И вдруг в глазах Имоген потемнело: что-то прижало ее к земле с такой силой, что посох отлетел в сторону, а из легких вышел весь воздух. На мгновение ей показалось, что до нее все же добрались пули хоббита, но пока она ждала боли, с глаз спала темная пелена. Имоген поняла, что представляла собой эта пелена на самом деле: серое крыло старого попугая Валериуса Красноклюва. Крыло описало широкую дугу, мощный порыв ветра подхватил клоунов и с хрустом впечатал их в стену.
Клоуны, конечно, были лишь аватарами, а настоящие игроки — ИИ, люди или постлюди — остались нетронутыми в реальном мире или где-нибудь еще за пределами Королевства, надежно защищенные от боли, которую могли испытать их марионетки. Клоуны встали, размахивая горшками.
— Беги, леди Имоген! — прокаркал Красноклюв на языке Лиги, насылая на клоунов еще одну волну воздуха. — Я разберусь с этой мразью!
Магистр Воздуха неплохо размялся на улицах — его наплечники поднялись почти так же высоко, как у обезьяньего полководца, высокоуровневые заклинания образовывали воздушную воронку.
Имоген медленно поднялась, а затем вновь упала, когда из развалин магазина позади нее раздался предательский щелчок. Красноклюв взмахнул крылом, защищаясь. Ракета хоббита отбросила его в сторону, но приземлился он на лапы — боли он чувствовал не больше, чем клоуны, — и тут же достал из-за пояса пару ятаганов, с треском рассыпавших фиолетовые молнии.
— Предатель Лиги! — прохрипел он и прыгнул на хоббита.
Имоген с удивлением отметила, что клюв у него не красный, а черный.
А затем сверху упала тень, и Имоген посмотрела на небо.
В воздухе кишмя кишели дирижабли.
Она снова поднялась и побежала.
* * *
Она была на полпути к Черепу, когда начали падать бомбы. Забастовщики хлынули из-за баррикад вниз по холму, некоторых из них охватило пламя.
— Имоген! — из толпы ей махала голубая рука.
Имоген с разбегу бросилась в холодные объятия Каллии.
— Куда все бегут? — прокричала она в рудиментарное ухо амфибии, пытаясь перекрыть грохот бомб.
— Не знаю! — прокричала Каллия в ответ.
— В порт, — выдохнул толстый лесовик, остановившийся, чтобы перевести дух. — Черепашья субмарина… Холодные Глубины.
— Тогда бежим, — уверенно сказала Каллия. Одной рукой она схватила Имоген за запястье, а другой толкнула в плечо лесовика.
Зажигательные снаряды настигли их на узких аллеях Ребер. Огонь сверзился с металлической крыши магазина и рассыпался каплями фосфорного желе, словно дьявольский дождь. Имоген упала на землю и принялась кататься, чтобы потушить одежду о песок.
Когда она поднялась, вся аллея уже горела. Их попутчика не было видно, а Каллия…
Каллия лежала на мостовой неподвижно, от ее одежды остались лохмотья. Голубая плоть почернела и дымилась там, где она пыталась затушить фосфор низкоуровневой магией воды. Пар имел запах жареной рыбы — Имоген отвернулась от подруги, и ее вырвало.
— Да ладно, — тихо прошептала Каллия. — Ерунда. Я умру и воскресну через минуту.
Имоген вытерла рот.
— Кладбище на другом конце Позвоночника, — сказала она с горечью, опускаясь на мостовую. — Скорее всего, там уже полным-полно наемников. Оттуда ты никогда не доберешься до порта.
Огонь взметнулся с утроенной силой из-за мощного порыва ветра, прижавшего Имоген к телу Каллии.
— Леди Имоген! — Красноклюв сложил крылья и приземлился рядом, протягивая когтистую лапу. — Черепаха всплыла на поверхность. Поторопитесь!
«Чертовы ролевики», — подумала Имоген.
— Я никуда не пойду без Каллии, — ответила она.
— Этой амфибии? — Красноклюв нахмурился. — Она из Легиона. У них с черепахами давняя вражда…
Имоген вскочила на ноги и, не задумываясь, ударила попугая по голове. Ударила сильно, открытой ладонью — левая рука заныла от боли. Красноклюв выглядел шокированным.
— Для меня это больнее, чем для тебя, — хмуро заметила Имоген. — Время решать, магистр. Ты — герой или просто играешь в игру?
Раскрытый клюв попугая захлопнулся. Какое-то время он смотрел на Имоген, а затем, не говоря больше ни слова, нагнулся и поднял Каллию своими когтистыми лапами.
Черепаха шла полным ходом
Черепаха шла полным ходом, забастовщики столпились в сделанной из железа и кристаллов гондоле, прикрепленной к панцирю огромного зверя. Амфибии и те, кто мог дышать под водой, выбрались наружу, еще дальше кружились высокоуровневые орки из бухты Ледяного Плавника. Среди них наверняка были гости: запутавшиеся ролевики вроде Красноклюва или более стандартные игроки, решившие, что новые фракции забастовщиков и противостоящих им наемников веселее, чем старая Лига и Легион.
Пока. До тех пор пока они не нашли себе новую игру.
Над Каллией склонился лесовик — тот самый, который бежал с ними из города. По его мохнатым рукам к ней тянулись полупрозрачные виноградные лозы, а запах ржавчины и морской воды, пропитавший субмарину, на мгновение отступил, пропустив аромат еловых веток и кедра.
— Простите, что сбежал, — тихо произнес он. — Они сожгли лес Лунной Тени несколько дней назад. Я не люблю огонь.
— Не переживай, здоровяк, — сказала Каллия. — Ты уже реабилитирован.
— Меня зовут Черный Дуб, — заявил лесовик.
— Правда? — амфибия приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза. — А меня — Летиция Мэй Харрис.
Имоген затаила дыхание. Лесовик широко распахнул глаза. Его руки замерли, и виноградные лозы поникли.
— Продолжай, — тихо попросила Каллия-Летиция. — У нас отняли роль.
— Андриес ван Вийк, — представился лесовик.
— Откуда ты, Андриес? — спросила Летиция. — Я из Сент-Луиса.
— Антверпен, — ответил он.
— Это в Европе, да? — уточнила Летиция, и Лесовик кивнул. — Я так и не попала в Европу, — она посмотрела на Имоген. — А как зовут тебя, подруга?
Имоген-Юинь выдохнула.
— Пен Юинь, — призналась она. — Рада познакомиться.
На драконьем это прозвучало так: «Час нашей встречи подобен моменту, когда первый луч теплого солнца касается гнезда, в котором лежит яйцо». Нелепая искусственность фразы, бессмысленная претензия на формальность, пародия этикета — безумие их троих, пытающихся соблюдать правила хорошего тона, которые никогда не существовали за пределами подросткового воображения какого-то давно умершего писателя, — все это неожиданно нахлынуло на нее с непреодолимой силой, и она зажмурилась, сдерживая слезы ярости.
Красноклюв приблизился к ним, шелестя перьями.
— Пен Юинь, — позвал попугай.
— Да, — отозвалась Юинь. Красноклюв смотрел на нее широко распахнутыми, как у совы, глазами — черными с золотистой обводкой. — И что ты сделаешь? — спросила Юинь. — Настучишь на меня администратору за выход из роли? — она горько рассмеялась. — Попробуй найти хоть одного.
— Пен Юинь, — повторил Красноклюв.
— Мы все знаем, что ты попугай, — заметила Летиция. — Тебе не обязательно это доказывать.
Красноклюв проигнорировал ее. Он обратился к Юинь:
— Я — Йи Джин-мюн.
Юинь уставилась на попугая.
— Черта с два! — воскликнула она (на драконьем: «Гоблины и хоббиты растащат запасы того, кто в это поверит»).
— Это я, — сказал Красноклюв.
— Ты — Йи Джин-мюн, — повторила Юинь. — Ты — Lady9!Blue.
— Во ши ба, — произнес попугай на варварски искаженном мандаринском.
Знание корейского, которое Юинь приобрела из записей игровых поединков и костюмных постановок, не отличалось полнотой, и теперь, после столь долгого перерыва, едва ли было лучше, чем мандаринский диалект попугая.
— Азиатская Лига в Янгоне, — медленно начала она. — Перед финальным матчем. Что сказала тебе 29 ^_^jade? Повтори.
— Ты предложила ничью, — ответил Красноклюв на том же языке, но куда более бегло. — Я отказалась.
Кулаки Юинь (вернее, кулаки Имоген, пальцы которой показались вдруг слишком длинными и тонкими, а кожа слишком гладкой и бледной) сжались, и она произнесла на мандаринском:
— Мы могли бы разделить выигрыш. Ты вернулась бы домой с четвертью миллиона.
— Не я, — ответил Красноклюв, или Йи Джин-мюн, или Lady9!Blue. — Мои покровители. Моя доля составляла меньше десяти процентов.
— Эта ставка — все, что у меня было, — сказала Юинь. — Почему, как ты думаешь, я продала себя Королевству? Чтобы вернуть деньги, которые я заняла для участия в этом долбаном турнире! — она ударила тонкой белой рукой Имоген по переборке. — И посмотри, где я теперь!
— Эй, — мягко произнесла Летиция на драконьем. Ее холодные бескостные пальцы мягко обвили предплечье Юинь. — Подожди. Не позволяй ему разозлить тебя. Мы переживем это.
Юинь поняла, что Летиция пропустила весь разговор.
— Он не виноват, — пробормотала она на драконьем. — Я сама во все это ввязалась.
— Думаю, ты права, — сказала Летиция, глядя на попугая, закрывшего глаза и превратившегося в большой комок перьев. — И еще я думаю, что мы все должны держаться вместе.
— Эй, — сказал Черный Дуб, или ван Вийк, стоявший у переднего иллюминатора. — Орки пропали.
— Что? — спросила Юинь, вставая. — Ты уверен? Может, мы уже просто слишком глубоко?
— Ночное зрение, — пояснил лесовик, моргая большими коричневыми глазами. — Их там нет.
Юинь подошла к иллюминатору.
— А разве мы не должны уже подплывать к Холодным Глубинам? — спросила она.
За кристаллом иллюминатора постепенно разгорался свет. Юинь увидела очертания подводных гор, черных на фоне коричневой от соли воды. Мимо иллюминатора пронеслись какие-то рыбы с широко раскрытыми слепыми глазами.
Черепаха преодолела горную цепь, и железная палуба неожиданно ухнула вниз. Иллюминатор залил белый магниевый свет.
Холодные Глубины никогда не отличались изяществом. Как и еще парочку локаций королевства, их создали безработные дизайнеры тематических парков, которых МоГуо наняла по дешевке. Несмотря на глубоководную обстановку, кораллы, перламутр и зеленое стекло, впечатление получалось как от безвкусно оформленного свадебного торта, сконструированного для бракосочетания избалованной принцессы.
«Тем не менее, — подумала Юинь, — эта конструкция не настолько уродлива, чтобы заслужить подобное».
Город черепах, находившийся в пяти милях под поверхностью моря, горел.
— Что это? — спросил ван Вийк.
«Это» относилось к источнику негасимого пламени: черной массе, размером почти с половину города, угнездившейся в разбитом яйце дворца Глубоководного Совета. Какой-то чужеродный гибрид обезьяны и кита исторгал белый свет из своих обросших мехом и ракушками недр. Когда черепашья субмарина начала поворачивать в тщетной попытке уйти от этого создания, тварь распахнула свой клыкастый рот и издала рык, от которого задрожали иллюминаторы.
— Курира, Королева монстров, — сказал Красноклюв, или Джин-мюн. — Финальный босс следующей экспансии.
— Откуда ты знаешь? — спросила Юинь.
— Я видел наброски, — пояснил попугай. — Кто-то, наверное, привел ее с одного из недоделанных уровней…
И тут Королева монстров подняла гигантский черный кулак и опустила его на субмарину.
* * *
Юинь тонула. За разбитыми стеклами иллюминаторов бушевал огонь, но в гондоле царила тьма. Что-то лежало на ней, прижимая к палубе. В легких уже не оставалось воздуха, и она собиралась наполнить их морской водой, отказаться от бесполезных попыток.
Над ней промелькнула Летиция, пытающаяся поднять своими гибкими руками то, что прижимало Юинь.
«Мне нельзя двигаться, — хотела сказать Юинь. — Мне нужно дышать».
За амфибией показалась еще одна тень — огромная, широкоплечая. Возник бело-зеленый свет, и тень превратилась в массу водорослей и ракушек: Юинь увидела лицо черепахи, разговаривавшей с ней в Дракон-сити во время второго вторжения твинков.
— Пен Юинь, — произнесла черепаха, склоняясь к ней. — Я могу забрать тебя отсюда.
«Да! — хотела сказать Юинь. — Забери меня домой! Вытащи меня!» — Но когда она открыла рот, ей не удалось вытолкнуть из себя даже пузырька воздуха.
Черепаха улыбнулась.
Яркий свет погас, и легкие Юинь наполнились водой в результате конвульсивного вдоха.
Имоген Ветреная умерла.
Юинь проснулась в своей постели
Юинь проснулась в своей постели, в знакомом клубке одеял и простыней. Ощутила твердость сосновых дощечек сквозь тонкий матрас, купленный в IKEA. Увидела серо-коричневый свет в окнах гостиной, вдохнула пыль, которой весенний ветер наполнил ее нос и горло. Болело буквально все, почти как тогда — наутро после неудачной попытки позаниматься ушу.
Сколько прошло времени?
Она не могла вспомнить.
Она вообще мало что могла вспомнить. Ну, например, как ложилась в кровать. Память не предлагала ничего, кроме клочков необыкновенно яркого сна, ускользавших от нее. Что-то про…
Юинь попыталась нащупать телефон, но на обычном месте его не оказалось. Она распутала простыни и выбралась из кровати, вздрогнув, когда ее босые ступни (показавшиеся неожиданно чужими — слишком плоскими, со слишком короткими и широко расставленными пальцами) коснулись линолеума. Почти полминуты она паниковала, обшаривая всю комнату, копаясь в смутно знакомых предметах, ни один из которых не занимал привычное место, пока не нашла наконец телефон и не завалилась с ним на кровать.
Включив телефон, она проверила сообщения. Нашлись и те два, которые она искала:
[1] От: Корпорация МоГуо
На: Единовременная выплата гонорара…
[2] От: Шанхайский Банк Развития
На: Восстановление кредитных прав…
Юинь выключила телефон и откинулась на кровати. Она все вспомнила — и поездку на метро в офис МоГуо, и приемную в клинике, где висела картина, изображавшая старую христианскую церковь, построенную из кирпича. Они, наверное, накачали ее чем-то, когда готовили к переходу. Или у нее был жар из-за какой-то болезни, а реакцию ее тела замедлили иммунодепрессанты, введенные для облегчения работы нанороботов. Когда она встанет, надо будет сделать чай с женьшенем. Потом…
* * *
В конце концов она встала, приняла душ, сделала чай, оделась и вышла. В Шанхае, как и всегда, кипела жизнь, вот только городской шум — звук машин и болтовня пешеходов — казался чужим, словно на самом деле его перенесли сюда с какой-то другой улицы.
А может, причина была в ней.
Юинь прогулялась по городу, померила одежду на рынке Ки Пу, посмотрела на детей, пускавших в парке воздушных змеев, нырнула, словно в ванну, в бесцеремонную анонимность метро. Затем вернулась домой, поела печеных яблок и смотрела до поздней ночи корейское телевидение.
Как-то раз она зашла в свой старый офис в надежде вернуться на прежнюю работу. Она собиралась отдаться на милость менеджера Лао, извиниться за кое-какие запальчивые фразы, сказанные, когда она увольнялась. Скорее всего, ее взяли бы, ведь раньше она приносила ему неплохой доход.
Когда она вышла из метро и подошла к зданию, территория оказалась огорожена фанерными стенами, за которыми виднелась новая строительная площадка.
Юинь не очень-то переживала. Не то чтобы она была счастлива — просто где-то на периферии сознания маячила мысль, что сейчас ее дела обстоят лучше, чем раньше.