Впереди Том щелкает кнопкой, и салон заливает болезненный желтый свет.
– Кажется, все, – Том останавливается перед Крисом. Закатанные рукава привычной белой рубашки, на черных джинсах пятна от воды. – Подождем еще минут двадцать и поедем, если все нормально будет.
– Поедем сейчас, – хрипло просит Крис. – Я возьму пакет.
– Уверен? – холодная ладонь ложится на лоб. И Крис отчетливо чувствует, как чуть царапают кожу когти. И все это настолько дико...
– Скажи... – Хемсворт с трудом сглатывает, – если человек сходит с ума, он это осознает?
– Не знаю, – в глазах Тома мелькает озабоченность. – Что происходит, Крис?
– Я просто спросил, – Крис опускает голову.
– Ничего... – музыкант вдруг нагибается и целует куда-то в макушку. – Тебе просто нужно отдохнуть. Все будет хорошо, поехали.
И помогает пересесть на переднее сидение.
***
Когда Крис засыпает, безвольно склонив голову на грудь, Том снова притормаживает у обочины, тянется за курткой на заднее сидение, вытягивает из кармана обезболивающее. Некоторое время нерешительно вертит баночку в пальцах, а потом достает таблетку. Запивает водой и снова трогается с места.
Он должен быть в форме.
__________________________________________________
My chemical romance - The Sharpest Lives
Глава 26. «Трасса».
Асфальт мягко шуршит под колесами. За окном мелькают фары встречных машин, черные деревья, редкие столбики со светоотражателями. И Тому кажется, что он попал в мир призраков. В ту самую пугающую вселенную из детских снов, когда ты можешь только видеть, но не ощущать.
Веки наливаются свинцом. Чтобы приподнимать их снова и снова требуются, кажется, все силы, оставшиеся в измученном, лишенном отдыха организме. Даже тупая боль в спине и груди уже не отвлекает. Хочется лечь щекой на руль, закрыть глаза и отключиться.
Хиддлстон сжимает пальцы, а потом плавно давит на педаль тормоза, снова съезжая к обочине.
Так продолжаться больше не может. Нужно развеяться. Пройтись пару кружков вокруг машины, посетить придорожные кусты.
Том ставит нейтралку, дергает ручник и глушит машину. Бросает короткий взгляд на привалившегося лбом к стеклу Криса и осторожно, стараясь действовать как можно тише, приоткрывает дверь.
На улице прохладно. Если не сказать холодно. Изо рта, едва Том приоткрывает его, чтобы облизнуть губы, вырывается облачко пара. Хиддлстон хвалит себя, что надел куртку и трясет головой, прогоняя сон.
Не мешало бы сходить облегчиться.
Том подходит к краю обочины, оглядывается в поисках удобного спуска к лесополосе.
Находится он быстро и Хиддлстон делает осторожный шаг, отдающийся во всем теле глухой, уменьшенной таблеткой, болью. Он криво улыбается и, зачем-то помассировав пальцами спину, идет дальше.
Подходящее место находится почти сразу. Толстое дерево с шершавым стволом. Правда Том тут же зацепляется штаниной о какую-то ветку, но не сильно. Что уже может считаться победой над природной неудачливостью.
Возвращаясь к машине, Хиддлстон зло шипит сквозь зубы, ругая себя за глупую стыдливость. Можно ведь было не отходить далеко от машины и решить проблему на обочине. Но нет... понесло в лес. И следствием этой глупой идеи оказалась в кровь расцарапанная обожженная крапивой рука. А он-то наивный, думал, что ветка будет единственной бедой на сегодня.
От невеселых мыслей отрывает странный шорох. Словно кто-то неосторожно задел ветку. Том вздрагивает, замирает, весь обращаясь в слух. Отчего-то странный звук пугает. Хотя, казалось бы, что может случиться в пяти метрах от оживленного, даже ночью, шоссе? Но этот аргумент помогает слабо.
Подождав несколько мгновений, Хиддлстон делает следующий шаг. И снова этот шорох. Музыкант резко оборачивается на звук. Глаз успевает уловить только смазанную тень, но теперь Том уверен точно: он здесь не один.
Прошибает холодный пот, в ногах появляется противная слабость. Пальцы трясутся. Том закусывает губу и ускоряет шаг. А потом и вовсе срывается на бег. Ветка попадает по щеке, оставляя на коже очередную царапину.
А преследователи уже не таятся. Их много – слышно по легким шуршащим шагам, какому-то скрежету.
Том бросает короткий взгляд вправо и испуганно вскрикивает: на него, не мигая, смотрят два желтых внимательных глаза.
И как только он осознает это, то этими желтыми светящимися, словно угли огоньками наполняется весь лес. Тяжелое дыхание срывается с губ, а до дороги все те пять метров, что и были. Словно он не сделал ни шагу.
Почему они не нападают?!
И холодное прикосновение к руке. Словно...
Том сорвано орет и в ужасе прижимает руку к груди, ускоряя бег. В глазах уже черные круги, в висках стучит кровь.
И вот она, трасса. Пустая. Ни огня. Только одиноко стоящий фольксваген с огоньком лампочки внутри, освещающей смутный силуэт Криса.
И Том вдруг понимает, что это не за ним. Крис. Вот кто цель.
Он не знает, откуда пришло это осознание, но преследователи, похоже, тоже чувствуют это. Над пустой дорогой раздается поистине жуткий кладбищенский вой. И все они разом бросаются к Тому, беспомощно прижавшемуся к двери с пассажирской стороны.
Гротескные уродливые фигуры, освещенные слабым лунным светом, выглядят кошмарно. Желтые глаза горят, словно угли. И этот вой... Скрежет когтей по асфальту. Хлопанье крыльев.
Хиддлстон коротко истерично оборачивается и встречает шокированный полный ужаса взгляд Криса.
А орда наступает. Угрожающе-низкий рык, шипение. Они подступают медленно, понимая, что некому их остановить.
– Этого нет... – шепчет Том, вцепляясь пальцами в холодный металл двери. – Это бред...
И замогильный хохот, вперемежку с клекочущим рыком.
Хемсворт, кажется, дергает ручку двери, чтобы выбраться, но Том всем телом прижимается к машине, не давая этого сделать.
И сил хватает только на то, чтобы хрипло выкрикнуть:
– Вруби свет!
Дорогу, словно разрывая мутную пленку, освещает теплый яркий свет. А Том орет, делая шаг к замершим на месте тварям:
– Никто не подойдет к машине!
К Тому смазанной тенью прыгает уродливое создание, похожее на большую собаку с хитинистыми накладками на спине. С оскаленной пасти хлопьями падает пена. Хиддлстон с испуганным обреченным криком отшатывается, по-дурацки взмахивая руками. И шокированно разглядывает валяющую у ног тварь, с разорванной, словно когтями, глоткой.
Раздается испуганный визг, клекот. И толпа монстров вдруг подается назад, отступая на почтительное расстояние. А Том, хватая ртом воздух, разглядывает свои окровавленные пальцы, заканчивающиеся загнутыми черными когтями.
И полный какого-то благоговейного страха голос Криса за спиной:
– У тебя крылья...
– В машину, – Том не оборачивается. – Быстро.
Хлопок двери и тишина.
– Если кто-то из вас посмеет коснуться этого человека, – Хиддлстон делает шаг к безмолвной темной массе тварей, замершей без движения, – я сам убью покусившегося на его жизнь. А теперь – прочь.
И свора с негромким шелестом растворяется во тьме, возвращая миру краски. На шоссе снова появляются машины, тусклый фонарь в отдалении загорается своим белесым болезненным светом.
А Том оседает на землю, пряча голову в колени. Все тело бьет крупная дрожь.
– Этого не может быть... – губы сами проговаривают бесполезную мантру. – Этого нет...
Пальцы, измазанные черной густой влагой, абсолютно обычные.
А потом кто-то мягко обнимает со спины, прижимает к груди. Теплые губы прижимаются к виску. И Том чувствует, как в глазах становится горячо и влажно. Из груди вырывается нервный испуганный, детский какой-то всхлип, и Хиддлстон, резко обернувшись, утыкается лицом в грудь Хемсворта, совершенно не по-мужски захлебываясь слезами.
***
Крис осторожно прижимает к себе худое холодное тело музыканта, гладит ладонями по спине, пытаясь унять дрожь. Шепчет на ухо какие-то успокаивающие глупости.
А Тома трясет. Он захлебывается слезами, вцепившись в Хемсворта так, словно боится, что тот исчезнет. Пытается что-то выговорить, но выходят только невнятные всхлипы.
Крис осторожно отнимает его руку от своего плеча и целует трясущиеся пальцы, измазанные какой-то черной густой субстанцией. Греет дыханием.
– Все кончилось, слышишь? Ты прогнал их всех, – слова звучат глупо, но что сказать еще Крис не знает. – Давай в машину, не нужно сидеть на земле.
– Что это, Крис?! – Том всхлипывает. – Я словно... Это был не я! Я знал, что сильнее! Я мог убить их всех!
– Том, давай сядем в машину, тебе холодно, – Хемсворт не знает что ответить, поэтому просто тянет музыканта наверх, помогая подняться на ноги. – Там ты мне расскажешь.
А перед глазами стоит черная во тьме фигура с огромными распахнутыми крыльями за спиной. И слышится четкий холодный голос:
– А теперь – прочь.
В салоне музыкант слегка успокаивается. По крайней мере, трясет его уже немного меньше. Крис вытирает его испачканные ладони влажной салфеткой – Том, после того, как Криса стошнило, положил их в бардачок. А что сказать не знает. Но молчать нельзя. Иначе шок у Тома может перерасти во что-то более серьезное. Но только он открывает рот, как Том тихо спрашивает:
– Тебе лучше?
А Крис вдруг понимает, что симптомов гриппа больше нет. Ни головной боли, ни тошноты, ни противного душного жара, мешающего дышать.
– Лучше, – Хемсворт кивает. – Гораздо. А ты...
– Ты же видел все это, – Том говорит почти неслышно. – Чем я был?
– Твои крылья – не мой глюк, – Крис заставляет себя улыбнуться. – Ну, или мы сошли с ума вместе. Та тварь бросилась на тебя, и ты... Ты просто взмахнул рукой – и она упала. А крылья... Они огромные. Черные.
– Я такая же тварь, как и они, – музыкант бросает взгляд в окно. – Только, наверное, еще хуже, раз они испугались. Я не знаю... Я словно потерял себя тогда. Как если бы... Я просто знал, что делать. А потом... – Том как-то беспомощно замолкает и опускает голову.
– Ты спас нас, – Крис притягивает его к себе. А потом мягко целует в плотно сжатые влажные губы. Нажимает, прося впустить. И Хиддлстон приоткрывает рот, чуть запрокидывая голову. Крис запускает пальцы в его волосы на затылке, зарывается в мягкие пряди.
Поцелуй получается неровным, потому что Тома все еще трясет, но нежным. Крис скользит ладонью по груди музыканта, по животу, гладит мягкими круговыми движениями. Он помнит, что именно прикосновения к животу успокаивают Тома лучше всего. А потом соскальзывает за пояс брюк. Забирается под белье. И Том дергается, вскидываясь:
– Ты что? – в его голосе непонимание. – Сейчас не...
– Тебя надо успокоить, – Хемсворт целует музыканта в шею, туда, где бьется под кожей пульс. – Это нужно.
– В машине?
– Такого у нас еще не было, – непристойно улыбается Хемсворт. – Тебе понравится, обещаю.
Том медлит секунду, а потом расслабляется. И виновато шепчет:
– Я не... Мне будет тяжело сейчас. Я могу... – он мнется, – могу потом помочь тебе... могу взять...
– Тише, – Крис расстегивает штаны Тома. – Ты ничего не будешь делать. Просто закрой глаза.
И Хиддлстон слушается. Прикрывает припухшие веки, откидываясь на спинку сидения. А Крис ласково целует музыканта в губы, ритмично лаская уже твердый член.
В штанах тесно и жарко. Но попросить Тома...
Вместо этого Крис просто склоняется над его бедрами и обнимает губами аккуратную головку. Хиддлстон всхлипывает, дергается, пытаясь отстранить. Но Крис не дает ему шевельнуться. Только берет глубже, заставляя музыканта глухо застонать.
Том кончает быстро. Весь напрягается, выгибается, вцепляясь в плечо Хемсворта.
Крис проглатывает, вылизывает, собирая все, до капли. А потом, пошло улыбаясь, комментирует:
– Даже салфетки не понадобились, видишь? А ты не хотел.
Но Том не реагирует на тон. Он обнимает Хемсворта за шею и выдыхает в самые губы:
– Спасибо.
Его больше не трясет.
А потом Хиддлстон просто сползает вниз, дергает молнию на джинсах не успевшего вставить и слова Криса и берет сразу до половины. Сжимает губами, ласкает языком. И пропускает еще дальше. Так, что головка касается упругой слизистой горла.
Этого Хемсворту хватает с головой. Он кончает, давясь воздухом, пытаясь не дергаться, чтобы не доставить еще большего неудобства Тому.