Юлечка и Витя не пойдут в обычном понятии в школу: я плохо представляю себе совместное обучение 10-летних отроков и годовалых детей.
Вы знаете, что в нашем доме стоит самый современный и мощный компьютер мира, не имеющий аналогов сейчас и минимум в ближайшие 50 лет. Даже фантастические компьютеры американских и других фильмов не сравнимы с возможностями нашей Машеньки. Мария Николаевна — это видеоматерилизованный образ Маши. Детям будет интересно с ней заниматься, она обладает знаниями всего человечества, собранные в единую систему, в единый блок, они представляют из себя могучую силу. Мария Николаевна соображает мгновенно, естественно, — он улыбнулся, — не пользуется калькулятором и не перегрузит детей ни умственно, ни физически.
Время от времени мы станем ходить на родительские собрания, Мария Николаевна расскажет об успеваемости детей, о степени усвоения знаний, наклонностях Юли и Вити. Мы сможем вносить свои коррекции, если потребуется, в процесс обучения, например, давать добро или отказывать в увеличении объема знаний и многое другое.
И еще, Мария Николаевна станет и твоим преподавателем, Вика, по всем предметам. Так что фактически у тебя будет очное обучение, она прочитает тебе лекции, проведет семинарские занятия, подготовит к сдаче зачетов и экзаменов. Ее «лицо» я заменю на другое: неудобно как-то заниматься у учительницы детей.
Николай замолчал, всматриваясь в любимые лица, стараясь уловить настроение и понять отношение к сказанному.
— Значит Мария Николаевна — это искусственный образ нашей Маши, — Алла помолчала немного, — сегодня была реклама по телевизору, показывали маленькие шоколадки «шок» — на них явно твоей фотографии не хватает, Коленька.
Алла подошла и обняла его сзади.
— Как тебя наказывать: ума не приложу. Решение принимаешь верное и нам не говоришь… Нет, на этот раз мы тебя обязательно накажем, придумаем что-нибудь с Викой этакое, — Алла повертела рукой из стороны в сторону.
Николай заметил, как у Вики загорелись глаза. «Видимо что-то придумала уже, — подумал он, хитровато улыбнувшись, — ничего, сейчас я уведу их от этой темы».
— Совсем забыл, я говорил, что тебя, Вика, встретит в Москве Степанов, но он вылетает к нам вечерним рейсом, я только что узнал об этом. Кстати, девочки, можете его поздравить: он получил звание генерала.
Алла забеспокоилась, Николай говорил, что Степанов и Пустовалов станут обеспечивать безопасность семьи. Значит, что-то случилось за это короткое время и что-то достаточно серьезное, иначе бы он не вылетал из Москвы в тот же день. Но что? Она решила спросить Николая напрямую.
— Коля, если Степанов вылетает сегодня же обратно, значит, что-то случилось? Не скрывай, пожалуйста, от нас правды, какой бы она не была горькой, нам легче перенести трудности, чем думать о них. Ты же знаешь — неизвестность тяготит больше.
Но Николай не собирался посвящать их в игры разведок и контрразведок, однако что-то существенное сказать необходимо. Иначе ему просто не поверит ни Алла, ни Вика.
— Дорогие мои, спецслужбы каждого государства гласно или негласно охраняют своих крупных ученых, деятельность которых может быть использована в военных целях. Это обычное явление, к которому вам нужно привыкнуть. Вспомните академика Сахарова, ему не разрешали свободно ездить даже по своей стране.
— Тоже мне, сравнил, — насупилась Алла, — ему не доверял ЦК и политбюро.
— И доверял создание самого мощного и секретного оружия — водородной бомбы, — отпарировал сразу же Николай. — Я не работаю на оборонку, но я согласился иногда давать научные консультации. Возникла срочная необходимость, вот Степанов и приедет за такой консультацией. Привыкайте мои дорогие — это обычная штатная ситуация, которых еще будет не мало.
— А никак нельзя без этих, — Вика подбирала слова, — штатных ситуаций?
— Никак, дорогая, потому что…
Николаю не дали договорить прибежавшие дети, они ворвались, словно шаровые молнии, сверкая радостными лицами.
— Папа, мама, бабушка! Мария Николаевна такая прелестная учительница, с ней очень интересно! — кричали наперебой Юля и Витя, — и соображает она быстро, умеет решать задачки!
Алла и Вика рассмеялись, хватая детей, целуя и подкидывая их вверх. Восторг охватил и их, снимая напряжение физической разрядкой и эмоциональным всплеском. Дети кружились в воздухе, взмахивая руками, падали на маму и бабушку, взлетали снова, мягко приземляясь на руки. Наконец они прижались к матери и бабушке, но не усидели на коленях и минуты.
— Наверное, 10 минут прошли, на урок пора, — заторопился Витя.
— Сейчас у нас самое интересное — математика, — уже на ходу крикнула Юля.
Вика проводила их взглядом, посмотрела на мать и заулыбалась.
— Знаешь, мама, у Марии Николаевны отчество нашего Коленьки, пора с него и алименты содрать — пусть тащит шампанское, отметим первый школьный день наших кровиночек! Пусть растут такими же умными и красивыми, как их отец!
* * *
Николай, приняв душ и накинув махровый халат, прошел к себе в кабинет. Дети, Алла и Вика еще спали, и он любил ранние утренние часы проводить в кабинете за работой или раздумывать, глядя на просыпающуюся природу. Николай распахнул окно, ощущая свежий, ворвавшийся воздух, насыщенный утренней прохладой и ароматами ранней осени. Он оглядел пустующий двор, превратившийся за короткий период в уголок живой природы. Чистота и порядок радовали глаза — мощенные маленькими кирпичиками дорожки, ухоженные цветочные клумбы и газоны, детская площадка и открытый летний бассейн с водяной горкой.
Николай набрал полную грудь воздуха, выдохнул и закурил, наливая пиво. Мысли вернулись к реалиям, и он уже обдумывал информацию, сообщенную Зеленским.
Михаил недаром ел хлеб, он обожествлял своего шефа, считая, что ему крупно повезло в жизни, и старался рядом с Михайловым выглядеть достойно. Он тайно брал уроки у Маши по этике и эстетике, занимался с ней точными и гуманитарными науками в свободное время и, конечно же, она учила его таинствам охранной работы.
Получив задание, он исполнил его качественно и быстро, Маша иногда подсказывала ему некоторые детали, но в основном он справился сам и уже поздно вечером смог доложить Михайлову результат.
Обобщив сообщение Маши и Зеленского, Михайлов знал, что делать. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели, — произнес он вслух и усмехнулся, — повоюем»…
— Николай Петрович, к вам Степанов и Пустовалов, — прервала его мысли охрана.
— Пусть войдут, — ответил он, потирая руки.
Михайлов поздоровался и пригласил вошедших присесть, сразу же спрашивая Пустовалова, которому пришлось опять подняться.
— Доложи, Валентин Петрович, что сделано на сегодня вами?
Видимо Пустовалова удивил вопрос, прошло меньше суток, как они расстались с академиком и еще никогда он не отчитывался о своей работе перед гражданским лицом. Он посмотрел на Степанова, но тот молчал, давая возможность подполковнику ориентироваться самому. Пауза затянулась и Степанов пояснил:
— Валентин Петрович, просьбы Николая Петровича, любые просьбы, — резко подчеркнул он, — обязательны для вашего исполнения.
— Есть, товарищ генерал, — вытянулся Пустовалов, — оформлены разрешения на выдачу оружия охране, сегодня же они получат пистолеты ПМ.
Михайлов перебил его.
— Почему ПМ? У вас же просили ППС и автоматы.
— Я посчитал…
Михайлов снова перебил его.
— Считать здесь буду я. Сегодня же оформите и выдадите охране соответствующее оружие. Почему не снята система наблюдения с периметра? Снять сегодня же. Хочу вас предупредить, подполковник, еще одно неисполнение и вы расстанетесь со своими погонами, это в лучшем случае. Докладывайте дальше.
Пустовалов почувствовал, как предательски взмокло лицо и по спине побежали струйки пота. Он вытер платочком лоб и продолжил.
— Составлен список контактных лиц, проведены проверки. На сегодняшний день интересной информации не выявлено.
— Подробнее, пожалуйста, меня интересует механизм проверки, — уточнил Михайлов.
— Механизм обычный — устанавливаются паспортные данные, место жительство, проверки на судимость, материальное положение, контакты, — докладывал Пустовалов.
— Меня интересует, — снова перебил Михайлов, — как вы это делали, как устанавливали адреса, судимости и так далее.
— В адресном бюро взяли адреса, в ИЦ проверку на судимость…
— Я не об этом, черт бы вас побрал, — начал раздражаться Михайлов, — как вы это брали? В адресном бюро раздают информацию каждому встречному и поперечному? Вы зашли — и там уже все стены обклеены нужными адресами?
Пустовалов снова взмок, он не понимал сути вопроса.
— Заполняются стандартные бланки, отдаются работникам адресного бюро, в течение 5 — 10 минут они возвращают бланки обратно уже с адресами…
Михайлов, нервничая, закурил.
— Вы действовали, Валентин Петрович, как милиционер, но работаете-то вы в другом ведомстве… Представьте себе эту ситуацию по-другому — вы разведчик, шпион другой страны. Знакомитесь с очень милой и симпатичной девушкой из адресного бюро, приглашаете ее в ресторан и между прочим заводите разговор обо мне. Дескать, Михайлов великий доктор, гений и голова, я бы на месте ментов не только охранял его, но и все связи и адреса проверил, мало ли чего, чтобы академик мог жить спокойно. А она вам, не задумываясь и смеясь, ответит, что не один вы умный, проверили уже и не менты, а ФСБ. Как вы считаете: важна такая информация?
— Да, Николай Петрович, очень важна, — ответил покрасневший Пустовалов.
— Вот и надо было вам все проверить без бланков, самим проверить, чтобы не знали, кем вы вообще интересуетесь. Плохо работаете, медленно и плохо, Валентин Петрович. Ступайте, Борис Алексеевич свяжется с вами по сотовому, объяснит подробнее вашу задачу, а пока снимайте систему наблюдения и оформляйте оружие.
Михайлов достал пиво, пододвинул Степанову несколько бутылок и кружку, налил.
— Хотелось бы услышать твое мнение, Борис Алексеевич.
Степанов не вмешивался в разговор, хотя и не совсем одобрял в душе резкость Михайлова. Но отчитать подполковника за промахи стоило.
— Он неплохой работник, Николай Петрович, не осознал важности порученного дела, не привык общаться с гражданскими на соответствующем уровне. Я с ним переговорю. Но вы же меня не за этим пригласили.
— Естественно не за этим, — отпивая пиво, ответил Михайлов, — кое — что случилось. Американцы на меня вышли, вчера звонил из Нью-Йорка Джек Стоун, известный хирург-онколог. Вика с ним разговаривала по громкой связи, приглашал к себе всю семью. Я должен ему ответить завтра.
Михайлов рассказал все, что удалось выяснить по Стоуну.
— Улавливаешь ситуацию, Борис Алексеевич? Стоун позвонил домой, а мой телефон знают только домашние, в справочном его не дадут. Зеленский поработал неплохо, ему удалось зацепиться за ниточку. Есть такая дама — Елена Ефимовна Рукосуева, раньше работала горничной у Графа, сейчас, когда он женился, подрабатывает проституцией. Мои охранники знают ее по старой работе, они ведь тоже у Графа раньше служили. И вот встречается она, якобы случайно, с одним из моих людей, он трахает ее по старому знакомству, она вешает ему лапшу, что больна и он дает ей номер телефона. Она же тоже меня знает, я не один раз бывал у Графа до свадьбы, поэтому и позвонить может, но номера не знает. Короче, навесила охраннику лапши на уши. Но здесь важно — кто ее попросил об этом?
Михайлов поднял палец вверх, видя, что Степанов внимательно слушает и кивает головой, продолжил:
— А попросил ее об этом некий Никифоров Петр Алексеевич, капитан милиции, старший оперуполномоченный УБЭП УВД. Он пытался сам узнать мой номер на АТС, но ему отказали в информации, он и воспользовался проституткой, знакомой с моей охраной. Проститутку вы не трогайте, а вот ментом займитесь вплотную, выверните все его дерьмо наружу. И очень прошу, Борис Алексеевич, переговори еще раз с Пустоваловым — никто не должен знать об этом, особенно коллеги по работе, не задействованные в операции, начальник управления и его заместители. Последних тоже подчеркни особо.
И еще, мы не знаем, кто был в Москве. Может сам Стоун, а может нет, скорее всего нет. Но выяснить это необходимо.
Михайлов открыл ящик стола и вынул несколько фотографий, протянул их Степанову с ксерокопией паспорта.
— Спасибо Маше, постаралась. Это фотографии Стоуна и его паспорт. Я думаю, вы сможете установить, был ли он сам в Москве. Сейчас в ЦРУ настоящая паника, Маша специально оставила след и они заметят или уже заметили проникновение в свою базу данных. След выведет их на одного хакера, которого давно разыскивает ФБР. ЦРУ знает, что скопировано электронное досье агента Джека Стоуна, они найдут досье у хакера. Если Стоун задействован в операции, а я уверен, что задействован, ЦРУ не отдаст хакера ФБРовцам, он исчезнет, погибнет при ДТП или еще какой несчастный случай… Это тоже косвенное подтверждение, проследите судьбу хакера, там в бумагах есть его данные.
Михайлов наполнил кружки пивом и отпил из своей залпом половину, закурил, пододвигая сигареты Степанову. Он знал, что тот курит другие, но вежливость обязывала.
— Вам бы в разведке работать, Николай Петрович, такую работу провернули — целому отделу на месяц работы и результат бы еще неизвестно какой был. Неужели ваша Маша может проникать в базы ЦРУ?
Михайлов улыбнулся.
— Может, дорогой генерал, может. Там, где стоят компьютеры — это ее стихия, там она, как рыба в воде и никакие коды ей не помеха. Она может видеть и слышать в радиусе километра от любого компьютера. Обычное несложное дело.
Михайлов замолчал, вновь потягивая свое пиво, и чему-то улыбался про себя. Степанову казалось, что он улыбается от его глупости и серости, именно так он ощущал себя сейчас. Но Михайлов и не думал этого делать, он вовсе не считал Степанова ни серым, ни глупым. Он улыбался оттого, что увидел детей, вышедших на утреннюю прогулку. Степанов сидел подальше от окна и не мог их видеть, но он проследил взгляд и понял, что причина находится на улице и не связана с ним. Ему стало легче и он спросил:
— А что вы ответите Стоуну завтра?
— Наверное, соглашусь. Съезжу дней на 10 через месяц, надо еще многое здесь выяснить, с больными определиться, — ответил Михайлов.
— Но как отреагирует на это ЦРУ, оно понимает, что мы не должны выпускать вас? — обеспокоился Степанов.
— Не беспокойся, Борис Алексеевич, с этим вопросом мы тоже уладим. Перед поездкой вся пресса России станет писать о ней и инициатором стану я, как бы невзначай, к слову. Вы не сможете меня удержать при таком раскладе, они же тоже не дураки. Но здесь важно другое, американцам невыгодно писать о моем приезде — вдруг я не соглашусь остаться. Тогда можно оставить силой, семья-то моя будет со мной, пресса молчит, а бывшие Советы… да мало ли чего напишут голодные русские журналисты. Общественность не «восстанет», а на уровне дипломатов можно сочинить что-нибудь — уехал из страны, сбежал лечить племя Тумбу-Юмбу от страшных болезней, не выдержал их страданий и решил помочь. В общем, сочинить любую ерунду, получше, конечно.
Поэтому Америка тоже станет писать о моем приезде, я позабочусь об этом через журналистов, вы не должны вмешиваться. У американцев не останется козырей, им остается одно — заманивать райской жизнью, большими деньгами. Они, конечно, опробуют и этот способ, но сами поймут, что шансов мало. Другой выход — выкрасть из страны кого-то из членов семьи, наилучший вариант: дети, тогда я в их руках. В худшем случае: меня попытаются убрать.
Степанов курил и пил пиво, ему не нравилась затея с поездкой. Может так все и будет, но риск велик. Соломин с Астаховым не согласятся выпустить Михайлова из страны, но он уже рассказал, как решит эту проблему, им ничего не останется, как утереть нос и следить за его передвижениями в Америке. Время не то, когда можно держать людей в страхе и повиновении, не сталинское время.