Меня тут же начали выпроваживать к себе в спальню, называли «уставшей деточкой», обнимали, касаясь щеками щеки. Когда я уходила, мистер Бизо уже дремал в своем кресле, а Клара тихо проговорила мне вслед, думая, что я уже не слышу:
— А девочка у нас прямо кавалерийский офицер. Ты заметила, как она командует?
Что ж такое? А ведь я стараюсь быть мягче.
В комнате я обнаружила отсутствие задвижки на двери. Скорее всего, горничные приходят только по вызову или стучат, но все равно ощущение незащищенности от чужого внимания остается.
Я сняла платье, залезла под одеяло, накрылась подушкой и вволю поплакала.
С детства я так переживала обиды, под подушкой, когда никого нет. Так что со старыми привычками в новый мир.
Рядом кто-то завозился, и мне под бок неожиданно притулился старый знакомец. Кот. Странно, всего несколько часов прошло, а, кажется, котейко выглядит намного лучше, серая шерстка распушилась и заблестела.
Я еще раз всхлипнула. Он мяукнул. Потом я зевнула. Кот зевнул так, что показал все свои желтые сточенные зубы. Я почесала его за ухом. И наконец уснула…
Проснувшись вечером, обнаружила, что по моей комнате на цыпочках двигаются две дамы.
— Ты куда сумочку с лентами положила? — зашептала Клара.
— Это не я.
— Конечно, Барт прибегал и все тут перепрятал.
Обе захихикали.
— Радость какая, настоящая девочка в семье, — после небольшой паузы зашептала Гвен. — Барт намекал на сюрприз, но такой грандиозный я не…
— Привет, — сонно пробормотала я, слишком честная, чтобы подслушивать, — я проснулась. Не ожидала увидеть гостей в свой спальне.
— О! Фи! Мы буквально на минуту. Но это хорошо, что ты проснулась. Сейчас позовем Мэй с платьями. Они, конечно, не восторг, но вполне миленькие для готовой одежды. Остальное придется шить, — защебетали тети.
— Никак не привыкну к вашему Фи. А есть какие-нибудь другие короткие варианты? — Я села в кровати, прикрываясь одеялом, и продолжила, стараясь подбирать слова: — Буду необыкновенно рада, если это возможно, другому подобающему сокращению моего имени. Если, конечно, оно будет звучать достойно, на ваш вкус.
И чуть язык не вывалила от усердия. Вот какая я молодец.
Тетушки переглянулись. Клара завела глаза к потолку и неуверенно произнесла:
— Фио?
— А Фира можно?
Я затаила дыхание.
— Не слишком простолюдно звучит? — осторожно спросила Гвен сестру. — Но если Фионе нравится…
В общем, за возврат привычного имени я им простила все последующие часа полтора издевательств. На меня надевали и снимали, снова надевали. И по кругу.
Первый вопрос, что закономерно, был к декольте. Оно было! Прикрытое то лентой, то кружевом, то шейным платком. Но было.
— Гвен, а почему такой откровенный верх? У вас же он совершенно закрытый?
Тетя Гвен потерла сухие глаза платочком и скорбно сообщила:
— Ушла моя молодость, иначе, видят небеса, до пупка бы летом носила. В такую-то жару.
— Так ты и носила когда-то, — заметила Клара, указывая пальчиком Мэйси, где еще подтянуть ткань. — Любой желающий мог в твое глубокое декольте заглянуть, чтобы панталончиками полюбоваться.
— А без небольшого намека красоту не подашь!
— Не продашь, ты имела в виду? И это у тебя намек небольшой. А у Фиры не намек, а публичное заявление может получиться.
Пока тетушки пререкались, к их чести, хоть и едко, но совершенно не обижаясь, я рассматривала себя в зеркало. Что ж, и в пир, и в мир, и в добрые люди я готова. Такой тонкой талии я никогда у себя не видела. И не подозревала, что корсеты — это вполне удобно, хотя и немного жарковато. Наверно, поэтому наверху такая свобода.
А вот платочки шейные нужны пошире, пошире, иначе ловить мне в своем декольте весь свет Лоусона. А я не тетя Гвен, «подавать» красоту не планирую.
— Я обещала папе, что буду покупать и носить очень скромные платья.
Сестры переглянулись и заулыбались.
— Фирочка, ты еще увидишь и ахнешь, какой разврат столичная молодежь носит. Юбочки только-только бедра прикрывают спереди. Чулки — отсюда видны, кружева наружу. А во время танцев так разрезами сверкают, джентльмены лорнеты от удивления теряют.
Ой, кстати, я же танцевать не умею…
— Прошу прощения, что прерываю, но я вспомнила. На балу может случиться досадная неприятность: я вообще не умею танцевать. Наши танцы были несколько другие…
Маленьким семейным советом тут же было принято решение нанять учителя танцев, а завтра на балу жаловаться на усталость и недавний приезд. Как ни удивительно, но тетушки легко списывали все мои неумения на странные традиции соседней Визии. Оказалось, они благосклонно простили брату задержку моего знакомства с ними, соглашаясь, что обстоятельства бывают разными. И были заворожены романтичной, но короткой историей любви Барта к визийской красавице. При этом радовались, что я пошла в семейство Бизо, а не в чернявых визийцев.
Что уж они себе напридумывали, я не знаю. Просто кивала головой. Врать здесь смысла не было. Люди куда лучше попаданки из другого мира создадут нужные объяснения и заполируют шероховатости.
Оказалось, что брат их держал в полном информационном вакууме, но время от времени сообщал: «Скоро вас обрадую! На нашей семье рано крест ставят». И когда с вокзала прилетел летун — это такой бумажный артефакт-письмо, похожий на наш самолетик, — сестры некоторое время пребывали в шокированном состоянии от известия о приезде племянницы.
— Мы так рады, что твоя бабушка тебя отпустила, — всплакнула Гвен. — Наш дорогой брат намекает, что однажды ты захочешь уехать обратно. Но мы сделаем все, чтобы наша семья стала тебе настоящим домом и ты не захотела нас покидать.
Клара взяла меня за руку своей теплой худой рукой и сказала:
— В счастье и горе мы бы хотели быть рядом с тобой, стать тебе родными. Наш папа говорил, что семья — это не только тот, кто держит за руку, а кто в трудную минуту ее не выпустит. Наша рука всегда будет тебя крепко держать, Фира.
Я вспомнила свою, оставленную в другом мире семью, и сердце сжалось от тоски. Почему они отпустили мою руку? Прикусив щеку изнутри, не разрешила себе плакать, а встряхнула головой и спросила:
— А где отец? Если завтра бал, то сегодня я бы прошлась и посмотрела семейный магазин.
Меня всегда успокаивало дело.
Глава 5
Магазин — отличный, но красавчик — не продается
В магазин мы зашли, воодушевленно обсуждая возможные области применения мэпита, изобретения Грэга, собирающего пыль.
— Оу!.. — Я завороженно остановилась, разглядывая компактный, но потрясающе антуражный магазинчик.
На стенах висели часы, много и разные. Безмолвно вылетали кукушки, крутились стрелки. Эти часы показывали какое-то странное, сумасшедшее время. Чего стоил экземпляр, как будто стекающий циферблатом на шкаф. Еще минут пять, и уползет.
В витринах вдоль стен, за толстыми стеклами, жили своей жизнью настоящие магические артефакты. Крутились птички, сияли амулеты, качались пружинки.
Под тихую, еле слышную музыку по залу ходили покупатели. Рассматривали товар, читали небольшие аннотирующие карточки под ценниками, торговались.
По сверкающему, натертому паркету скользили продавцы. В больших тряпочных тапках. Видимо, чтобы не создавать дополнительных звуков.
У небольшого прилавка, холодно оглядывая витрину, стоял крупный худощавый мужчина. Даже его спина выражала отчетливое неодобрение происходящего. А рядом с ним прыгал мальчик лет пяти.
— Хочу-у-у, — канючил он. — Мне надо-о-о…
Мимо меня неожиданно пролетел бумажный самолетик. Так вот что тетушки упоминали, называя летуном! Он с явным интересом облетел меня, подергивая носом, как живой. Я зачарованно протянула к самолетику руку и решила влить в него немного магии. Пусть летит быстрее, задорнее. Он такой милый.
Крошечная молния сорвалась с моих пальцев, прыгнула к летуну. Тот дернулся. Я засмеялась, и одновременно произошло сразу несколько событий.
Мальчик сел на пол и застучал ногами.
— Хочу-у-у-у сейча-а-ас!
Самолетик запищал и затрясся, как в пляске святого Витта. А из моих пальцев продолжали бить крошечные молнии — уже просто в стороны.
И начался бедлам. Часы на стенах вдруг обрели голоса, срываясь со звона на крик. Заорали кукушки, застрекотали непонятные механизмы. В витринах забились, прыгая и ударяясь о стенки, артефакты.
Мальчик на полу вдруг замер, ойкнул, выгнулся. И на моих глазах, на секунду затуманившись, превратился в волчонка. Ошметки порванной одежды висели на нем клочьями. Я ахнула.
А мужчина резко дернулся, развернулся. И я узнала, несмотря на разъяренное, искаженное лицо, случайного прохожего, с которым столкнулась на вокзале.
Внезапно все стихло, как отрезало. В полной тишине внутри одной из витрин с жалобным звоном упал один из прыгающих артефактов.
— Импульсная магия, — завороженно произнес один из приказчиков.
— Быстро, но сильно, — сказал мистер Бизо.
— Ты кто такая?! — зарычал незнакомец с вокзала.
Я второй раз в жизни «запускала» магию. Первый — когда моя магия влилась в руны портальной камеры, второй — попытка одарить магией понравившийся самолетик.
Скажу прямо, любые «первые разы» должны быть светлые. Чтобы в животе вились бабочки, а вокруг были счастливые лица, а не перекошенные физиономии.
Пока мистер Бизо возмущенно выдавливал: «Да как вы смеете?» — я, сделав шаг вперед, подхватила скулящего и прижимающегося к полу волчонка на руки. Оборотень оборотнем, а внутри-то ребенок! И зашипела:
— Не повышайте голос при ребенке, вы мужчина или базарная баба?
От удивления у незнакомца полезла вверх одна бровь и закаменело лицо. Он замолчал. Выпрямился, не отступая и внимательно меня рассматривая. Забрать ребенка, который извивался, как щенок, и уже пытался лизнуть меня в щеку, он даже не дернулся.
— Вы — вокзальная грудь, — нагло заявил он, наконец опознав меня, и хищно просиял, пытаясь разглядеть под широким шейным платком абрисы, которые так его поразили во время первой встречи.
— Ну знаете, — опять запыхтел Бизо, — Фи, верни ему щенка и пошли отсюда. Мистер нарывается на дуэль.
Мой названый отец горделиво выпрямился и сжал губы, намекая, что эту самую дуэль может обеспечить наглецу в лучшем виде. Стоило бы предотвратить столкновение между ними, но не хотелось абсолютно. Сама бы влепила пару резиновых пуль в этот… неучтивый лоб.
— Приношу извинения, — вдруг резко изменил стиль поведения красавчик, а теперь, при свете ярких ламп и не пробегая мимо, я точно могла сказать, что он редкий красавец. Резкие, высеченные торопливым, но талантливым скульптором черты лица, пронзительные серые глаза, опушенные черными ресницами. Намного более густыми, чем мои. Широченная грудная клетка. Так. Дальше не смотреть. Кому сказала, не смотреть! Мм… Бедра какие узкие…
— Мисс, для вас я могу расстегнуть сюртук и повернуться.
Я хмыкнула.
— Без музыки не люблю. Да и не очень меня последнее время доступные мужчины интересуют.
Никогда не видела, чтобы в секунды наливались красным белки. Надеюсь, он не получит инфаркт прямо на моих глазах?
— Фи-и… — растерянно протянул не знающий, как реагировать на мои слова, мистер Бизо.
Видимо, по правилам теперь «вызвать» должны меня.
Я прекрасно запомнила, как меня назвали «грудью». Звучало оскорбительно. И эти гнусные прилюдные намеки на то, что я его изучаю.
Сейчас меня вывели из себя, и следовало срочно успокоиться, постараться быть похожей на местных девушек, держать себя сдержанней. Если из-за моего неумения адаптироваться этот грубиян застрелит на дуэли названого отца, я сама в себе разочаруюсь. Чертов мир, чертовы правила.
— Это вам. — Я сунула в руки незнакомца прыгающего ребенка, то есть щенка. — Мои извинения, если напугала малыша.
Кстати, ничего в оборотнях страшного не оказалось. Прелестный маленький волчонок, мягонький весь, с суховатым носом. Не болеет ли? Не помню, когда у Тузика сухой нос был и что это означало.
Мистер Бизо отстраненно, как будто нехотя, предложил компенсацию за испорченную детскую одежду. Наглец отмел это предложение как неуместное. Запросил возможность визита учтивости в наш дом. Теперь был непреклонен в отказе отец.
В итоге он холодно попрощался с покупателем, кивнул продавцам и пошел на выход с видом короля, с которым по ошибке заговорил чистильщик сортиров. Я пошелестела юбками за ним. Что мне в этом мире нравилось — можно задирать нос по поводу и без.
Но я успела увидеть, как мальчик на руках мужчины превратился в голенького человеческого ребенка. И тот его сразу опустил на пол. Вот удивительно, пятилетний волк — это, наверное, крупный уже зверь. Почему же ребенок превратился в небольшого щенка?
— Фиона, — горестным голосом произнес мистер Бизо на улице, — я не предупредил тебя, сам виноват, но не используй больше магию, умоляю. Нигде, кроме как на учебных площадках. Это может оказаться опасным как для тебя, так и для окружающих.
Подхватив широкие юбки, я уселась в ожидающую нас двуколку, прокручивая неожиданные события в магазине.
— Так и не рассмотрела магазин, — огорченно проговорила я. — А что такое импульсная магия?
— Это детский феномен, — сообщил отец, усаживаясь рядом. — Вследствие плохого управления потоком при нестабильном даре ребенок может накопить крупный заряд энергии и выбросить все в едином всплеске. Как ты заметила, это довольно опасно как для самого носителя магии, так и для окружающих. Но твой импульс отличается от детского.
Задумчивый наставник покрутил в руках трость, поглаживая пальцами серебряное навершие.
— Что-то подсказывает мне, что обернулся малыш вовсе не от испуга. Шерсть при трансформации у него буквально заискрилась от переизбытка энергии. Боюсь, Фи, ты вызвала у малыша насильственную трансформацию.
Я нахмурилась.
— То есть ребенок испугался не звуков вокруг, а того, что его насильно трансформировали? Но как это могла сделать магия? Вы влияете на оборотней? Кроме того, его отец наверняка оборотень. И, следовательно, почувствовал, как я нечаянно накачала магией ребенка. То-то он разозлился. Хорошо, что его самого силой не перекинуло.
Я представила, как здоровый волк пытается залезть ко мне на руки и лизнуть в лицо.
— И часто встречаются такие случаи нечаянного обращения?
Все это время мистер Бизо тер пальцами висок.
— Пока это было только моим научным предположением, Фи. Наши маги в принципе не могут повлиять на оборот, потому что у нас очень деликатные и тонкие возможности.
Ага, в переводе, магии этой у здешних спецов с каплю.
— Поэтому мы работаем с артефактами, — продолжил наставник, — заряжаем магией руны, специализируемся в ритуалах. В нашем мире боевая магия возможна только с помощью заряженных жезлов с единичными ударами, так как заряды тоже требуют накопленной магии. Представь, насколько дороги артефакты, которые мы делаем месяцами и годами.
— А как же произошла трансформация?
— Это чистая теория, Фиона. В людях есть магия, но немного. В магах — немного больше, чем у других, и мы магией управляем. В оборотнях магии много, поэтому их распирает от энергии. Но она тратится на развитие внутреннего зверя, обороты, поддержание ипостасей. Оборотни не умеют выводить магию вовне, как мы. Вампиры с потерей человечности магию теряют, причем до степени вычерпанного источника, требующего наполнения. Поэтому они вызывают эмоции в других, чтобы пополнить свои запасы.
— А в наших книжках вампиры, наоборот, распространяют вокруг себя эмоции.
— Какие у вас похожие на наших вампиры, — сказал мистер Бизо. — Но насчет эмоций — небольшая поправка. Слабые вампиры провоцируют на усиление наших же эмоций. Зато сильные умеют их вызывать даже против воли. Но внутри самих вампиров эмоций нет. Они только потребители. Существуют на крови физически и на эмоциях психически. Так вот — мальчику твой импульс передал слишком много энергии, что вызвало автоматический оборот. И, насколько я понимаю, довольно ранний. Поэтому его отец был так агрессивен. Возможно, мы могли навредить ребенку. Но твое влияние — чисто моя теория. Скорее всего, его отец объясняет ситуацию испугом малыша.