Степанов курил, пил пиво и молчал, искал способ уговорить Михайлова и не находил. Спросил невпопад и покраснел.
— Вы поедете отдыхать или выяснять, что хочет ЦРУ?
Михайлов догадывался о мыслях Степанова, ему предстоял тяжелый разговор с начальством. Заклюют, измотают нервы: не уговорил остаться, не убедил. Поэтому и смолол несуразицу.
— Планы ЦРУ — это по вашей части, Борис Алексеевич. Я, естественно, отдохну, сделаю 20 — 50 показательных операций. За деньги. Они дерут с наших граждан по 50 тысяч, я им накину десяточку за скорость и качество, но и возьму несколько неимущих, сделаю все бесплатно. Подспудно и ваш вопрос порешаю, — улыбнулся Михайлов, — куда же от вас денешься — в одной стране живем.
Ничего, Борис Алексеевич, прорветесь, начальству раньше надо было думать — не выпускать меня в Париж. Сейчас поздно, мир знает обо мне, ждет открытий на мирном медицинском поприще и я оправдаю доверие.
Последнее, что я хотел сказать — вам не надо ездить в Н-ск каждый раз при необходимости поговорить. Ваше ведомство не доверяет телефонам, но здесь особый случай. Позвоните мне, Маша сразу определит — есть прослушка или нет. Можно свободно обсуждать все вопросы, Маша не даст подслушать постороннему разговор.
Михайлов глянул в окно — дети играли на улице, Алла и Вика сидели на скамеечке и о чем-то оживленно беседовали.
Он встал, давая понять, что разговор окончен, тепло попрощался с генералом и направился к детской площадке.
Юля и Витя, увидев отца, наперегонки кинулись к нему, он присел ниже, раскинул руки и, поймав обоих, закружил юлой.
Вика радостно заворчала:
— Опять отца своими ботинками испачкали, такие большие, а все на руки норовите.
Она отряхивала платочком пыль от детских ботиночек и счастливо улыбалась. По времени уже было пора принимать водные процедуры, открытый бассейн еще стоял с водой, но в сентябре в нем уже не купались, опасаясь коварства погоды.
Дети кинулись вперед, наперегонки, кто первый прибежит в теплый бассейн.
В бассейне Вика залюбовалась атлетической фигурой мужа, его сверстники уже подкапливали к этому возрасту немного жирка, но у Николая не было его и в помине. Он объяснял это особенностями конституции и небольшими физическими упражнениями. Все пищевые добавки и другие средства от лишнего веса считал ерундой. «Если с организмом все в порядке и не требуется вмешательство эндокринолога — лишний вес необходимо оставлять на тарелке и тренажере. Все остальное — травля организма и шарлатанство», — частенько говорил Михайлов.
Он подпрыгнул и по-особому плавно вошел в воду, оставляя за собой не фонтан брызг, а бурлящую воронку. Вынырнув метров через 10, поплыл кролем, поджидая детей у другой стороны. Приученные с рождения к воде, они плавали великолепно для своего возраста и Вика с Аллой всегда прыгали в воду последними, давая себе возможность полюбоваться мужем, а потом плывущим детским дуэтом.
В рабочие дни, когда взрослые не купались днем, в бассейне оставляли полметра воды, чтобы дети могли встать на ноги, когда устанут плавать, и набирали полный вечером и в выходные дни для семейного плавания. Николай считал плавание самым гармоничным видом физической культуры, укрепляющим большую часть мышц и развивающим легкие.
Освежившись и набравшись бодрости, Алла повела детей на ранний обед, чтобы потом уложить их спать. Обычно Вика ходила с ней вместе, а Николай поднимался к себе в кабинет поработать, но сегодня, не сговариваясь, они ушли в спальню. Видимо, Вику волновала предстоящая поездка в Москву, она еще никогда не покидала своего города, тем более одна, и искала в Николае отдушину утешения.
Расслабившись в постели, Вика почувствовала себя лучше, неясная тревога исчезла и она проводила пальцами по выступающим мышечным контурам мужа, ощущая прилив нежности и теплоты. Положив голову на грудь, она задремала, и ей приснилось, что с другой стороны прикорнула чернобровая красавица афганка с голым животом и прозрачными шароварами. Немой крик застрял в горле, мешая дышать, она обхватила мужа руками, притягивая его к себе, но восточная красавица отдирала руки, выламывала пальцы и Вика проснулась в ужасном испуге. Мать держала ее за руки.
— Что с тобой, доченька, успокойся, это всего лишь сон, — понимая, что приснилось что-то страшное, утешала мать.
Вика вздохнула глубоко, выравнивая дыхание, ее руки и губы еще мелко подрагивали, но постепенно она успокоилась.
— Сон приснился, — Вика рассказала подробности, глянув на грудь мужа, всплеснула руками, — господи, что же я натворила?
На груди Николая алыми полосками выступала кровь от ее ногтей.
— Ничего, милая, ты сражалась за своего любимого и победила. Видишь — я здесь, с тобой, — улыбнулся он.
— Но, тебе же больно!?
— Нет, что ты! Я всего лишь почувствовал острее твою любовь, — снова улыбнулся он, — вот, если бы ты не сражалась за меня — было бы действительно больно. На востоке говорят, что прикосновение любимой женщины излечивает любые раны.
— Все шутишь, дорогой.
Вика провела осторожно пальчиками около ранки. И о, чудо! Она затянулась мгновенно без следа. Вика испуганно отдернула руку, такое она видела впервые. Николай с улыбкой смотрел на нее и на расширяющиеся глаза Аллы. Одно — видеть подобное в кино, другое дело — увидеть все наяву. Они знали, что Николай делает и вещи посерьезнее, но увиденное шокировало их.
— Коленька, а ты случайно не инопланетянин? — спросила Вика, все еще находясь под впечатлением увиденного.
Николай рассмеялся, он вначале хотел пошутить, например, приподнять Вику силой своей внутренней энергии и переложить на другой край постели, но отказался от этой мысли — лица любимых и так выражали удивленную озабоченность.
— Дорогие мои, в мире столько развелось экстрасенсов и биоэнергетиков, что от них уже деваться некуда. Кто-то двигает предметы взглядом, кто-то лечит, и не безуспешно, функциональные болезни и многие из них не имеют даже элементарного среднего медицинского образования. Человечество встало на путь, как ты выразилась Вика, «инопланетян», но оно еще не сделало и шага в своем развитии этого направления. А я сделал и не один шаг. Все чего-то лечат и что-то двигают, предсказывают. Я не делал этого, я начал с себя и мне помогло мое образование.
Человеком управляет нервная система и мне удалось глубже других проникнуть в ее тайны, задействовать «нерабочие» участки мозга. Мой КПД повысился вдвое и я еще глубже проник в недры головного мозга, освоил процессы, которыми управляло наше подсознание.
Ранка бы затянулась и исчезла через неделю, но зачем ждать, когда этот процесс можно ускорить. Я посылаю к ране импульс-катализатор и он убыстряет процесс заживления по схеме цепной реакции. Если заснять этот процесс на кинопленку и прокрутить в замедленном виде, можно увидеть последовательно все стадии недельного заживления раны. Изобрели же люди атомную бомбу, в основе которой лежит цепная реакция, реакция взрыва и разрушения. У меня — цепная реакция созидания и излечения. Ни разу не слышал, чтобы физиков-ядерщиков называли инопланетянами. Может, жены и называют, откуда мне знать.
Михайлов улыбнулся лукаво и спросил еще.
— Разве тебе плохо со мной, Вика? Называй меня хоть марсианином, все равно я останусь землянином.
— Ты не знаешь, мама, зачем мы завели с ним этот разговор? Считали бы его с другой планеты и жили молча. А у него на все есть ответы и объяснения, на сложнейшие вопросы — простые и понятные ответы.
— Так академик же он, Вика, — смеялась Алла, — у них, у гениальных — на все простые ответы. Может он и простой человек, но не совсем — Николай Чудотворец хоть и землянин, но на Олимп вхож. А верующие говорят, что вселился в нашего Николая святой дух Чудотворца. Так что бери выше, Вика, какой там инопланетянин — с полубогом живем!
Женщины рассмеялись, только что они были удивлены и даже может быть немного напуганы — сейчас же весело смеялись и радовались. Как быстро меняется женское настроение, но настоящая любовь неизменна. Николай очень гордился ими и уважал, ему вдруг захотелось сделать им какой-нибудь подарок — Алла и Вика никогда не тратили денег без него, не покупали себе дорогих украшений и вещей. Предпочитали одеваться просто и со вкусом, деньги не интересовали их, как средство наживы.
— Может, девочки съездим по магазинам, дети проснутся, и поедем все вместе. У Вики хорошего колечка нет, а у тебя, Алла, ожерелья или колье. Хочется что-нибудь подарить вам, не на праздник, а от души. Может, платья какие нужны, Вике будет в чем поехать в Москву.
Они смотрели на Николая, стараясь понять его резкий поворот мыслей, почему он вдруг перешел на вещизм.
— А сколько ты на нас хочешь потратить, Коленька? — спросила Вика.
— Возьму 2 миллиона…
— Не-е-ет, дорогой, — перебила его Вика, — не могу я с таким подарком в Москву ехать, да и дома не всегда носить стану. Зачем мне лишние разговоры…
Николай понял, что имела в виду Вика.
— Ладно, девочки, остаемся дома и поговорим о детях. Нет, кстати, дома мы, наверное, не останемся. Некрасиво как-то полубогу иметь некрещеных детей.
— Ой, и правда, Коленька, не подумали как-то об этом, забыли в суете, — всплеснула руками Алла, — обязательно детей окрестим. Давай, Вика, собирайся, платочек не забудь: нельзя без него в церковь.
Николай смотрел, как засобирались они, улыбнулся, вставая.
— Умными растут наши деточки, я вмешался в их генетику и у их детей это уже станет наследственным. Давайте спросим, как оценивает их знания Маша.
Экран осветился, отображая на мониторе Марию Николаевну.
— Уровень развития Юли и Вити примерно одинаков, — заговорила она, — имеются большие разрывы знаний по предметам — в математике уровень 4-ого класса, по русскому языку 1-го класса, по литературе 4-го класса, по природоведению 2-го класса и так далее. К концу сентября знания выровняются и станут на уровне 4-го класса, если Николай Петрович разрешит нам писать.
Он кивнул и Маша продолжила.
— К Новому Году закончим 5 класс, в мае — 7 классов, к трем годам — среднюю школу. Можно быстрее, но Николай Петрович не разрешает.
Михайлов не стал обсуждать с Машей этот вопрос.
— Ты вот что, Машенька, обучи их американскому языку, чтобы говорили, как полагается, через месяц. Если считаешь, что школьная нагрузка низкая — включи в программу 10 иностранных языков. Какие у них наклонности?
— Юля больше гуманитарий, ей лучше идти по вашим стопам, Виктор одинаков в точных и гуманитарных науках. Что развить?
— Экономика, биология, юриспруденция, политика. Спасибо, Маша.
Алла поняла, что Михайлов хочет сделать из Юли доктора, а из Вити политического деятеля, догадалась об этом и Вика. Они молча собирались, обдумывая услышанное по-своему, но в основном их мысли сходились, главное — никто не был против намеченного пути.
А Михайлов думал совсем о другом, он представлял, как дети закончат ВУЗ. Он поработает с ними еще годик — два и можно купить виллу на Багамах или Канарах, или еще где-нибудь в теплом и солнечном месте. Ездить отдыхать туда с Аллой и Викой и вообще посмотреть мир, прокатиться по Европе, побывать на других континентах. Пока мечты…
* * *
«Тушка», набирая скорость и ревя турбинами, взмыла в воздух, уши заложило, и Вика бросила в рот резинку, предложенную охранниками. У стюардессы она отказалась взять конфетки и напитки, стала жевать резинку, в ушах как будто щелкнуло, тембр рева моторов изменился, и она почувствовала себя лучше, рассматривая в иллюминатор удалявшуюся землю и отодвигающийся все дальше горизонт. Самолет окутала белая пелена, облака проносились мимо, иногда пугая непривычного человека резкой сменой клочьев, но скоро самолет поднялся выше, и открылась картина перевернутого неба. Вика смотрела в иллюминатор, не отрываясь, на проплывающие внизу облака, ощущала непривычный и специфический запах самолета, но вскоре, устроившись удобнее в кресле, оглядела соседних пассажиров полупустого салона бизнес класса. В основном новые русские, смесь богатого невежества и немного интеллигенции. Вике захотелось пить, и она нажала кнопку вызова стюардессы, попросила ананасового сока, выпила и задремала.
Степанов летел этим же рейсом, но в аэропорту не подходил к ней и сейчас находился в другом конце салона, уничтожая маленькими глотками минеральную воду.
По прибытии он пригласил Вику во встречавшую его машину, усмехнулся про себя от настороженного взгляда охранников, нащупавших наметанным взглядом оружие у водителя, и приказал ехать к университету международных отношений.
Вика разглядывала Москву, слушая пояснения Степанова, но в мыслях была в ВУЗе. Как примет ее ректор, как пройдут экзамены, придется сдавать одной — там не увильнешь от ответа, не подсмотришь в шпаргалке. Она и не брала шпаргалок, язык знала в совершенстве, но все равно беспокоилась.
— Виктория Николаевна, пока вы общаетесь с ректором, машина отвезет меня и вернется за вами, она в вашем распоряжении. Вот мой сотовый, если потребуется.
Вика благодарно кивнула головой и взяла визитку. Машина остановилась, и Степанов объяснил, как пройти к ректору. Она поднялась с охранниками в приемную, представилась, сразу ставшей вежливой секретарше, и прошла в кабинет.
Ректор принял ее очень тепло, предложил кофе, расспрашивая, как долетела, как чувствует себя Михайлов, над чем работает. Сожалел, что незнаком лично.
Пока Альберт Иванович Загорский уважительно говорил о ее муже, Вика осматривала кабинет, невольно сравнивая его с кабинетом Николая. Больший по размерам, он казался слишком официальным и неуютным, наверное, из-за мебели и длинного стола, стоявшего чуть в стороне.
Альберт Иванович, седой 60-летний мужчина с начинающим появляться животиком, но, вероятно, следивший за своим весом, продолжал расточать комплименты. Его масленые глазки бегали по ее лицу и фигуре и поэтому казались противными, но Вика умела управлять собой, и расточала ни к чему не обязывающие улыбки.
Она пригласила Загорского побывать в Н-ске, осмотреть клинику Михайлова и отдохнуть. «Непременно приезжайте с супругой, — говорила она, — ни на каком курорте вы не наберете столько сил и энергии, как у нас дома».
Закончив обмен любезностями, Загорский попросил у нее аттестат.
— О-о! Вы окончили школу с отличием, прекрасно, прекрасно! Но все-таки некоторые формальности необходимо соблюсти.
Он говорил о сдаче профильного экзамена по иностранному языку, намекая, что можно перевести тесты с английского и в его кабинете. Тон и манера поведения казались странными, и Вика догадалась, что он не может, стесняется заговорить о какой-то болезни. Сам он не выглядел больным, но уж очень старался и суетился, а масленые глазки так и бегали из стороны в сторону.
«Может, больна жена, — подумала Вика, — а масленые глазки вовсе не отражают похоть. Просто такой он есть, надо вернуться к этой теме после экзамена».
— Нет, нет, Альберт Иванович, — возразила Вика, — я свободно владею тремя языками и мне не трудно сдать экзамен. Я бы хотела, если это возможно, решить все вопросы сегодня и вечером улететь домой.
— Ну вот, Виктория Николаевна, лишаете старика радости общения, а я хотел познакомить вас с супругой.
— А вы приезжайте к нам, я уверена, что вам понравится, — ответила Вика, передавая Загорскому визитку мужа.
— Я надеюсь, вы хотя бы не откажете мне в удовольствии пригласить вас на ужин к себе домой, Виктория Николаевна?
Вика поняла, что он хочет познакомить ее с супругой, а дальше бы события развились сами собой и, видимо, Загорский на это очень надеется. Ей стало жалко этого седого мужчину, стесняющегося попросить прямо, и она решилась на свою игру.
— Спасибо, Альберт Иванович, мне бы очень хотелось познакомиться с вашей женой. Скажите, она работает или домохозяйка?
Вика не ответила Загорскому ни да, ни нет, но она спросила о жене, давая себе возможность ответить на вопрос позже. Если бы он пригласил в ресторан, значит, речь пошла бы не о ней, если бы вообще пошла на эту тему. «Нет, это точно жена и она больна, а он не может сказать об этом при данных обстоятельствах — похоже на унижение или своеобразную взятку. Глупенький», — рассуждала про себя Вика.
— Год назад жена ушла с работы по состоянию здоровья, у нее больное сердце.