мужчин.
Он захохотал и отправился в кухню. Я заметил все еще не подключенный
проигрыватель, решил, что он нуждался в работе, и склонился над низким комодом
подключить шнур питания как раз в момент возвращения Эндрю.
В руках он держал два пива и совершенно точно заценивал мою задницу.
–Нравится то, что видишь? – спросил я, вздернув бровь.
Он всучил мне бутылку.
–Заткнись и пей.
Я принял пиво с хохотком.
– Предполагалось, что ты кроткий и вежливый парень. А не нахал, отдающий
приказы заткнуться и пить.
Он отхлебнул пива и, глотая его, улыбнулся.
–Только с людьми, с которыми мне не комфортно.
– Рад слышать. – Мы чокнулись бутылками. – Твое здоровье.
В течение нескольких долгих секунд мы не отводили взгляды, отчего сердце мое
сбивалось с ритма, а пах обожгло теплой волной. Не будь он клиентом, я забрал бы из его
руки бутылку, пихнул на диван и нашел каждую точку на теле, что вынуждала бы его
стонать.
Абсолютно не обращая внимания на порнографические картинки в моей голове, он
плюхнулся на диван и закинул ногу на кофейный столик.
– Пластинка сама не заиграет, – поддел он.
Хмыкнув, я поднял с кресла подушку и швырнул в него.