- Шкипера повесили.
Глава 11, в которой девочка кричит “Крыса!”, но ей не верят
Утренний туман был очень плотным и физически ощущаемым. Он давил на виски и на глаза, сжимал горло тухлой сыростью и укутывал корабль похоронным саваном. И в этой страшной оглушающей тишине особенно отчетливо слышался скрип корабельного каната, перекинутого
через рею, на котором покачивался посиневший шкипер с вываленным языком. Его лицо было искажено предсмертной мукой, и капитан невольно сотворил в воздухе святой символ.
- Господи Единый, прими его душу… - капитан дал отмашку Яну и Педро, и те взялись за фал, чтобы спустить тело несчастного.
Тихий вскрик за спиной Кинтаро обнаружил новоприбывших на палубу. Девчонка расширенными от ужаса глазами смотрела на мертвого старика, зажав себе рот ладонью. Капитан осуждающе покачал головой.
- Ты бы увел отсюда свою милую, Анджей. Это не то зрелище, которое ей стоит видеть…
- Я останусь с ним, - дрожащим голосом заявила девушка. - За что? Почему его повесили? Что он сделал?
- На всякий случай скажу сразу, капитан, что мы из каюты не выходили, - мрачно сообщил юнец, прижимая к себе Юлю и отворачивая ее от мертвого тела.
- Дылда, подойди и взгляни… - коротко попросил Кинтаро. - Что скажешь?
Капитан отвернул воротник на теле шкипера, обнажив багровый след от каната. Дылда присел рядом на корточки и со знанием дела быстро осмотрел убитого.
- Задушен канатом. Сопротивлялся, ногти обломаны, - головорез взял в руки канат и покрутил его, словно прикидывая. - У душегуба сильные руки. Подними его.
Капитан с помощью матроса поставили убитого на ноги, удерживая с двух сторон, а Дылда подошел сзади и накинул тому на шею канат, примериваясь и так, и сяк.
- Убийца одного с ним роста, след ровный, без задирания или утягивания…
- Когда убили?
- Дык, а я откуда знаю, - пожал плечами головорез. - На морозе тело быстро остыло.
- Разве в Гильдии не учат определять время смерти с точностью до часа? - раздраженно осведомился Кинтаро. - Хватит уже строить из себя целку!..
Дылда покосился в сторону девушки, тяжело вздохнул и кивнул.
- Ну ладно, как скажешь.
Он огляделся вокруг в поисках подходящего инструмента, но за неимением лучшего, вытащил из сложенной парусины тонкий поддерживающий прут и вернулся к телу. Опустился рядом с убитым на колени, задрал на нем рубашку, профессионально прощупал живот и вдруг… резким уверенным движением проткнул печень.
- Господи! - вскрикнула Юля.
- Не смотри, я сказал!
- Что же он делает? Зачем? - не успокаивалась девушка, все равно изворачиваясь и подглядывая за происходящим.
Но Дылда прекрасно знал, что делал. Он вытащил прут, принюхался к темной крови на нем, потом лизнул и посмаковал ее на языке, чем вызвал даже у капитана легкий рвотный позыв.
- Теплая и густая. Убили два часа назад, - уверенно изрек Дылда и сплюнул кровью. - И странный вкус… Чем он баловался?
Капитан нахмурился.
- Табак он курил. Любил подымить, когда плохо спалось. Он и на палубу в такую рань наверняка вышел, чтобы покурить трубку.
- Ну не знаю, капитан, тебе оно, конечно, виднее, но от табака совсем другой привкус…
Дылда склонился над лицом убитого и принюхался, словно ищейка.
- Опиум. Точно, опиум.
- Костакис и опиум? - недоверчиво переспросил капитан. - А не придумываешь ли ты, чтобы себя выгородить?
Головорез разогнулся, отряхивая колени, и равнодушно пожал плечами.
- Капитан, мне этих двоих, - кивнул он на парочку, - кровь из носу, но в Ичмелек надо доставить, кумекаешь? Иначе меня госпожа, ну дык, Цветочек, живьем сожрет и не подавится. А тобой закусит, уж поверь.
- Ночью умер один из такелажников, - глухо сказал Кинтаро. - Молодой парнишка, Джек Сантилья. А второй всю ночь промаялся с животом и уже не встает… Кто-то убивает моих людей. Одного за другим. Какое мне дело до Цветочка?
- Пошли, поглядим на твоего покойничка, - скривился Дылда. - Он тоже животом маялся?
Капитан отстраненно наблюдал за действиями головореза, не переставая размышлять. Неужели старик Костакис курил опиум? Его мучили боли в суставах, а опиум хорошо утолял телесные страдания. Капитан и сам частенько подмечал перепады настроения у шкипера, только и подумать не мог о таком… А как же опиум, найденный у боцмана? Неужели Костакис подбросил? Кинтаро нахмурился, припоминая, что именно шкипер нашел табакерку, в которой вместо табака обнаружилась опиумная настойка. Хотел подставить Энрику? Но зачем? Боцман сидел под замком, а значит при всем желании не мог отомстить и убить старика. Кинтаро охватило глухое отчаяние. Его команда редела, и весь ужас заключался в том, что теперь ему некому было довериться.
- Траванули его, - наконец вынес вердикт Дылда. - Крысиным ядом.
Капитан перевел взгляд на отвернувшегося к стене и тихо стонущего Леха, подошел к нему и развернул того. На лбу несчастного блестели капли пота, а щека опухла.
- Что вы ели или пили? Вспоминай.
- То же, что и все… - заскрежетал зубами от боли Лех. - Ох… Он же… похлебку… раздавал… - изувеченный, точно обглоданный, палец указал на Дылду.
Головорез подвизался кашеварить на камбузе вместо погибшего Влада и имел все возможности для того, чтобы незаметно подсыпать яд. Шкипер и так подозревал Дылду, а если предположить, что обвинил его напрямую, потребовал клятую карту, то головорез мог и задушить Костакиса… Демон! А зачем травить такелажников? Ну нет в этом смысла…
- Леху промыть желудок, - кивнул он матросам и направился в трюм, где под замком томился боцман.
- Что, капитан, - зло сплюнул на пол Энрику, привалившись к тюку с табаком, - совсем худо стало?
- Убили шкипера, - кивнул Кинтаро. - Но ты этого сделать не мог.
- Туда этому старому пердуну и дорога, - огрызнулся боцман, но по легкой растерянности на его лице капитан понял, что известие Энрику ошеломило.
- А еще ночью скончался Джек. Отравили.
- ЧТО? - взвился боцман и схватил не ожидавшего такой реакции капитана за грудки. - Как? Кто?!?
- Полагаю, тот, кто убил всех остальных… Кто он тебе? Кем тебе приходился Джек? Ты так за него просил…
Энрику вдруг сник, как-то потух и безжизненным голосом ответил, уставившись в пустоту:
- Та шлюшка Рози из Керекеша. Может, помнишь ее, капитан? Рыжая красотка, грудастая… Я долго за ней волочился, все золото спустил… А Джек - ее сын. Она написала, что и мой. Он и в самом деле похож на меня… Ведь правда похож, скажи? Был похож… Господи!
Боцман с размаху заехал кулаком по тюку, и тот просыпался табачным листом на пол.
- Это все твой дружок, Дылда! Это он убил моего Джека! - напустился он на капитана.
- Погоди, Энрику. Опиум у тебя каюте чей? Ответь честно. Сейчас не до игр.
- Не мой! Подкинули! Этот громила и подкинул!
- Этот громила только что при осмотре шкипера заявил, что тот употреблял опиум.
- Что? - оторопел боцман. - Костакис?
- Думаю, из-за больных суставов подсел. А раз так, значит, опиум тебе подкинул он, чтобы самому не попасться при обыске.
- Старый хрыч! Все простить не мог!
- А ты? - Кинтаро пристально вглядывался в боцмана. - Ты ведь тоже зло затаил?
- Да ладно, капитан! - устало махнул рукой Энрику. - Чего уж вспоминать… Ты был в своем праве, пьянство в море до добра никогда не доводит… Это скорей Лех на тебя обиду затаил.
- Я бы и сам за ним вернулся, ты же знаешь. А неделька на безлюдном острове в компании бутылки рома хорошо мозги вправляет.
- Да уж…
- Помоги мне, Энрику. Мне надо найти того, кто убивает моих людей. Лех может стать следующим, если рвотное не поможет.
На боцмана это не произвело никакого впечатления. Он застыл в странном отупении чувств и мыслей, только пробормотал:
- Напиться хочу. Просто напиться. А ты сам ищи…
Отдать последние почести убитым собралась вся поредевшая команда. Юля посчитала, что непременно должна присутствовать, и никакие уговоры не помогли. Капитан произнес короткую заупокойную молитву, и княжна, как не крепилась, не смогла удержаться от слез.
- Не реви, милая, на берегу их все равно никто не ждет… А море, оно всем радо…
- Как же не ждет… - выдавила девушка. - Матрос такой молодой, а у шкипера остались дети и внуки…
- Не было у Костакиса никого.
- Как так? Он же мне все про дочек рассказывал. Их три - Фиона, Игнасия и Мария. А внуки…
- Выдумывал он, пока сам в это не поверил. Кость всю жизнь в море провел, так и не обзавелся семьей. Оттого на берегу задерживаться не любил… Все гнался за мечтой… - капитан погладил Ирису, сидевшую возле его ног.
Юля всхлипнула, но упрямо продолжала вглядываться в туманную даль, не желая запоминать лицо шкипера синим и страшным. Она будет помнить его веселым, добрым и таким же романтиком моря, как и она. Серая линия горизонта искривлялась и плыла перед глазами предательскими разводами. Но странная черная точка на горизонте не исчезла, даже когда княжна сморгнула и вытерла глаза платком. Юле вдруг почудилась… крыса… Большая крыса, которая прыгала к ней прямо по седым волнам, приближаясь все ближе и ближе…
- Там крыса! - закричала княжна, указывая пальцем. - Она гонится за нами!
- Юля, прекрати! - Анжи попытался унять девушку, но она вырвалась, дрожа от ужаса и не в силах отвести взгляда от растущего грязного пятна.
- Что там?
- Да глупости это все… Девичьи страхи, капитан, она всю ночь меня изводила, под кроватью ей тоже крысы чудились…
- Хм… Как же ты, милая моя, капитаном хотела стать, если крыс боишься? - капитан остановился рядом с Юлей, но ухмылка сползла с его лица. Загривок Ирису ощерился животным страхом. - Педро! На марс! Живо!
Покачивающийся от поминальных излияний боцман мигом протрезвел и подал капитану подзорную трубу.
- Почему мне никто не верит? Это крыса!
- Нет, это много хуже, - опустил трубу капитан, а марсовый уже кричал сверху:
- Это барк! Затопленный барк! Идет к нам полным ходом!
Глава 12, в которой Единый оказывается несколько глуховат
Не было ни малейшего дуновения ветерка. Серая поверхность моря была странно тиха и неподвижна, а затопленный барк без парусов и команды летел по ней, догоняя беспомощную шхуну. Людей на “Маковее” словно парализовало от ужаса перед неизбежным. Каждый понимал, кто заправляет на том корабле, и куда ушли все крысы…
- Давай сюда клетку, - обреченно приказал капитан.
Матрос Ян метнулся в кают-компанию и вернулся с жертвенной крысой. Клетка полетела в воду, и несчастный грызун заметался в попытках спастись. Примерно также метался разум капитана в отчаянных попытках найти способ спасения, которого не было. Поварёнок пришел за своим… Отдать ему карту? Уничтожить ее? Ветра нет, а значит, нет и надежды…
Антон развернул княжну к себе, не сводя взора с приближающегося барка.
- Это он? Поварёнок? - спросила Юля, заглядывая в лицо юноши.
- Да…
Почему проклятое колдовство настигло его даже посреди моря? И почему из-за него должна погибнуть княжна? Страшно погибнуть, а может и вовсе превратиться в нечто нечеловеческое… Антон вытащил кинжал и сжал его рукоять. Он не отдаст ее на поругание крысиному колдуну. Он должен это сделать… Его сердце останавливалось при виде испуганной прозелени глаз и дрожащих в тщетной молитве губ. Пусть лучше она умрет от его руки, чем станет игрушкой Поварёнка. Но Антон все малодушно мешкал и мешкал… Юля нашарила у него на груди цепочку со святым символом и крепко сжала оберег в ладони. Она молилась Единому и всем заступникам, как будто это могло помочь. Юноша горько улыбнулся и решился. Хотя бы перед лицом смерти он осмелится признаться и поцеловать ее, а уж потом… Он привлек девушку ближе и шепнул, обрывая ее на полуслове:
- Я люблю тебя, - и коснулся нежных губ.
Антон ожидал пощечины, гневно сомкнутого рта, попыток освободиться, чего угодно, но только не того, что княжна продолжит упрямо шептать молитву. Опьяненный этим тихим согласием, он ловил слова с мягких теплых губ, пока хватало дыхания. А когда оно закончилось, он оборвал поцелуй и отважился взглянуть ей в глаза, страшась презрения в них больше, чем темнеющего на горизонте барка. Но в зеленых глазах плескалась смесь испуга, удивления и надежды. Не сводя с него взора, Юля судорожно глотнула воздух, чтобы закончить молитву:
- … Боже Единый, спаси и сохрани нас…
И вздрогнула от глухого трепета парусов, которые вдруг наполнились ветром. Казалось, он пришел из ниоткуда и дул в никуда. Корабль накренился под натиском взметнувшихся волн, а юноша разжал руку и выпустил кинжал…
- Кысей был прав… - выдохнула княжна, счастливо улыбаясь. - Надо просто верить, и Единый обязательно услышит твою молитву…
На корабле все пришло в лихорадочное движение, причиненное вновь обретенной надеждой. Капитан быстро отдал приказы разворачивать парус и ловить полный ветер, неважно, куда он дует. Главное - оторваться от черного силуэта корабля, который и вправду чем-то напоминал крысиный.
Тихая гладь раскололась волнением. Морские валы были беспорядочны, они прыгали, бились, взметались к самым облакам. Шхуну вдруг начало разворачивать. У капитана упало сердце. Страшная догадка поразила его. Необычный штиль доселе был всего лишь затишьем в сердце урагана. И теперь их выкидывало из этого островка спокойствия, унося от проклятого Поварёнка навстречу новым испытаниям. Но уж лучше погибнуть в шторме, чем попасть в бездну крысиного колдовства.
- Это ураган! - крикнул он. - Держать парус!
Концы мачт осветились бледно-голубым ореолом, лениво стекающим на палубу. Огни святого Луки всегда предвещали грозу, однако считались добрым предзнаменованием. Капитан никогда особенно не верил в милость Единого, однако сейчас ему оставалось полагаться только на нее. Шерсть кошки встала дыбом, и Кинтаро крикнул Анджею, который силком тащил свою красотку прочь с палубы и подальше от опасно опрокидываемых на корабль волн:
- Забери Ириску! Запри ее, она боится грозы! Дылда, не стой! Помоги с канатами! Педро, прочь с марса! Ян, давай за брамсель!
Не ожидавшая такой наглости, Ирису зашипела и попыталась когтями вцепиться в палубу, но ее грубо схватили за ошейник и потащили. Вместе с ней за шкирку тащили и человеческую самку, которая тоже упиралась, но ее ногти были не в пример кошачьим слабыми и бесполезными. Ирису исхитрилась цапнуть смельчака за запястье, но он не обратил на это внимания, втолкнув обеих в каюту и защелкнув замок. В комнате воняло крысиным духом. Отдаленные раскаты грома, слышимые только чуткими кошачьими ушами, беспокоили Ирису, а кожу неприятно раздражали злые уколы грозовых искр, запутавшихся в шерсти. Кошка была напугана и не находила себе места, а потому лишь зашипела и забила хвостом, когда девчонка вдруг обхватила ее за шею и начала гладить.
Гордая степная красавица признавала только одного хозяина - капитана корабля, милостиво принимая от него редкую ласку. Никто другой не осмеливался приближаться к степному каракалу и гладить рыжую шерсть. Кошка выпустила когти и оскалила зубы, уже готовая вцепиться нахалке в лицо, но человеческие поглаживания снимали грозовые покалывания с загривка и кисточек. А еще Ирису с удивлением обнаружила, что девчонка значительно теплее хозяина, поэтому мягко впилась когтями той в колено, сбивая с ног. Девушка охнула и уселась на кровать, но поводок не отпустила, только всхлипнула и притянула к себе кошку, чмокнув ее в холодный нос. Глухой рык перешел в утробное урчание, слегка недовольное из-за такой бесцеремонности, но… Капитан редко баловал лаской свою любимицу, а сейчас Ирису гладили, чесали за ухом и под горлышком, не гнали с кровати и искали в ней утешение… Кошка заурчала, развалилась на постели и принялась мять лапами теплое колено…