Мчусь, перескакивая через детали поменьше и оббегая те, что побольше. Рабочий ангар большой. Наша мастерская самая загруженная в графстве. Да что скромничать, во всем герцогстве! Мы с отцом лучшие, что тут скажешь? Все заказы от здешних господ текут к нам.
Блоки на отдельном стеллаже. Все по полочкам. У нас рабочий бардак, но все детали на своих местах. Главное, чтобы все было там, где ему положено быть. Это экономит время. А время у нас – деньги. Так говорит отец.
Переставляю стремянку, взглянув на электронные наручные часы. С радостью отмечаю, что уже почти восемь вечера. Скоро прекратим работы. Правила деревни нужно соблюдать. В душе затаилась грусть. Этим часам больше чем мне. Синий ремешок с розовым вплетением навивает доброе и теплое. Это часы моего родного отца. Мои настоящие родители погибли давно. Но нечего грустить. У меня заботливый отчим, которого зову отцом, и добрые односельчане относятся ко мне очень хорошо.
Пять ступенек вверх, алюминиевая лестница скрипит, как старушка. Отец уже не лазит на нее, знает, что его она не выдержит. Хватаю блок с синим индикатором. Заряжен полностью. Прыгаю на пол и спешу к мехару на стапеле.
– Опять ты паясничаешь! – раздается ворчание отца из–за широкой спины мехара. – Так и убиться недолго!
Улыбаюсь, потому что через мгновение передам ему блок.
– Что? – ухмыляется отец, мудро заглядывая мне в глаза. – Небось, смыться уже хочешь, м?
– Ну как бы восемь, – мнусь. – Все равно уже и свет пора тушить...
– Беги сорванец, только чтоб без глупостей, – хохочет отец. – До полночи...
– Да, да! – кричу, разгоняясь, меня заносит на повороте, рукой цепляюсь за стеллаж, чтобы не потерять равновесие и выпрыгиваю за ворота. Оп-па, а до заката два часа!
Вечерняя Рэя встречает свежими ароматами скошенной травы, цветов и запахами местного варева. Проголодался, как зверь, но дома ужинать в мои планы не входит.
Пробегаю задний дворик, усыпанный железным хламом, отпираю деревянную калитку и спешу в сторону деревушки, где живет Илена.
Широкая проселочная дорога, протоптанная всеми видами транспорта и скота, сейчас свободна. Слева и справа – лениво тянутся деревянные дома, бабульки на лавочках и дети во дворах резвятся. Многих ребятишек уже загнали в дома, но есть и наиболее избалованные. Прохожу мимо очередного дома, взмыленная мамочка надрывается, пытаясь выловить своих сорванцов в цветочном саду. Сразу вспоминается своя, родная...
Впереди, навстречу идет низенькая тетя Варя. Улыбаюсь ей, она постоянно кормит нас с отцом своими пирогами и другими вкусностями. Старенькая она и добрая. Хотя своего пьяного старика гоняет с дубиной по всему селу. Сейчас, наверное, идет вызволять муженька из плена соседа – собутыльника.
– Эрик, спешишь на свиданку? – кривляется задорная бабушка.
– Да, да тетя Варя! – спешу разминуться и удалиться. Если зацепимся языками, все пропала моя пунктуальность.
Бабулька мотает головой, провожая меня цепким взглядом.
– Завтра не зайдешь? У меня водонагреватель опять барахлит, – раздается позади ее спешный крик. Видимо не сразу вспомнила, что ее так коробит при виде меня.
– Да, да тетя Варя!
Ускоряюсь. Душа наполняется торжеством и важностью. Тут половина деревни держится на наших с отцом руках. И это не только из–за наших талантов. Просто многих здоровых и крепких мужчин барон забрал в замок, пополняя свою армию и рабочую силу. Остались старики, да дети. А у нас особое положение, мы инженеры мехаров, обслуживающие многих лордов, и мы не чьи.
Я, естественно, не такой талантливый инженер, как мой отец, но часто помогаю односельчанам в починке разных бытовых приборов. Все, конечно, на соплях держится, откуда нам взять детали на замену? Леплю из подручных средств, проволоки, веревки, смолы и воска. Приборов по пальцам пересчитать, только у особо зажиточных они. Энергии дефицит. У нас один кусочек эренни на всю деревню, за него платим налоги, с него и берем энергию. У нас с отцом особый пай, мы же мастерская, ну и льготы всему селу за нас тоже перепадают.
Наша деревня заканчивается наблюдательной вышкой. Тут дежурит бдительный старичок, если что не так, сразу сигнальный огонь зажжет, чтобы оповестить лорда. Я махаю ему рукой, он кивает в ответ. Если до полночи не вернусь, дозорный меня не пустит, придется лезть через забор. Хорошо, что есть пара лазеек.
Впереди показался лесок, ухабистая тропинка, слева полянка, из–за пригорка гонят сельское стадо коров. Бегут рогатые, вымя в разные стороны трясутся, некоторые животные успевают минировать на пути, одна вон встала в позу, писает, бесстыжая. Треск кнута, как гром среди ясного неба, коровы, что поближе к пастуху помчались с особой прытью. Поздновато сегодня возвращаются. Усмехнулся, опять Ким задремал, коровы разбежались, долго собирал, влетит ему от старосты.
Успел уйти от бегущего на меня стада, нырнув в низенький лесок. Тут все уже местная детвора оборвала, вплоть до травы. Ни грибочка, ни ягодки не осталось, еще на стадии созревания и зелености все подчищается. Этот лес место моего детства и самый безопасный в округе. Тут иногда даже муж тети Вари прячется. Ну, это если у него возникает порыв сбежать навсегда к другой бабке, до леска успевает доползти. Однажды пришлось помогать в поисках. Местные мальчишки, что играли в прятки, выдали пьяного с потрохами.
Семь минут быстрого шага и новая деревушка. Маленькая, пять домов тут и пять семей. Все из–за речки и колодца, а иначе смысла тут селиться нет. Дальше леса уже дикие, наш лорд не особо разбрасывается патрульными отрядами. А в последнее время говорят, что разбойники зачастили. Погнали их видимо из прежних мест. Лето ведь, разгар охоты лордов. Даже сейчас, если прислушаться, можно уловить собачий лай.
На крыльце стоит отец Илены дядя Герман. Густые брови нахмурены, хочет казаться строгим, как всегда. Мол, смотри пацан, мои брови наблюдают за тобой, когда ты с моей доченькой. Ух, укушу...
– Здравствуйте, дядя Герман! – кричу еще издалека.
Из дома выглядывает мама Илены тетя Ивона. Вот она всегда намекает на сватовство с Иленой. Постоянно девчонка красная как рак, после ее словечек, а я что? У меня тоже щеки разгораются.
Герман кивает, с пояса его мясистые руки ложатся сверху на заборчик.
– У меня гидронасос полетел, – бурчит Герман. – Завтра, послезавтра жду.
Это приказ, и ни как иначе. Куда им всем без меня. Я растянулся в улыбке, за Илену готов им тайный кабель от эренни нашего села к его дому провести. У этой деревушки нет такой энергии, только дрова да горючее масло, что торгаши проезжие возят.
Сердце замирает, когда из дома выпрыгивает розовощекая Илена в бежевом платье, чуть не сбивая с ног маму. Проворно ныряет мимо меня, и вот, тапки уже засверкали в сторону леска. Платье задирается на ветру, демонстрируя белые панталончики, все это совершенно не сочетается с коричневыми тапками, а распущенные волосы, цвета меди летят, будто из мчащейся девушки полыхает огонь. В руках у нее корзинка с нашим ужином. Что–то очень–очень вкусное!
Продолжаю стоять напротив ее родителей, жду одобрения пуститься ей в след. Герман кивает, снова хмуря брови. Он очень дорожит своей дочерью, и я его понимаю. Она самая–самая.
Срываюсь, как гончий пес, мчусь следом за своим сорванцом в платье. Раздается ее задорный визг, почувствовала погоню и сразу ускорилась. Не планирую хватать ее на дороге. На глазах родителей мы всего лишь дети, невинные и ни о чем не помышляющие. А вот в лесу от меня ей не убежать... там мы обнимемся и поцелуемся. Ведь не виделись целый день!
Настигаю Илену среди деревьев. Обнимаю ее за талию и пытаюсь поцеловать. Она отстраняется и отталкивает, хмурясь.
– Фу, грязнуля! Снова прям с мастерской сорвался. Пошли в речке купаться тогда.
– А ужин? – жалобно спрашиваю и делаю прямыми свои бровки, Илена сразу сдается. Быстро целует меня в губы с застенчивым видом и опущенными глазами.
Мы присаживаемся на траву. Лес будто оживает вокруг, стрекочет и поет. Он ведь это для нас делает. Наблюдаю за ней, мне уютно и невероятно хорошо, чувствую ее заботу. Расстилает тряпичную скатерть, достает ароматный хлебушек, котлетки, сыр и пирожки. Самая главная тайна – это пирожки. Илена сама их стряпает. Поглощение вкусного ужина происходит со скоростью не евшего месяц. Пирожки оказываются с яблоками.
Илена терпеливо наблюдает за мной своими зелеными и завораживающими глазками. Мы знаем друг друга с самого детства, с самого начала, с первого дня, как я появился в деревне. Последние месяцы она другая… она изменилась, ее глаза стали жечь меня. Девушка похорошела. Отец умело прячет ее от местного лорда, если увидят такое сокровище, сразу заберут в замок. Этого боюсь больше всего.
– Покушал, грязнуля? – смеется Илена, расстилаясь, нежась на траве и раскидывая свои медные волосы. – Теперь благодари!
Ее последнее заявление – это что–то новенькое. Набрасываюсь сверху, смотрю на нее. Свет в лес проникает плохо, особенно вечерний. Она в полумраке, такая... такая особенная. Тяжело дышит, смотрит как–то иначе. Смущаюсь, целую ее в приоткрытый ротик, затем в лоб и отступаю, укладываясь сбоку. Девушке мало, а я думаю, что пока хватит. Это тебе за «грязнулю», с неким умилением приходит такая мысль. Кроны деревьев сейчас темные, хорошо скрывают нас от внешнего мира и даже от Великих, что живут на звездах. Мои глаза начинают выискивать проворную рыжую белку. Этот зверек знает, своих кормильцев в лицо. Но почему–то сейчас прячется.
– Пошли купаться, – вскакиваю, как ни в чем не бывало.
Илена поднимается, изображая похожую непринужденность. Ей шестнадцать, я на год старше. Чтобы пожениться, надо ждать следующего лета. Она все понимает, берет меня за руку, и мы идем к реке. У нас там особое местечко, закрытое, среди зарослей камыша. Даже детвора о нем не знает. В воде у нас особое таинство.
У опушки она отбегает от меня, с живым восторгом набрасываясь на ромашки.
– А вот мне сегодня Ким цветы подарил, – заявляет вдруг она.
Злюсь. Вот, значит, почему он так задержался, проныра! Хочу обидеться, но что–то во мне говорит, надо быстро исправляться. Ищу глазами яркие цвета среди зелени. Может, успею насобирать букетик. Глупо...
– Он мне редких цветов нарвал, – продолжает сорванец, собирая ромашки. – Из дикого леса.
– Вот герой–то, – язвлю, пытаясь показать свое безразличие. Но меня это коробит. Для Илены цветы из дикого леса это подвиг.
– А из сада лорда не хочешь цветов? – заявляю вдруг. От этой глупой мысли самому становится страшно.
Девушка смеется и начинает резко драпать к реке, размахивая букетом.
На этот раз не спешу. Мне обидно, что она приняла цветы от пастуха. Она моя. А Киму хочется гадость какую–нибудь сделать. Ухлестывает за моей Иленой, гаденыш. Фиг я к его бабке пойду свет чинить, не дождется...
Илена уже снимает платье, а я сбрасываю тапки, штаны и рубаху, снимаю часы. Она в одних панталонах, робко прикрывает грудь, посматривая на меня, не спешит разворачиваться к воде. Я в трусах, тороплюсь вперед, потому что смущению уже нет предела. Что со мной сегодня? Заходу в речку, течения в этой заводи практически нет. Вода теплая и ласковая, ил просачивается сквозь пальцы ног, горячий такой. Девичьи руки неожиданно обнимаю сзади, Илена прижимается. Ее твердая грудь упирается мне в спину. Чувствую это, девушка прижимается сильнее. Букеты, пастухи и прочая шелуха теперь отлетает, есть только она и я.
Мы погружаемся дальше. Сорванец начинает плескаться. Веселимся, визжим, как маленькие. Или притворяемся, что нам весело и что мы дети. Все не то, потому что думаю о ней по–другому. Она выходит из речки первой, попал ей в глаза водой, теперь не до игры. Следую за ней и смотрю за ее движениями. Мокрая ткань прилипла к ее телу. О Великие, она такая прелестная, такая свежая и чистая, словно родниковая вода. Девушка оборачивается, руки опущены, но мокрые волосы, доходящие до пояса, прикрывают ее грудь, насколько это возможно. Увожу взгляд. Заметила.
– Ага! – рассмеялась Илена. – Нравится моя фигура? То–то же! Любуйся издалека!
Мгновенно надумаюсь. Вот мы и стали взрослые.
Закат не пропустили, как и всегда. Сижу за спиной Илены, мои руки обнимают ее талию, ладони лежат на животике, а девичьи ручки накрывают их сверху. Она запрокинула голову, медные волосы не дают высохнуть моей рубашке. Нам хорошо, это наша заводь, наш вечер, наш мирок с запахом камыша.
– А что если меня заберет барон? – говорит вдруг она. Я невольно вздрагиваю.
– А ты этого хочешь?
– Если я буду не девственница, он меня не заберет.
От ее заявления прихожу в замешательство.
– У твоего отца могут случиться неприятности из–за этого.
– Мне все равно, это моя жизнь, не хочу, чтобы какой–нибудь старый лорд трогал меня, лучше уж умереть, уйти в Запредел!
– Что ты такое говоришь! – осекаю, а она сжимает мои ладони своими. – Накличешь призраков!
– А ты видел когда–нибудь Запредел? – продолжает о своем Илена. Она всегда была упрямой девочкой. А стала капризной девушкой.
– Да, – отвечаю сухо, в груди начала пульсировать боль. Детские воспоминания, которые не стереть из памяти.
– Расскажи, какой он.
– Он, как смола, – бормочу. – Черный, идеально ровный, до самого неба. Он как отвесная скала, обрыв. Он пожрал половину Рэи и выжидает. Это сама смерть. Вошедший туда, не возвращается. Я же говорил тебе об этом, мой ожог, забыла?
Она трогает мой шрам на правой ладони, изучает его.
– Ты говорил, что получил этот ожог, когда коснулся Запредела… почему выжил?
– Однажды видел, как человек входил туда. Пока он полностью не скрылся, он был жив, – отвечаю уклончиво.
Шрам полученный мною в детстве никак не связан с Запределом. Это моя тайна, которую не знает даже отец. Что–то внутри не дает сказать правду никому, и я лгу, нагло и нескладно.
– Но если заглянуть туда, – продолжаю я. – То уже не хочется возвращаться. Так рассказывали, не думаю, что это просто выдумки.
– Получается, ты жил рядом с Запределом, – прерывает она. – Оттуда не вырывались дафы?
– Нет, там река, дафы не могут пересечь Великую Аэ, так старейшины утверждают.
– Давай убежим туда, где ты жил раньше? Давай смоемся в Западный Орос? Ты мастер мехаров, тебя везде возьмут, любой лорд тебя примет! А я... я...
– Ты будешь служанкой у лорда, – заканчиваю ее мысль. Чувствую, как она злится.
– А если, – начинает и замолкает.
Ее горячие ладони настойчиво накрывают мои и поднимают выше живота. Мои руки ложатся на ее упругую грудь. Чувствую ее твердые кончики через тонкую ткань. Мы дрожим. Я напряжен, а она замерла настолько, насколько возможно во время дрожи, мягкие ладони Илены не хотят отпускать мои. Чувствую, как колотится ее сердце. Никогда раньше не трогал ее грудь. А сейчас не могу отпустить... Смущенные, мы не можем сказать ни слова. Вечер прекрасен, сверчки и лягушки уже завели свою балладу.
Все же пересиливаю себя и убираю руки. Ей стыдно, чувствую, что она слегка перегнула палку. Мои ладони перекидываются на примятый камыш. Илена молчит. А во мне нарастает что–то звериное, мужское, новое. Желаю узнать Илену, познать в ней женщину. Я люблю ее и хочу признаться в этом. Но шорох в камышах заставляет вздрогнуть нас обоих.
Синий свет ударил прямо в глаза.
– Оп–па–на! – восклицает мужской голос, совершенно мне не знакомый, и я вскакиваю.
Мне страшно. Конное ржание будоражит душу, о Великие! Тут рыцари?! Барон пришел за моей девушкой?!
Илена взвизгнула. Ее кто–то схватил и через мгновение заткнул рот. В сумерках вижу очертания людей, их много. Несколько человек спешивается, двое других подхватывают под уздцы их лошадей. Фонари тускнеют. Хочу отступить на шаг, но что–то очень острое упирается мне в спину. Это лезвие шпаги!
– Без глупостей крестьянин, – раздается грозное предупреждение за спиной. Замираю в оцепенении.
– Что тут у нас? – врывается в шорохи камыша певучий мужской голос.
Это один из тех, кто спешился. Мужчина в широкой шляпе. Лиц не разглядеть. Но я рассмотрел их одежду. Они не рыцари. Среди них женщина, она тоже слезла с лошади.
Илена мычит. Ее щупает мужчина в шляпе. Не могу ничего сделать, тут их десяток, и в меня упирается сталь. Но гнев нарастает, борясь со здравомыслием.