Едва мы позавтракали, как десятки гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью “переводчика” предложили идти на “занятия”.
- Какие занятия? - спросил я. Это слово сразу нагнало на меня скуку.
- По грамматике и лексике языка, - ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-чёрных глаз. Через всё лицо у него проходил странный раздвоённый шрам.,
- Эти занятия нам крайне необходимы, - сказал Пётр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моём лице. - Чем скорее мы научимся хорошо объясняться с помощью электронных машин, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.
Пришлось несколько недель париться над составлением простейших программ перевода с грианского на геовосточпый язык. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня было мучительно. Обучал нас сморщенный старый грианин (я убеждён, что ему было минимум двести или триста лет).
Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами больших разговорных машин ещё более сложного устройства. Потянулись долгие часы расспросов о Земле, о её общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Пётр Михайлович. Он сразу нашёл общий язык с учёными и, сев на любимого конька, пустился в рассуждения о свойствах пространства-времени, так любезного сердцу физика-теоретика. Академик увлёкся, стал вскакивать со стула, возбуждённо жестикулируя и поминутно поправляя очки. Я предпочитал молчать, с интересом разглядывая обитателей этого мира, их строгие, бесстрастные физиономии, спокойные позы, прислушиваясь к коротким отрывистым фразам, отдававшим металлическим звоном…
- Как вам удалось остановить наш астролёт в пространстве и отбуксировать его на спутник? - спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас глазами.
Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как удар молота:
- Огромная концентрация тяжёлой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объёме… возникновение силового облака… Изменяя частоту и мощность распада мезовещества *, мы передвинули ваш корабль на спутник.
Я почти ничего не понял и стал теребить за рукав отмахивающегося академика, требуя разъяснений.
- После… - с досадой ответил Самойлов, напряжённо читая световые строчки, непрерывно бежавшие на экране.
- Мы можем посещать свой астролёт? - вмешался в разговор я, так как с тревогой обнаружил, что “Урании” на крыше Трозы не видно.
Элц мельком посмотрел на меня:
- Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.
- В музее?! - разом воскликнули мы.
- Вы не имеете права распоряжаться чужим кораблём! - в бешенстве закричал я.
Элц далее не пошевельнулся, только его глаза вдруг засветились холодно-холодно. Я бесстрашно глянул в глубину его белёсых зрачков, и мне стало не по себе.
Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Пётр Михайлович перевёл разговор па другую тему:
- Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?
- Передать сообщение?. - повторил Элц, всё ещё разглядывая меня. - Конечно, можно… Но только… Какой в этом смысл?
Я почувствовал, что Пётр Михайлович внутренне напрягся:
- Вы не хотите передать сообщение?…
- Не в том дело, - безжизненно улыбнулся грианин. - Всепланетный Излучатель Электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время, но до Земли так далеко, что сообщение получат только через тридцать тысяч ваших лет. Есть ли смысл посылать?…
- Вот как… - Пётр Михайлович разочарованно потёр переносицу. - А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть “световой предел” и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.
- Что ты называешь скоростью света?
Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.
Элц снова усмехнулся:
- Неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.
- То есть как это неправильно? - сказал академик тоном оскорблённого самолюбия.
- Ваша скорость света - лишь среднее значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействия во всеобщем мезополе. Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из таких Пределов является скорость распространения тяжёлой энергии.
Я опять ничего не понял, а Пётр Михайлович радостно воскликнул, обращаясь ко мне:
- Нет, ты слышишь! Их представление почти совпадает с теорией тяготения, разработанной нами в академии!…
- Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью, большей скорости света? - ещё раз переспросил Самойлов.
- Нет, ещё не умеем Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…
Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую on не хотел открыть нам… Правда, в тот момент я не обратил особого внимания на это обстоятельство, но оно чётко всплыло в памяти впоследствии, когда мы встретились с метагалактианами. Но о них я расскажу после.
“Золотой век” на Гриаде
Пролетев над восточной окраиной Трозы, аппарат опустился на площадку перед величественным уступчатым зданием, которое окружали километровые мачты параболоидных антенн. Пошёл третий месяц (по привычке считаю на земной лад) с тех пор, как мы в Трозе. Всё это время пришлось провести в обществе назойливых грианских учёных, упражняться в программировании, отвечать на многочисленные вопросы. Страшно надоело. Но Самойлову хоть бы что: он готов целыми сутками пережёвывать с грианскими онфосами (так здесь называют физиков) свою теорию пространства-времени-тяготения. Эта теория преследует меня даже во сне.
Ни о чём не спрашивая, послушно следуем за своими “опекунами” и вскоре попадаем в сферический зал, где во всю стену высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда. Это один из помощников Элца, двухметровый детина. Он мне не нравится. Его неприятные глаза и чёрно-бронзовая физиономия производят отталкивающее впечатление. Убеждён, что ему незнакомы чувства, хотя бы отдалённо похожие на человеческие. Этот грианин - олицетворение голого разума. Странно видеть холодное, безжизненное лицо Югда, пытающееся изобразить приветливость. Оно скорее напоминает маску, а улыбка - гримасу. Я давно понял, что грианам незнакомы улыбки и смех. Просто они пытаются подражать нам.
- Здесь Главный телецентр планеты, - поясняет Югд. - Сейчас вас будет изучать население Гриады.
Слово “изучать” неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:
- Подопытный кролик номер два - бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь на задних лапках…
- Повернитесь! - командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.
Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Академик выпячивает нижнюю губу, собираясь, вероятно, уговаривать меня. Но Югд так “ласково” смотрит, что по коже пробегают мурашки Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, подтрунивая над собой и академиком.
- Представляю наши глупо улыбающиеся физиономии на экранах бесчисленных телевизоров планеты, - говорю я Самойлову.
- На Земле мы точно так же изучали бы обитателей другого мира. И ты первый стремился бы рассмотреть их получше.
Пётр Михайлович прав, и я молчу.
После “изучения” нам любезно предлагают один из телевизоров для обзора планеты. Шаг за шагом знакомимся с необычайным миром Гриады. Особенно запомнилось мне северное побережье Фиолетового океана. На экране нескончаемой чередой плывут огромные города под такими же, как над Трозой, прозрачными крышами, научные центры, роскошные виллы, стадионы и парки. Желтовато-белые здания всё той же странной уступчатой архитектуры утопают в буйной тропической растительности. По-видимому, побережье служит местом отдыха. Гриане прогуливаются по роскошным аллеям, загорают на открытых террасах, спускающихся прямо к морю. Они, очевидно, хотят, чтобы их и без того чёрно-бронзовая кожа стала под палящими лучами солнца и центра Галактики ещё темнее. Время от времени гриане уходят под навесы. Иногда мы слышим звуки какой-то странной, но довольно ритмичной музыки. Она непривычна для нашего слуха нагромождением высоких нот и вызывает утомление.
Передвигаю диски настройки аппарата, и побережье исчезает. Теперь кругом расстилается безбрежная водная гладь Продолжаю вращать диски. На экране внезапно вырисовывается неведомый материк или огромный остров. Югд, тихо переговаривавшийся в это время с оператором, с быстротой молнии бросается к пульту и рывком выключает аппарат. Я успеваю заметить лишь высокие пальмовидные деревья, цепь красноватых гор за ними и какую-то необычную серебристо-голубую гору огромной высоты в форме шара.
Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему он выключил аппарат. Всегда уравновешенный Югд взволнован и смотрит на меня враждебным взглядом.
- Нельзя… - произносит он. Металл так и звенит в его голосе.
- Почему?! - изумлённо спрашиваю я.
Грианин молчит, он явно не хочет отвечать. Очевидно, мы краем глаза заглянули в какую-то тайну. Медленно протягиваю руку снова к диску включения и жду, что будет делать Югд. Самойлов предостерегающе берёт меня за локоть.
- Оставь, - мягко говорит он, косясь на Югда. - Вероятно, у него есть причины так поступать.
- Нет, вы видели, Пётр Михайлович! Колоссальная гора правильной геометрической формы! А какой чистый серебристо-голубой цвет!. Что бы это могло быть?…
- Я думаю, мы это вскоре узнаем, - отвечает академик, понизив голос. Югд подозрительно вслушивается в наш разговор, но, ничего не поняв (мы говорим на русском диалекте геовосточного языка), выходит в соседний зал, бросив оператору какое-то приказание. Оператор отключает телеаппарат.
Присматриваемся к оператору. На первый взгляд он ничем не отличается от тех гриан, которых мы встречали до этого, но при более внимательном наблюдении я замечаю, что, в отличие от Элца и Югда, которые держат себя высокомерно и уверенно, в поведении оператора чувствуется какая-то подавленность, а в глазах не горит тот огонь знания, который так красит уродливые лица гриан. Внимательно смотрю оператору прямо в глаза. Он быстро опускает их. Глаза у него, как у ребёнка: чистые и ясные. Впечатление такое, что по развитию он недалеко ушёл от новорождённого младенца. Оператор отворачивается к пульту и продолжает работать с поразительной быстротой, словно автомат, безошибочно ориентируясь в путанице приборов и деталей сложной радиосхемы. Его движения кажутся заученными, неосмысленными. Вероятно, это результат многолетней, однообразно повторяющейся практики.
- Друг, - говорю я, - нельзя ли снова включить телеприёмник?
Оператор пугливо осматривается по сторонам и отрицательно качает головой. Мы уже довольно свободно объясняемся с грианами с помощью маленьких аппаратов, сразу преобразующих слова геовосточного языка в грианские фразы. Я продолжаю допытываться:
- Почему нельзя?
Оператор смотрит на дверь зала, куда только что вышел Югд, и тихо роняет непонятные слова:
- Я не знаю почему… Мы, как в темноте. Нельзя нарушать великий распорядок жизни… иначе - ледяные пустыни Желсы…
- Что за великий распорядок жизни? - удивлённо спрашивает академик. - Какие ледяные пустыни?
Оператор молчит.
- А какой у вас общественный строй? - продолжает допытываться Пётр Михайлович.
- Я не знаю, что такое общественный строй, - бесстрастно отвечает оператор.
- Кто у вас управляет? - поясняю я вопрос академика. - Кому принадлежит власть?…
В это время в зал быстро входят Элц, Югд и несколько гриан. Они, вероятно, слышали последнюю фразу. Элц подозрительно смотрит то на меня, то на оператора. Последний дрожит от страха: я вижу, как побелело его лицо
- О чём он тебя спрашивал?
Югд берёт оператора за руку и пристально всматривается в его младенчески-невинные глаза.
Оператор ещё сильнее бледнеет и бессмысленно бормочет, тряся головой.
- О чём же?!
- Я не понял… не знаю… Какой-то общественный строй…
- Да-да, - вмешался я. - Я хотел спросить, какой общественный строй на Гриаде.
Элц подаёт знак, и Югд оставляет в покое несчастного оператора.
Гриане холодно рассматривают меня с ног до головы, словно видят в первый раз. Элц что-то говорит своим спутникам. Они забирают оператора и быстро уходят Остаёмся вчетвером: мы с Самойловым, Элц и Югд.
- Общественный строй? - медленно переспрашивает старик, думая о своём. - Кто у власти?…
Он кивает Югду, и тот включает экран, на котором возникает огромный сводчатый зал с роскошными ложами. В зале не менее трёх сотен таких же облезлых стариков, как Элц.
- Вот кто! - Элц выбрасывает указательный палец в сторону экрана.
- Избранники народа? - пытается уточнить Самойлов.
- Это Познаватели, потомки Хранителей Знаний, - отвечает Элц, и в глубине ею зрачков вдруг загорается злорадство.
- Объясните, пожалуйста, кого вы имеете в виду, - деликатно просит Пётр Михайлович. - Насколько мне известно, люди науки, как правило, далеки от административного честолюбия. У нас на Земле управление поручено специальным людям - избранникам трудового человечества. У вас же, по-видимому, техническая автократия?
Теперь недоумевает Элц.
- Гриада выполняет распоряжения Познавателей, - говорит он через некоторое время - Понятие “общественный строй” сохранилось лишь в нижних слоях информария *.
Я что-то ничего не понимаю.
- Это же просто… - академик напряжённо размышляет над словами Элца. - В ответе грианина заложен большой смысл… Скажите, нельзя ли побывать в вашем информарии? - обращается он к Элцу.
Грианин колеблется, но потом соглашается допустить нас в информарии.
- Только после того, как вас проверят в Секторе Биопсихологии, - добавляет он, обмениваясь с Югдом многозначительными взглядами.
Чувствую какой-то подвох, но Пётр Михайлович ничего не подозревает. Он уже загорелся желанием побывать в информарии.
- А эти гриане тоже потомки Хранителей Знаний? - спрашиваю я, указывая на молчаливых операторов, работающих в верхних ярусах Телецентра.
- А эти - поддерживает мой вопрос Самойлов, кивая головой на прозрачный просвет стены, где на дальнем конце “арены” видны фигурки гриан, монтирующих какое-то причудливое сооружение, напоминающее гигантского паука.
Элц враждебно меряет нас взглядом и ничего не отвечает.
…Ясно ощущаю, как незримо рассеивается мираж золотого века на Гриаде, который мы создали сами.
***
Опьянённый свежим воздухом, ароматом диковинных цветов и деревьев, я спал так крепко, что никак не мог пробудиться, хотя сквозь сон слышал, как Самойлов тормошит меня.
Невероятным усилием воли открываю слипающиеся веки к слышу негодующий голос академика:
- Проснись, наконец!
Я окончательно просыпаюсь. Три часа назад мы прибыли сюда, в этот громадный сад, окружающий Энергетический Центр Гриады. Ехали мы подземным туннелем, по которому стремительно мчатся длинные рыбообразные аппараты. Они не имеют колёс, а скользят по своеобразным желобам. Энергетический Центр - это целый комплекс сооружений. Размеры Центра поистине грандиозные: его диаметр превышает десяток километров, высота - более пятисот метров. Из середины овального здания, пронзая прозрачную крышу, взмывает в небо цилиндрическая колонна-волновод около километра в поперечнике.
Пётр Михайлович с трудом добился у Элца разрешения в ближайшее время передать сообщение землянам о результатах нашего полёта и прибытии на Гриаду.
Нас неотступно сопровождает Югд. Внешне мы пользуемся полной свободой. Однако после памятного разговора с Элцом в Телецентре Югд, кажется, выполняет при нас обязанности не то гида, не то соглядатая. Смертельно надоела его отталкивающая физиономия. Вот и сейчас долговязый грианин сидит поодаль, делая вид, что изучает листву деревьев.
- Где-то сейчас наша “Урания”? - говорю я. - Разобрали, вероятно, на составные части… Хотя всё равно в ней кончился запас гравитонов. Не нравится мне что-то здесь… Была бы возможность - сейчас же вернулся бы на матушку-Землю. Всё-таки, как вы ни говорите, а Земля - лучший из миров.