По мере взросления Вильгельм становился очень необычным Ангелом. Мало того, что вся его внешность просто кричала о том, что в его происхождение явно вмешались темные силы, так еще и с характером случилась полнейшая беда. С самых первых дней ребенок доказывал свой неукротимый нрав. Он удирал из дому так часто, что Симония уж и со счету сбилась, отлавливая своего непутевого сына в окрестных воздушных и околоземных пространствах по пять раз в сутки. Он не хотел сидеть с надоедающими ему братишками и сестренками, о которых ему полагалось заботиться по старшинству.
Иоргий, искренне переживающий за сына, отчаянно пытался научить его хотя бы чему-нибудь, пытался научить его ходить за плугом и объезжать быка, выращивать прекрасные урожаи и сажать дивной красоты растения, учил его любить и защищать птиц. Он искренне, хотя и безуспешно, пытался наставить его на путь истинный, и, когда мальчику исполнилось сто тридцать лет, даже подарили ему прекрасную арфу, чтобы тот учился музыке. Но Вильгельм этот инструмент невзлюбил с первого раза, как и чудесную прялку, умеющую ткать золотом. Словно назло, куда больше ему полюбились какие-то непонятные книги, которые он пачками притаскивал с соседней рыночной пощади, засиживаясь за ними днями напролет на берегу близлежащего озерца. При этом он мечтательно и как-то подозрительно остро вглядываясь в даль, за горизонт, будто размышляя о чем-то своем, только ему одному понятном. Однажды его отец понял, что Вильгельм читает совсем не рукописи райских писарей, а какие-то сторонние произведения весьма сомнительного содержания, лишь обернутые в красивые обложки. Мальчишку посадили под домашний арест, изъяв из его закромов всю подозрительную литературу.
Но на этом мучения бедных родителей не думали кончаться. Вильгельм спешил разнообразить их пресный быт все новыми и новыми шалостями, которые приходили ему на ум прямо-таки с завидной частотой.
Почему-то Симония вспомнила именно сейчас, как однажды Вильгельм нашел где-то раненого черного ворона и притащил его в дом, заявив, что собирается выхаживать это создание, и все пусть как хотят, а лично он оставит питомца себе. Родители его потеряли дар речи тогда, потому что знали, что вороны, тем более черные, не водились в их краях, и откуда бы ни прилетела эта птица, от него стоило избавиться как можно скорее. В этом могли быть даже замешаны Демоны, но тогда родители не сказали мальчику об этом напрямую. Только теперь Симония поняла, как сильно она просчиталась. Надо было уже тогда расспросить сына со всем пристрастием и, возможно избежать проблемы, которая возникла сейчас. Но вместо этого, пока Вильгельм находился не дома, Симония попросту открыла клетку и отпустила его “питомца” на волю.
Когда Вильгельм вернулся домой и обнаружил пропажу, он не сказал ровным счетом ничего, лишь мило улыбнувшись маме и заявив, что понимает и принимает ее решение.
— Так будет лучше, дорогой! Птицы должны быть на свободе… — Сказала тогда Симония, положив сыну руку на плечо.
— Конечно лучше, мама, – согласился с ней ее мальчик.
Она обрадовалась было, приняв его слова за чистую монету. Однако наутро, когда Иоргий вышел на ежедневные утренние работы в поле, он обнаружил, что кто-то открыл загон с домашними быками и все они разбежались по Раю, оставив стойло абсолютно пустым.
— Так ведь будет лучше, животные должны быть на воле, — ядовито заметил Вильгельм, сидя на дереве с большой книгой в кожаной обложке, пока родители хором отчитывали сына за его ужасное поведение с земли.
Симония гадала, что было бы, если бы она заподозрила связь сына с Демонами раньше? Они с Иоргием могли бы поговорить с ним, перевоспитать его, но вместо этого было принято решение отправить мальчика во Дворец как можно скорее.
Давид к тому времени уже дослужился до звания верховного Апостола, одного из двенадцати приближенных учеников и помощников Всевышнего, и получил свои золотые крылья. Тогда-то отчаявшаяся женщина написала ему письмо, в котором попросила «помочь повлиять на воспитание племянника своим железным характером». Давид отнекивался, как мог, буквально завывая от ужаса при одной только мысли, во что вообще превратится его служба во Дворце, когда там появится его родственник собственной персоной, но Симония оказалась настойчива.
Она очень любила своего мальчика, веруя в то, что Вильгельм все равно когда-нибудь повзрослеет, и с ним, может быть, станет гораздо проще общаться. Однако решение отдать его на службу также не помогло. Юный Ангел не мог найти себе места при Дворце, а в календаре Давида день его прибытия до сих пор был отмечен жирным красным крестом. Симония без конца получала ежемесячные жалобы из Дворца, и все они, как правило, занимали несколько страниц, были исписаны мелким убористым почерком с двух сторон и чаще не приносили хороших новостей. Поначалу Давид пытался перевоспитывать племянника, но тщетно. Постепенно под рамочками с его официальными извинениями за поведение родственника скрылась одна, потом другая стена Дворца, затем Совет Апостолов счел, что проще избегать Вильгельма и обходить его стороной. А после этого все потеряли надежду; у Давида в шкафу даже образовалась специальная полка, куда он клал жалобы на своего помощничка, слетавшиеся к нему со всех уголков Рая. Как он любил поговаривать последние несколько десятков лет своей службы:
— Больного можно вылечить. Сбившегося с пути — наставить на оный. А Вильгельма – только сто лет Ада исправят, и то, возможно, он и там совершит переворот, заставляя чертей плясать балет в трико и пачках, а самого Сатану играть с ним в карты на раздевание и успешно обжуливая его до трусов.
И вот к чему все это в итоге привело. Больше всего Симония боялась, что ее брат принял окончательное решение, в конце концов, не зря же он был Верховным Апостолом.
Она искренне хотела помочь сыну вернуться, но, к сожалению, пока она не знала как.
====== Глава 5. Новый знакомый ======
Careful what you wish for
It could never be like you So hold on tight, It’s gonna be a wild wild ride And tonight, you won’t need your wings to fly Cause angels got a lot to lose
(Hedley – Heaven’s Gonna Wait)
Том в задумчивости смотрел туда, откуда доносился звук. Приключений на сегодня с него было уже вполне достаточно, но он почему-то все равно мешкал. Кинув нерешительный взгляд на дверь клуба, где его ждала еще уйма дел, молодой человек подумал, что пора идти. Плохое самочувствие давало о себе знать, особенно теперь — эти странные видения, вороны, говорящая бижутерия и прочая хренотень активизировались со страшной силой. Но это была территория клуба, сюда не мог попасть никто посторонний. Значит, бояться нечего?
Том облизнул губы, коснувшись колечка пирсинга, и снова бросил взгляд в сторону мусорного бака, за которым раздавались теперь уже не стоны, а просто шуршание.
— Ладно, может, это крыса? — неуверенно сказал молодой человек сам себе.
Конечно, и эта идея показалась бредовой, ведь крыса не могла стонать, как человек. Взгляд снова скользнул на дверь клуба, снова на бак, снова на дверь... Том положил пальцы на дверную ручку и повернул ее, готовый уже вот-вот зайти внутрь. Новый, весьма явный стон, гулким эхо отразился от стенок тупика. Голос явно принадлежал человеку.
Том обернулся. В полоске яркого электрического света его силуэт отбросил в переулке длинную косую тень и она, будто какая-то гигантская стрелка, легла прямо на мусорный бак. Сердце забилось в горле. Воздух вокруг вдруг сжался плотным кольцом, и юный бармен понял, что буквально стоит на перепутье, словно какое-то важное решение должно быть принято именно в эту секунду. Что это за странное ощущение? Чувство самосохранения подсказывало лишь одну здравую мысль — бежать отсюда, и как можно скорее, но любопытство тоже делало свое дело. Том еще раз глянул на собственную тень, и, кинув прощальный взгляд на дверь клуба, наконец поддался. Он отпустил ручку.
Если что-то было не так, и кто-то действительно незаконно пробрался на территорию заведения, об этом следовало рассказать директору.
Том сделал шаг в сторону. Ничто не пугало его, собственный высокий рост и довольно спортивная фигура придавали уверенности, к тому же, возле здания полно камер, кто-то обязательно выйдет, случись что-нибудь непредвиденное. Подумав так, молодой человек продолжал делать осторожные, медленные шаги в сторону контейнера.
— Эй? — осторожно позвал он. — Это частная территория!
Ответа не последовало. Шуршание, впрочем, так же стихло.
Руки отчего-то дрожали. Набрав в грудь воздуха, Том осторожно выглянул из-за бака, убеждая себя, что ничего не произойдет.
Он не сразу понял, на что смотрел. Поначалу это показалось ему горой сваленных в груду простыней, так что он даже не успел задаться мыслью, откуда бы постельному белью взяться тут. У парня не было времени ничему удивиться, у него лишь мелькнула мысль, приносящая невероятное облегчение — все хорошо, он никого не увидел. Это оказались всего-навсего игры воображения.
Все бы так и оставалось в норме, если бы груда неожиданно не зашевелилась и оттуда не показалась лохматая черная голова.
На этом моменте Том сделал шаг назад и едва не запнулся о собственные мешковатые джинсы. Лохматая голова, с торчащими во все стороны угольно-черными волосами повернулась и уставилась на него. Карие глаза начали расширяться так, что чуть ли не заняли пол лица. Кровь всем объемом бросилась юному гитаристу в голову, пока он так стоял, открывая и закрывая рот, как рыба. Сердце его забухало где-то глубоко в желудке. Том сглотнул.
Это была девушка. Уж кого-кого, а встретить здесь ее юный гитарист никак не ожидал. Крыс, бездомных он еще мог бы понять, но это… Это было чересчур. Девочка была очень красивая — белоснежная молочная кожа, большие, чуть раскосые глаза, высокие, как у модели, скулы, полные губы, пушистые черные ресницы. В горле начало моментально становиться сухо, вся влага ушла в ладони, так что у Тома появилось стойкое желание вытереть руки об штаны. Правда, на пути к решению этой проблемы стояла другая — он не мог пошевелить ни одной конечностью и буквально окаменел, а потому так и стоял как истукан, не в состоянии сказать ни слова.
Два больших темных глаза, цвета очень спелых черешен точно остекленели. По мере того, как взгляд незнакомки фокусировался и приобретал осмысленность, черные брови ее сползались к переносице. Казалось, что и она не совсем понимала, что происходило, лишь немо смотрела на Тома, словно ища в нем ответ.
Прошло несколько секунд, а затем девушка поморщилась, будто у нее дико болела голова, после этого схватилась за черную шевелюру.
Что-то было не так. Том понял, что надо бы, наверное, что-то сказать, а потому он все же прикрыл веки, выдохнул. И пересилил себя:
— Ты кто? — это был единственный разумный вопрос, пришедший ему в голову.
Девчонка, казалось не обратила на его вопрос внимания.
Еще с минуту они снова молча смотрели друг на друга, и Тому даже пришлось нервно оглядеться по сторонам. Еще не хватало, чтобы его пошли искать парни из клуба и застали в такой ситуации.
— Спокойствие. Сейчас со всем разберемся, — сказал Том, скорее самому себе, чем незнакомке. — Я не хочу ничего плохого! На тебя напали? Ограбили? Почему ты тут одна?
Девушка молчала. Ее тонкая рука приподнялась и коснулась ребер, живота, она словно ощупывала собственное тело на предмет травм. Том почувствовал себя совсем неудобно, ему захотелось прикрыть веки, чтобы не видеть этот взгляд, который буквально поедал его живьем.
— Слушай, а ты вообще говоришь? — облизнув сухие губы, задал он еще один вопрос.
Неведомая гостья обреченно уронила лицо в ладони, зарываясь тонкими пальцами в волосы. Плечи ее слегка дрогнули.
— Черт подери. Только я мог так попасть, — наконец донесся до Тома ее приглушенный, приятный и хрипловатый мужскойголос. — Твою мать.
От неожиданности парень потерял равновесие и сел на пятую точку ровно на том месте, где стоял. Теперь уже его глаза приняли форму двух блюдец.
— Ты… Ты… Ты… — бормотал он, подыскивая слова.
Существо медленно подняло взгляд и уставились в точку куда-то за спиной Тома. В карих глазах сверкнули отчаяние и страх.
— Я. Я это я, — раздраженно дернув плечом, заметило темноволосое создание.
— Ты... Парень?
— Парень. А на кого я, по-твоему, похож? Хотя, в нашем мире оно все немного по-другому, конечно…
— В нашем мире? — Том ничего не понимал.
Существо резко замолчало, словно не желая сболтнуть лишнего. Ответа не последовало, он не стал никак комментировать собственные слова. Поняв, что не дождется реакции, Том сжал и разжал кулаки:
— Эм, ладно, слушай. Твой мир, мой мир, хрен с ним, у нас тут много разного народу тусуется, я ко всему привык. Но дело в том, что у меня смена в баре должна вот-вот начаться. Расскажи мне в двух словах, как ты здесь… очутился?
— Это хороший вопрос, — брюнет пошевелился. Том заметил, что одет он тоже странно — белая простыня, перекинутая странным образом через оба плеча и ниспадающая складками на манер тоги. На ногах его красовались красивые сандалии, как будто отлитые из чистого золота. Догадки по поводу того, кто этот парень, плавно принимали все более четкую форму. Краска залила щеки юного гитариста при воспоминании о факте, что ровно минуту назад он пожирал взглядом этого красивого парня. Он действительно не имел никаких проблем с лицами неопределенной ориентации, просто себя к таковым никогда не относил.
Мысли его на мгновение приняли совершенно определенное направление, за которое теперь стало безумно стыдно.
Существо, кажется, начало замечать эти откровенно изучающие и оценивающие взгляды, потому что само теперь точно так же уставилось на Тома, сузив глаза до размеров темных щелочек. Он скользил взглядом по лицу и по волосам парня напротив. Их разделяла всего пара метров, достаточно только протянуть руку, и уже можно было бы дотронуться друг до друга. Том потряс головой, прогоняя этот бред.
— Ты что, не помнишь ничего? — спросил он, стараясь сконцентрироваться.
Брюнет ненадолго отвернулся в сторону, обдумывая ответ.
— Очень смутно, — неуверенно изрек он.
В переулке снова наступила абсолютная тишина. Было слышно как мимо проносятся машины, мягко шурша шинами по дороге. Мимо, хлопая крыльями пролетела какая-то большая птица.
— Но ты хоть можешь сказать, где ты живешь?
— Совсем не здесь. Очень далеко.
— Далеко, ладно. Но ты хоть что-то помнишь о себе? Имя? Фамилия? Родители?
— Вильгельм. Меня зовут Вильгельм.
— Вильгельм. Сокращенно — Билл? — Том сел прямо, скрестив ноги. Разговор, как видимо, обещал быть долгим.
— Билл? Никто меня так раньше не называл. Называли полностью. Но Билл мне нравится, ничего так звучит, — незнакомец снова немного помедлил, словно пробуя это имя на вкус. На лице его впервые за весь разговор заиграла слабая улыбка.
— Приятно познакомиться, Билл. Я — Том. Том Каулитц. А фамилия? Как твоя фамилия? Мы могли бы отвести тебя в полицию...
— Что такое полиция? — неуверенно переспросил Вильгельм после секундной паузы.
Том рассмеялся.
— Парень, ты, кажется, хорошо головой ударился! Полиция — ну знаешь, такие, на машинах, охраняют наш город от преступников. Они могли бы помочь тебе, если ты назовешь им свои данные.
Теперь Билл понял.
— Охраняют город? Что-то типа Стражи? Я ни за что не пойду к ним! — отрезал он не терпящим возражений голосом.
— Но ты не можешь оставаться здесь один!
Понятие о том, что делать дальше с этим грузом, неожиданно свалившимся на его голову, все больше и больше ускользало от Тома. Кто бы он ни был этот чудак, он явно попал в переделку. Взгляд его, принял более осмысленное выражение, но все равно бесцельно блуждал по переулку, по стенам, по волосами одежде Тома. В этих глазах не отражалось никаких идей о том, что нужно делать дальше. Бегло взглянув на часы, Том в ужасе понял, что Нейт ждал смены в баре вот уже десять минут.
— Вот черт! — молодой бармен проворно вскочил на ноги.