Вздохнув, он достал телефон и позвонил:
— Слушаю…
— Добрый вечер, Саша, это Николай Петрович.
— Здравствуйте, доктор.
— Я длительное время не был в городе, сам понимаешь, служба. Хотел посоветоваться, в какой ресторан сходить? Со мной две дамы — это друзья.
— Я отправлю Танцора, он все организует, — кратко и понятно ответил Александр.
— Спасибо, Саша, пусть подъедет через полчаса, — он назвал адрес.
Пока женщины собирались, он обдумывал разговор и не мог определиться — правильно или неправильно поступил, пригласив на работу обеих. Две любящие женщины, тем более вместе — это опасно. То, что Алла неравнодушна к нему, он не сомневался. Все равно эту проблему необходимо решать. На работе, возможно, болезненнее, но быстрее. В другом случае пришлось бы решать дома. Значит, он поступил правильно, а что дальше, как быть дальше? Он не знал. Не в его манере полагаться на течение обстоятельств, но пока он не находил решения.
— Девочки, вы меня слышите? — крикнул он.
— Да-а, — хором ответили они.
— Мы выходим через 10 минут, теплые вещи — рейтузы, сапоги — одевать не надо, мы поедем на машине.
Он пошел покурить на кухню и снова задумался. Стоило ли вообще брать их на работу? Многие не берут родственников, но мне они даже не любовницы. Чего рассуждать, осадил он себя, дело-то сделано…
Он вышел в коридор, Вика и Алла были уже там. Михайлов шутливо схватился за сердце:
— Девушки! Я же просил вас…
Довольные, они радостно улыбались.
Подъехав к ресторану, Алла ахнула:
— Это же элитный, туда не попадешь!
— Разберемся, — ответил Михайлов и помог выйти из машины.
Около входа толпилась кучка желающих, в основном проституток, догадался Михайлов. Дверь вежливо отворилась, пропуская их внутрь, и опять безжалостно захлопнулась под возмущения страждущих.
— Вы пока раздевайтесь, я поднимусь, — Танцор махнул рукой в сторону лестницы.
Девушки, осмотрев себя в зеркале и оставшись довольными, пошли рядом с Михайловым.
Танцор спускался вниз и, поравнявшись, сказал:
— Все в порядке. Потом перезвоните?
Николай Петрович кивнул.
Официант встретил их и проводил к столику.
— Что будете заказывать? — он протянул меню.
— Шампанское, хорошей водки, что-нибудь покушать. Все, — ответил Михайлов, так и не взяв меню.
Официант, по-особому кивнув, удалился.
Ждать не пришлось, столик быстро наполнялся, что еще раз удивило Аллу Борисовну, не привыкшую к ресторанам, но знавшую, что ждать приходится долговато.
Разлив шампанское по бокалам, официант удалился.
Михайлов поднял бокал.
— Давайте, милые девушки, выпьем за то, что судьба свела нас вместе, за то, что мы здесь и нам хорошо!
Они поддержали тост.
— Здесь прекрасно! Я так давно не была в ресторане!
Алла оглядывала пока еще полупустой зал и удивлялась — почему же тогда не пускали желающих в ресторан? Оркестр тихо играл плавную мелодию, невдалеке, тесно прижавшись друг к другу, танцевала парочка.
— А я первый раз…
— Тогда пойдем, потанцуем, Алла нам разрешит?
Она кивнула в ответ, но Михайлов заметил, что на первый танец рассчитывала она.
Вика положила руки ему на плечи и почти сразу продвинула их дальше, он ощутил ее упругие соски.
— Последний раз я танцевала в 8 классе, в школе был новогодний бал…
— Теперь не будет последнего раза, Вика, забудь об этом, — он улыбнулся и с ужасом почувствовал, как брюки начинает шевелиться.
Она поняла, но не отстранилась и в такт музыки старалась прижаться ближе.
Мелодия кончилась.
«Слава Богу», — прошептал про себя он, нежно ведя ее к столику.
Официант снова наполнил бокалы девушкам и по знаку руки налил Михайлову водки.
— Теперь мы сами.
Он слегка поклонился и отошел.
— Я хочу выпить за нашего прекрасного кавалера, лучшего мужчину в мире, за вас, Николай Петрович!
— За вас, — поддержала Вика.
Осушив бокалы, они закусывали.
— Это все нужно съесть, — что бы не молчать сказал Михайлов, обводя стол рукой.
— Тогда какими будут наши фигуры? — усмехнулась кокетливо Алла.
Опять заиграла тихая мелодия, и он пригласил на танец Аллу.
— Вы такой симпатичный мужчина!.. — закинула она пробный шар.
— А вы такая прекрасная девушка!..
— О-о! — улыбнулась она.
Брюки зашевелились снова, она уловила это сразу и ласково смотрела в глаза. Он слегка отстранился, но в такт движению танца она сразу же нашла его снова.
О, эти сладостные муки!..
— Пойдем, присядем, — попросил он.
Она поняла и улыбнулась, напоследок еще сильнее прижавшись к нему.
— Какой вы все-таки славный! Пойдемте.
Выпив несколько рюмок, Михайлов понял, что не сможет пригласить на танец кого-то из них. Они безумно нравились ему обе, и он не мог, не в силах выбрать одну. Алкоголь усиливал это чувство, и он откровенно начал беспокоиться.
К столику подошел мужчина и с прибалтийским акцентом попросил:
— Можно пригласить вашу даму?
— Мы не танцуем, — почти враз ответили Вика и Алла.
С трудом соображая «под парами», что ему отказывают, привыкший у себя относиться к русским с высокомерием, он не уходил. С соседнего столика, злобно глянув, поднялись два бритоголовых. Один, без слов, сильно ударил прибалта в челюсть, тот полетел, сбивая стулья, его подхватили и утащили из зала.
Второй подошел ближе.
— Извините, доктор, он больше не побеспокоит вас.
Качки вернулись к своему столику.
— Вы их знаете? — спросила Вика.
— Нет, откуда, — Михайлов понял, что Танцор попросил присмотреть за ними, но объяснять этого не стал.
— За то знают и ценят вас! — восхищалась Алла.
— А танцуем мы только с вами, — намекнула Вика.
— Да, — поддержала ее Алла.
— Тогда я приглашаю вас обеих.
Быстрый танец набирал силу, они вышли на площадку, где и так было тесно, но толпа боязливо потеснилась, уступая им место — участь прибалта никого не устраивала.
С удовольствием попрыгав, они вернулись за столик.
Михайлов решил в этот вечер разрубить затягивающийся узел.
— Девочки, у меня к вам предложение: давайте возьмем водки, шампанского, закуски и продолжим дома.
Михайлов внимательно наблюдал за реакцией. Алла, обрадовавшись, сразу же согласилась, а Вика недоуменно поддержала ее.
Так он и думал. Вика, неискушенное дитя, еще не была способной на любовные тонкости, она воспринимала все чисто и прямо. Она даже могла подыграть матери, оставляя его ночевать… Но Алла бы пришла ночью к нему, он не сомневался, как не сомневался и в том, что Вика услышит. Что станет с бедной девушкой? Он ужаснулся, представив рыдающую в тишине Вику, мир для которой перестанет существовать… Решение созрело, ему стало легче, пусть закончится все так. Ночью он не останется, уедет. Уедет навсегда из этого города, время залечит раны. Не суждено ему быть вместе с любимой. С какой? Он не мог увезти одну, разве можно разорвать мать с дочерью, да и выбрать одну не в силах. В муках, обхватив голову на мгновение руками, он понял, что другого решения нет.
Позвонив Танцору, он подозвал официанта.
— Мы уходим, организуй нам с собой три шампанского, две водки и закуски.
— Не беспокойтесь, все будет в машине.
Михайлов достал кошелек.
— Нет, — официант сделал протестующий жест рукой, — меня просили передать вам, что это в залог доверия и уважения, — он слегка поклонился и ушел.
«Бром, — подумал Михайлов, — но как он узнал»?
— Николай Петрович, может вы мафиози, крестный отец? — перебивая его мысли, загадочно спросила Вика.
— Почему? — сделав вид, что не понял, спросил Михайлов.
— Потому, что мы в этот ресторан попали, не успели к нам подойти — получили по морде, деньги не берут, — Вика радостно засмеялась, — я в шутку…
— Просто я вылечил одного человека и не взял денег. Это его ответный ход.
— Зачем столько спиртного? — спросила Алла.
— Что бы дома остался запас, — ответил Николай Петрович, помогая им выйти из-за стола.
Алле понравилось, что он говорил об их доме, как о своем.
— Будут еще вопросы? — Николай каверзно смотрел на них, — а почему у тебя такие славные ушки, а почему у тебя такие большие глазки, а почему у вас такие алые губки?
— Этого не было в сказке…
Они рассмеялись вместе.
Дома Алла почувствовала себя увереннее, быстро расставила все на столе, включила негромко музыку. Звучали «Золотые гитары», Михайлов обожал эту музыку, как и музыку оркестра Поля Мориа. Сколько душевной теплоты, выразительности было в ней! Казалось, вот большой луг, на котором звенят колокольчики, порхают беззаботно бабочки, а рядом на цветок садится трудяга пчелка. По небу плывут всевидящие облака, подражая земному, вот это похоже на бабочку, а чуть вдалеке проплывает пчелка. Между ними, в синеве, отражается гладь реки…
— Какая прекрасная, замечательная музыка, это музыка моей молодости! — он вздохнул.
Вика подсела ближе и взяла его руку.
— Николай Петрович, музыка никогда не стареет и если бы у меня был выбор — разве бы я смогла променять вас на 20-летнего парня? Вы гораздо моложе, красивее и лучше их всех, вы воплощение этой нестареющей музыки!
Алла подсела с другой стороны и тоже взяла его руку.
— Николай Петрович, вы удивительный человек! Когда-то давно у врачей был символ — горящая свеча: светя другим, сгораю сам. Но это не вы, вы горный родник, который не замутить годами, он всегда прозрачен и чист, как младенец. Он бежит, сверкая на солнце, давая живительную влагу людям. Вы молодость, собравшая мудрость зрелости, и рядом с вами я молодею сама.
Михайлов обнял их, прижимая к себе.
— Спасибо, мои дорогие, за теплые слова. Пойдемте, — он ласково подтолкнул их к столу, — я хочу сказать несколько слов.
Он взял шампанское.
— Нет, я хочу попробовать водки.
— И я тоже.
Налив всем водки и подняв рюмку, он произнес:
— В пустыне ценят влагу, на севере — солнце, на море — землю, но теплое слово бесценно везде, особенно, если его произносят самые красивые и дорогие твоему сердцу женщины. За вас, мои бесценные, Алла и Вика!
Выпив еще несколько рюмок, Михайлов решился — пора, иначе потом он будет пьян, а на трезвую голову у него не хватит мужества.
— Алла, я бы хотел поговорить с тобой. Тэт а тэт, если можно так выразится. Надеюсь, Вика разрешит нам пошептаться на кухне?
— Поговорите, — удивленно и одновременно озабоченно произнесла Вика.
Она почему-то испугалась этого разговора, нервно теребила собственные пальцы, провожая их взглядом.
— Алла, я решил уйти, — начал свой разговор Николай.
— Как, куда, почему?
— Уехать навсегда из этого города, но прежде, чем уйти, я должен объяснить. Впервые в жизни, пусть поздно, но я по-настоящему полюбил, полюбил страстно, всей душой и сердцем, каждой клеточкой своего тела, которая взывает об ответной любви. Душа моя разрывается, сердце стонет, мозг требует сладострастия, а я не могу его получить. Потому, что я полюбил вас, вас обеих, Алла, полюбил так сильно, что не могу сделать выбор, вы одинаково дороги мне. Я не могу обнадеживать кого-то из вас и поэтому мне лучше уйти. Я попрошу только одного — не держите на меня зла, решение принято и оно окончательное.
Он встал и, не ожидая ответа, ушел в ванную. Пальцы его дрожали, и зажигалка никак не хотела воспламеняться. Наконец, он прикурил и глубоко затянулся дымом, смотря и не видя в окно. Из глаз выбежала скупая слеза, он смахнул ее и стал приходить в себя. «Квашня», — подумал он и услышал тихий, отсюда невнятный разговор. Выбросив догоревшую сигарету, он решил уйти тихо, не попрощавшись. «Это подлое бегство, но так будет лучше всем», — рассуждал про себя он, выходя в коридор.
— Николай Петрович, — он вздрогнул, — я бы хотела сказать вам…
Он прошел в кухню, как на Голгофу. Алла взяла его за руку и усадила на стул.
— Милый вы наш, Николай Петрович, — начала она, — честнейшей и добрейшей души человек. Спасибо вам за правдивые слова. Мы тоже, я и Вика, очень сильно полюбили вас, и мы тоже не можем разделить вас. Каждая из нас мечтает быть с вами, целовать, ласкать и любить всем сердцем, быть рядом, оберегать и помогать вам. Вика столько горя перенесла за последнее время, что я не могу идти против нее. Как настоящая мать я уйму свою страсть и стану любить и обожать вас, как сестра. Пожалуйста, прошу и умоляю вас — не отказывайте Вике в любви. Ей скоро восемнадцать исполнится, и вы поженитесь. Коленька, прошу тебя, не огорчай мою дочь, люби ее и будь с ней счастлив. И я, глядя на вас, стану радоваться.
Николай оторопело смотрел на нее, не ожидая такого поворота. В кухне повисла тишина, каждый слышал биение сердец. Он растерялся, ожидая, что его могут выгнать, оскорбить, но уговаривать остаться с Викой…
Видя его замешательство, Алла решилась на последнее:
— Ты же врач, ты не можешь убить мою дочь отказом. Лучше бы ей остаться безногой, — она заплакала.
Оторопелый Михайлов не мог вымолвить и слова. Это как же надо любить свою дочь, чтобы отказаться от любимого мужчины?! Не просто отказаться, а быть рядом и видеть счастье других. Пожертвовать собой ради дочери… Наверное, это и есть счастье, горькое счастье матери.
— Алла, — нерешительно начал Николай, — я тоже стану любить тебя, как сестру. И если Вика не против, то прошу ее руки и сердца.
— Правда? — Алла неуверенно вытирала слезы.
— Это правда, — подтвердил Николай, — а на кухню я тебя позвал, чтобы попросить руки дочери. Другого разговора не было.
— Да, да, конечно не было.
Они вернулись в комнату.
— Вика, доченька, — начала Алла Борисовна, — Николай Петрович только что просил у меня твоей руки.
— Да, Вика, — подтвердил Николай, — я люблю тебя.
— Это правда? — Вика переводила взгляд то на мать, то на Николая.
— Правда, Вика. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна?
— Ой, — по-детски взвизгнула Вика и бросилась на грудь к Николаю.
* * *
Утро, раннее утро поздней осени, когда на дворе фактически стоит зима и пушистый снег еще радует романтичные души, в небольшую оттепель все деревья покрываются инеем, в это самое утро Николай открыл глаза в другом, но уже ставшем родным, доме.
На кухне изредка позвякивала посуда, на улице щебетали синички. Вика с Николаем ополоснулись в ванной. Алла встала раньше, и завтрак на столе уже ждал их. Николай с шумом открыл шампанское, до краев наполнил бокалы.
— За самый счастливый день в моей жизни. За твой, милая теща, за твой, дорогая Вика, за наш день!
— Сегодня моя дочь стала женщиной, она любит и любима, и я хочу выпить за нее, за ее счастье!
— Ты знаешь, мама, мне так хорошо!
Вика улыбнулась и прижалась к плечу Николая.
Алла задумалась, столько событий пронеслось за последние недели. Она вспомнила первого мужа, свою первую любовь. С годами она ушла, остались уважение и привязанность, она привыкла к его полетам, когда его не было дома по несколько дней. Когда он погиб, она смирилась быстро, горевать было некогда, на лечение дочери, заботу о ней уходило все время. Последний год она изредка вспоминала, считая его в дальнем полете, и особенно близко сошлась с Викой. Но сейчас она любила, любила последней и поэтому, может быть, более сильной любовью и очень радовалась за дочь. Странно, но ощущение ревности не появлялось, они любили его одного, как родители любят, не ревнуя, одного ребенка. Это была одна семья, в которую не мог войти посторонний. Ее мысли прервал Николай:
— Сегодня съездим ко мне домой, вы посмотрите квартиру, она такая же, две комнаты, и решим, где будем жить.
— Нам лучше здесь, Коленька, правда, Вика?
— Угу.
— Мы можем обменять их на четырехкомнатную, — предложила Алла.
— Нет, родные мои, менять мы ничего не будем. Через год, к следующему Новому Году, мы переедем в новый дом, у каждого будет своя комната, у меня плюс отдельный кабинет и огромная шикарная спальня с кроватью на заказ. Можно взять водяной матрац или матрац с подогревом, однако, разве я могу замерзнуть с тобой?