— Ошибку? Нет времени? О чем вы…
Вильгельм резко вскинул голову. В коридоре вдруг послышались шаги.
— Удачи тебе, парень, — загадочно пожелал ему голос. — Тебя ждут великие дела. Даже странно ожидать подобное от такого, как ты, но я искренне желаю тебе успеха. И ты это… Заранее прости за Амулет, он немного своенравен…
— Стойте! Что вы имеете в виду? Какой Амулет?
Получить ответ младший Ангел уже не успел.
— Вильгельм! — перед решеткой возник все тот же встрепанный Верховный Апостол. За его спиной, как и всегда, немой и суровой горой возвышался Сакий.
Вышеупомянутый Ангел автоматически попятился от дверцы. Он понятия не имел, что там задумал родственничек, но в любом случае вид его не внушал никакого доверия.
Однако, одна язвительная мысль все же посетила черную голову юного Ангела при виде раздосадованных рож этих двоих. Все-таки, им не удалось никого схватить. Скорее всего, как и обычно, Дария отделалась легче и избежала наказания. Поняв это, Вильгельм сложил руки на груди и повернулся к посетителям спиной.
— Вильгельм, — снова позвал его Апостол. — Я хочу с тобой поговорить.
Никакой реакции не последовало.
— Вильгельм! — Давид слегка повысил голос. — Мы неправильно себя ведем. Мы оба погорячились!
— Я занят, зайди попозже. У меня не приемные часы! Аудиенция для таких, как ты, только по пятницам тринадцатого, когда они совпадают с полным солнечным затмением. В месяце Хренобрь!
Давид и Сакий устало переглянулись.
— А что, есть такой месяц, Ваше Превосходительство? — громким шепотом спросил охранник.
— Нет конечно, пустая твоя голова! — прошипел в ответ Давид.
Вся его уверенность в том, что он обнаружит мальчика бледным, забившимся к дальней стенке клетки от испуга, таяла на глазах. Тот и не думал раскаиваться в своем поведении, он был колюч, как терновый венец Всевышнего, а черные глаза его сверкали, в точности воспроизводя агат.
— Слушай сюда, Вильгельм. Я уже написал твоей матери, она скоро будет тут. У нас есть не так много времени, чтобы все уладить. Давай разберемся с тобой по-хорошему? Будь послушным мальчиком.
Глянув на него вполоборота, Вильгельм заметил, что Давид значительно подобрел. Значит, опять разговаривал со своей птицей — только после общения с ней он становился таким: рассеянным и внезапно готовым идти на компромиссы.
— Мне все так же нечего тебе сказать. И еще у тебя нет оснований меня тут держать! Это нарушение правил! — упрямо ответил Ангел.
— У меня есть все основания! Начиная тем, что я Верховный Апостол!
Сакий опасливо покосился на начальство. Тот начал говорить раздельно, что значило, он сейчас снова перейдет на фальцет.
— Знаешь что, Давид? Сделай, пожалуйста, одолжение. — Вильгельм повернулся к нему полностью. — Вали от моей решетки, и будь Верховным Апостолом где-нибудь от меня подальше. Я не стану с тобой ни о чем говорить. Ты меня посадил сюда — наслаждайся, здесь мое поведение доставать тебя не будет!
— Ты отвергаешь мою руку помощи?
— Считай так!
Вместо ответа Давид достал из кармана яблоко.
— Тогда позволь тебя спросить: ты знаешь, что это?
Вильгельм посмотрел на него, как на юродивого. Еще бы ему не знать, они мельтешили у него перед глазами каждый отчетный день, даже если он закрывал глаза.
— Это? Очевидно, это твой надвигающийся маразм?
— А знаешь ли ты, что будет, если съесть такое яблоко, растущее в нашем саду? — елейно поинтересовался Апостол, не обращая внимание на тон мальчишки.
Ангел промолчал.
— Если кто-то, кто живет в Эдеме, съест его, — принялся рассказывать Давид, — то он немедленно попадет на землю. В мир людей. Наши яблоки нельзя есть, именно поэтому они так строго охраняются. Сегодня этот закон был нарушен. По правде, — Давид прищурился, — закон был нарушен дважды, потому что ты провел на нашу территорию кое-кого, хотя рассказывать об этом упорно не желаешь.
Апостол вертел Райский плод в руке, и взгляд Вильгельма был прикован лишь к этому его жесту. Блеф? А вдруг нет. Вильгельм вспомнил все учебники по Райской истории. Адам и Ева, змей-искуситель… Память не подкидывала ничего дельного на тему влияния яблок на Ангелов. Врет или не врет?
— Я никого не проводил, — на всякий случай упрямо повторил мальчишка.
Зрачки его чуть расширились, но он прикладывал все силы, чтобы не выдать себя с потрохами.
— Как знаешь, а что если я скажу, что мы поймали одного из них, когда наша стража прочесывала территорию?
Желудок Вильгельма скрутило.
— Тебе есть что сказать на это? — Давид не терял надежды.
— А я думаю, ты блефуешь, дядя, — собрав в кулак всю волю, храбро сказал Ангел. — Ты никого не ловил. Потому что некого ловить.
От злости, которая закипала в нем с каждой секундой все сильнее, руки Апостола начали сами собой сжиматься в кулаки. Вильгельм поджал губы в тонкую струнку.
— Что, нечем крыть? Не пытайся взять меня уловками! Мне нечего тебе сказать!
— Как же с тобой сложно. Почему ты всегда доводишь до крайности, мальчик?
— Потому, что мне тут скучно! Ты мне никогда не давал шанса даже показать, на что я способен! Ты сваливаешь на меня всю грязную работу! — голос Вильгельма звенел от обиды и злости.
Лицо Давида нервно дернулось. Его самообладание снова упорхнуло, как испуганная птица, шумно хлопнув крыльями от звука этого голоса.
— Шанс хочешь? — зло прошептал Златокрылый из-за решетки. — Прекрасно. Я дам тебе шанс!
Губы его побледнели от бешенства.
— Сакий, отопри дверь!
Несколько озадаченный просьбой, Страж торопливо зазвенел ключами. Вильгельм удивленно дернулся, когда Давид вошел внутрь.
— Что тебе нужно от меня? — юный Ангел принялся пятиться назад.
— Действий захотел? Будут тебе действия. Все будет! До выяснения обстоятельств!
Сакий со звучным скрипом повертел пальцем в ухе. Ему показалось, что он ослышался. Он был уверен, что по дороге, когда Давид только шел сюда, он говорил, как будто читая молитву: «Я поговорю… Я с ним только поговорю… Ты, главное, держи меня за руки, Сакий».
Кажется, момент настал.
— Ваше Превосходительство. Мне уже пора вас держать? — опасливо поинтересовался Страж.
— Конечно держи его, ты что, Сакий, не видишь, у него сейчас пена изо рта пойдет! — воскликнул младший Ангел. — Вспомни все хорошее, что у нас было! И давай быстрее, спасай меня!
Сакий очень напрягся, но все, что он помнил о Вильгельме, были лишь годы лишений, обид и неприятностей. Давид подходил все ближе к племяннику. Даже действие песни Сирин развеялось, как только он оказался в пределах видимости Вильгельма.
— Не вижу причин для паники, ты ведь сам этого хотел. С этого момента нам придется временно лишить тебя полномочий Ангела. И твоих крыльев. Сакий! Держи его!
— Моих крыльев? — задохнулся от возмущения Вильгельм. — Нет! Давид, только не мои крылья!
Он кинулся в сторону, но Сакий оказался готов. Вильгельм хотел проворно проскочить к двери, только вот наученный горьким опытом Охранник подлетел к своему подопечному и в момент ока скрутил его так, чтобы тот больше не мог двигаться. В стороны полетели белоснежные перья, смешанные с серенькими пестрыми перьями крыльев Стража, раздались крики, сдавленные вздохи, а через минуту узник был окончательно скручен, усмирен и усажен на кушетку. Давид молча достал маленький серебристый кинжал и отрезал от яблока небольшой кусочек. Вильгельм замер, прекрасно поняв, что собирается сделать его родственник.
И если то, что он сказал про Эдемские плоды, было правдой, значит…
— Открывай рот! — Давид поднес отрезанное яблоко к губам племянника.
— Отвали от меня, душегуб! — прорычал Вильгельм, нарочно стискивая зубы.
— Сакий, мне почему надо обо всем просить дважды? — Давид раздраженно обернулся.
— Простите, Вильгельм, — виновато потупил глазки Страж. Он надвинулся на узника и сжал своей рукой его челюсть так, что едва не хрустнула кость. Юный Ангел невольно приоткрыл рот и яблочный вкус немедленно наполнил его рот.
— Глотай! — Апостол блеснул глазами. — То, в какую ситуацию ты чуть не втянул всех нас, нам всем теперь разгребать еще долго по твоей милости. И я собираюсь этим заняться без тебя и твоих постоянных пакостей!
Вильгельм сделал глотательное движение против своей воли. Он не успел понять, что происходит. Его взгляд в последний раз остановился на Давиде, но тот почему-то расплывался как в тумане. А потом и Сакий за его спиной куда-то поплыл. А затем, утекли и стены комнаты. Через секунду младшего Ангела накрыла непроглядная темнота, лишь из соседней камеры раздалось веселое:
— Ну, что я говорил?
Однако Вильгельм этого уже не услышал.
====== Глава 4. Одной проблемой меньше ======
— Ну чего там, чувак, готов?
Том поднял глаза. Диджей вопросительно посмотрел на него со своего места на возвышении сцены.
— Я всегда готов, что за вопрос, — юный гитарист дернул плечом, а Курт поднял вверх большой палец и принялся удаляться от него в противоположном направлении, после чего Том задумчиво глянул куда-то в конец помещения. Периодически его рассеянный взгляд скользил по двери, возле которых тусовался Нейт. Он уже открыл заведение и постепенно начал запускать народ внутрь — толпа все прибывала и прибывала, заполняя помещение. Кажется, сегодня намечался аншлаг.
Юный гитарист потеребил ремень от инструмента, на всякий случай проверил колки, тронул струны. Его немного потряхивало от волнения, хотя играть перед публикой давно стало для него привычным занятием. Вообще-то, в этом клубе он работал барменом, но директор заведения, услышав однажды его игру, не смог удержаться и предложил играть иногда для более широкой публики. Том был только рад, ведь дополнительный заработок ему точно не мешал.
Он приподнялся на цыпочках, слегка высовываясь из-за края сцены, чтобы оценить обстановку. Впереди обнаружились несколько завсегдатаев клуба, парочка девушек, которые пододвигались поближе бару, ожидая появления симпатичного гитариста. Толпа хотела видеть его, и Том в некотором смысле почувствовал себя чуть увереннее.
Курт приглушил звук.
— Эй, нароооод! Как настроение? — крикнул он из-за пульта, заставив людей взорваться криками и аплодисментами. Музыка сделалась еще тише. — Вы готовы услышать несравненное гитарное соло, от которого у вас побегут мурашки и захочется кричать?
— Д-а-а-а-а! – завопила толпа в едином порыве, и Тому на секунду показалось, что у него заложило уши.
— Встречайте! Наш играющий бармен! ТОМ!
Зал снова взорвался.
Юный артист вышел, как всегда бодрый и улыбающийся, в своей привычной широкой одежде и махнул людям рукой.
— Всем привет! Желаю вам приятного вечера!
Музыкант сел на заранее поставленный для него стул и заиграл.
Аккорды его красивой мелодии медленно плыли по залу, наполняя его чем-то незримым, будто волшебная паутинка расходилась по помещению, сплетаясь из нот и отдельных звуков в красивую и слаженную музыку. Тонкие пальцы и отблески света на коже — медиатор Тома медленно бродил по струнам, ведомый его рукой. Сколько лет назад он взялся за гитару впервые? Наверное, прошло уже лет пять? С того времени он научился обращаться со своим инструментом практически виртуозно.
Promises
I scratch so deep
in your empty seat
the sky is turning upside down
I turn the wheel around
Now I’m here
no more fears
angel, don’t you cry
I’ll meet you on the other side
(Phantomrider – Tokio Hotel)
Зал все так же замирал в тишине под впечатлением от потрясающей медленной мелодии и завораживающей игры. Том закрыл глаза, уносясь в этот прекрасный для него мир, потому что в мгновения вроде этого он снова мог перенестись в те моменты прошлого, когда он был еще счастлив. Когда он был еще не один.
Красивая музыка струилась, выплывая из-под его пальцев. Микрофоны усиливали звучание, и люди заворожено смотрели на одинокую фигуру на сцене. Том иногда поднимал взгляд, чтобы окинуть зал из-под пушистых ресниц. Парочка девчонок в переднем ряду не отрываясь смотрела на него. Некоторые люди танцевали, прижимаясь довольно близко друг к другу. Кто-то целовался около стенки. Том заметил Нейта: тот стоял в конце зала и одобрительно показал большой палец. Юный гитарист улыбнулся и коснулся пирсинга в губе языком. Какая-то девчонка у сцены сдавленно пискнула — значит, прием сработал.
К середине песни темп ускорился. В зале было абсолютно тихо, за окнами медленно проплывали машины, освещая фарами дорогу в уже опустившемся сиреневом вечере. Это было так завораживающе — абсолютно тихий зал, музыкант в центре сцены в одном единственном лучике света и… музыка. Для Тома в такие моменты этого мира временно не существовало. Ему было некуда спешить. Только почему-то именно сейчас ему захотелось хотя бы на минуточку увидеть в зале лица родителей — иногда их так не хватало, что Том отчаянно жалел, что они не могли посмотреть на него и увидеть, каким человеком стал их сын. Он хотел бы не думать больше об этих грустных моментах. Наверное, полгода — еще не такой долгий срок, чтобы так легко затолкать в небытие все эти назойливые видения, иногда врывающиеся в душу. Парень доигрывал финальные аккорды своей грустной и красивой песни, и зал взрывался аплодисментами. На сцену полетели купюры и монетки, была даже одна игрушка.
Том встал и улыбнулся, сдержанно поклонившись. Он поднял мишку и помахал им аудитории. Зал снова зашумел, и диджей включил какую-то веселую и зажигательную песню, чтобы снова завести народ.
— Вы готовы зажигаааааааать? — раздался его рев уже где-то далеко и за спиной.
— Том, ты молодец, — за сценой его встретил директор клуба. — Ты отлично играешь! Можешь теперь расслабиться и через полчаса подменить Нейта за барной стойкой.
— Я помню. Чуть передохну. И приду! – парень потряс перед ним пачкой сигарет.
Он всего лишь на секундочку забежал в помещение для персонала и неожиданно охнул. Что-то очень сильно обожгло его бедро. Том вскрикнул и вцепился рукой в карман широких джинсов.
— Что за черт?
Жжение, впрочем, уже прекратилось. В ужасе достигая кармана, том вообразил, что там обнаружится как минимум пролитый баллончик с кислотной жидкостью. Кожу жгло так, будто в бедро ткнули куском раскаленного железа.
Однако, когда он извлек из кармана медальон на тонкой цепочке, то едва не поперхнулся. Как эта штука оказалась у него? Том совершенно не припоминал, чтобы туда ее клал. Последнее, что всплывало в его памяти — была коробка, он собрал ее обратно вместе с вывалившимся из нее хламом во избежание дальнейших вопросов Кита о подозрительных горах мусора в подсобке… А дальше? Том рассматривал подвеску предельно внимательно, пришел к умозаключению, что сунул ее туда машинально.
— Черт тебя, наверное, она мне в ногу впилась, — парень провел пальцем по совершенно гладкой стороне медальона, пытаясь найти какие-нибудь сколы или зазубринки. Удивительно, но вдруг увидел то, чего не замечал раньше.
«Ты нашел меня!» — всплыли на ребре неприметные буковки, красивой плетеной вязью проходящие по ребру украшения.
— Что еще за бред, кого я там нашел? — зачем-то ответил юный гитарист.
«Меня!» — немедленно зажглась другая надпись, заставившая парня от удивления отбросить безделушку в сторону. Ему показалось, что в помещении вдруг стало тесно, как в гробу.
— Это… еще… что?
«Амулет, непонятно, что ли?» — зажглась третья надпись. Том смог легко прочесть ее, прежде чем тяжело осесть на пол.
— Что я сегодня пил? Ничего ведь, только в студии колу. Правда, из Георговской бутылки. Чем же он, скотина, ее разбодяжил? Ну и все. Капец. Меня госпитализируют!
Бессвязно бормоча всякие глупости, Том принялся ползти назад. Для проформы он даже пребольно ущипнул себя за запястье, однако это не оказалось слишком действенно, собственное прикосновение ничего не изменило.
«Надень меня!» — тут же зажглась новая надпись.
Даже вдох показался слишком большим усилием. Том начал проваливаться в яму. Создалось ощущение, будто стенка отъезжает, и он падает, падает, падает в бесконечный поглощающий туман. Тело словно прекратило слушаться своего обладателя, а пачка сигарет, которую юный гитарист все так же сжимал в руке, выпала из ослабевших пальцев. Возникло до боли знакомое ощущение — такое уже бывало как-то раз, когда они с Георгом, Густавом и Алексом от большого ума надыбали в одном из клубов какие-то самопальные косяки. Это закончилось весьма печально — сильнейшими галлюцинациями, разносом половины клуба, нагоняем от владельца и, что вполне естественно, увлекательным путешествием на машине полиции. Георг тогда безостановочно ржал, Том и Алекс стекали по стенке, а Густав продолжал бормотать под нос какие-то проклятия. Том плохо помнил этот день, только знал, что родители тогда пришли в ярость, получив звонок от стражей правопорядка в третьем часу ночи с просьбой забрать своих тогда еще несовершеннолетних детей из участка, где те висли на решетках и видели вещи, которых на самом деле не происходило. Наверное, они просидели бы там долго, если бы Мистер Каулитц не приехали и не вызволил их.