В комоде.
Донелла достала полусоверен и протянула его горничной.
Это вам, — сказала она. — Спасибо, что позаботились обо мне.
Руки у горничной были заняты, и Донелла опустила монету в карман ее белоснежного фартука.
Заметно удивленная горничная произнесла:
Спасибо! Я присмотрю, чтобы это все хорошо уложили!
Я вам верю, — ответила Донелла, — и я очень вам благодарна.
Она открыла перед нагруженной горничной дверь. Выходя, та сказала на прощание:
Надеюсь, вы хорошо проведете время.
Горничная заспешила по коридору, а Донелла, запирая дверь, подумала, что пожелание было довольно странным.
Девушка начала было раздеваться, но спохватилась и заперла дверь на ключ, потому что ей на ум полезли истории Дейзи о всяких типах, которые стучатся в двери по ночам.
В конце концов в доме было столько подвыпивших мужчин, что какой-нибудь из них вполне мог перепутать свою и ее комнаты.
Когда Донелла с матерью ехали из Портсмута в Ворчестершир, они останавливались на почтовых станциях. Там они спали в одной комнате — не потому, что это было дешевле, а просто мать не желала, чтобы Донелла спала одна. Миссис Колвин всегда запирала на ночь дверь, и когда однажды дочь спросила ее, зачем она это делает, она ответила:
Вряд ли нам понравится, если сюда кто- нибудь ввалится. К тому же нужно помнить и о ворах, которые могут попытаться украсть наши сбережения.
А если воров здесь нет? — спросила Донелла.
Лучше перестраховаться, чем потом жалеть о собственной неосторожности, — ответила мать.
Донелла села перед зеркалом и начала вытаскивать из волос шпильки.
Девушка была уверена, что теперь, когда дверь заперта, она в безопасности. К тому же, думала она, вряд ли в доме графа есть воры. Скорее всего здешняя прислуга кристально честна, точно так же как слуги ее отчима, ведь если кого-то из них увольняли без хорошей рекомендации, его не взяли бы больше ни в один приличный дом.
Парик примял волосы, и теперь необходимо было как следует расчесать их.
Вспомнив уроки своей няни, Донелла не меньше сотни раз провела по ним щеткой. Потом она умылась, сняв с лица грим, и надела ночную рубашку. Задернув занавески и открыв окно, она улеглась в кровать.
Прошлой ночью девушка спала плохо и чувствовала себя очень усталой, а кровать оказалась высокой, мягкой, с уютным пологом и очень удобной.
«Как это мило со стороны его светлости — поселить меня в такой большой комнате!» — подумала про себя Донелла.
Она немного побаивалась, как бы Китти и Дейзи не начали завидовать ей, но потом сказала себе: «Просто мне повезло, что у графа не было собеседницы».
Девушка задула стоявшие на столике свечи и закрыла глаза. В наступившей тишине она быстро погрузилась в дремоту.
Ей казалось, что она скачет на огромном черном жеребце и все ближе и ближе подъезжает к препятствию, которое должна взять.
Она уже хотела пришпорить коня, как вдруг услышала чей-то голос. Поначалу он показался ей частью ее сна, но затем она явственно расслышала заданный мужским голосом вопрос:
Ты спишь или притворяешься?
Каким-то образом этот голос переплетался со сном Донеллы.
Открыв глаза, девушка обнаружила, что в комнате горит свет, а на краю кровати сидит человек и смотрит на нее.
Какой-то миг она не могла поверить в происходящее.
Потом, к своему ужасу, она поняла, что это граф.
Глава 5
Когда граф вернулся от карточных столов к дивану, где оставил Донеллу, то был очень удивлен, не обнаружив ее там.
Он огляделся и понял, что ее нет ни на танцевальной площадке, ни вообще в комнате. Должно быть, она ушла наверх и легла в постель.
Это удивило графа — он не привык, чтобы женщина оставляла его общество по доброй воле.
Граф был так красив, богат и знатен, что со времен окончания Итона его буквально преследовали женщины.
Поскольку он был всего лишь человеком, трудно было ожидать, чтобы он остался равнодушным к их чарам, и потому он охотно откликался на их лесть, комплименты и заигрывания.
Однако, становясь старше, он все быстрее пресыщался своими краткими связями.
Одна интрижка следовала за другой, но из года в год пылавший в начале огонь затухал все быстрее, и граф бросал своих любовниц.
Ему не нравилось одно: то, что горячее искреннее увлечение очень быстро сменялось прохладным отношением к очередной женщине.
Все же, несмотря ни на что, граф оставался очень привередлив. Он мог бросить любую красавицу, если она имела склонность к тому, что граф называл «выкрутасами».
Так, например, он отверг одну из красивейших женщин Англии только потому, что во время разговора с ним она крутила свои кольца.
Другой роман с упоительной француженкой закончился очень быстро из-за ее привычки дотрагиваться до графа длинными красивыми пальцами, даже будучи на людях.
Вернувшись в Лондон, граф не сделал еще ничего, чтобы подтвердить свою репутацию донжуана, и это повлекло за собой новые сплетни.
Он был слишком красивым и удобным объектом для сплетен, и потому ему перемывали косточки при каждом удобном случае.
Впрочем, он всегда оберегал свое имя и положение в обществе и, уж конечно, даже подумать не мог бы о том, чтобы дать такую разгульную вечеринку в своем доме на Парк-Лейн.
Там он принимал только сенаторов, политиков, известных в обществе людей и лиц королевской крови.
Графу в отличие от его современников совсем не нужно было ездить на Сент-Джонс-Вуд к красавице балерине или актрисе из театра Друри-Лейн. Ему стоило только с интересом взглянуть на красивую женщину на каком-нибудь балу в Деконшире — и она начинала тянуться к нему, словно он обладал некоей магией.
Чтобы устроить ежегодные соревнования, графу пришлось уехать в свое загородное поместье, где он и решил дать холостяцкую вечеринку.
Больше всего ему нравилось общество мужчин, с которыми можно было поговорить о лошадях — предмете, который глубоко интересовал графа. Никто не был большим знатоком по части выращивания и тренировки лошадей для «королевского спорта», то есть скачек.
О приеме уже было объявлено, когда двое из приглашенных попросили разрешения привезти с собой женщин, которые их интересовали, танцовщиц из Ковент-Гардена.
Граф подумал и решил, что двух женщин на вечеринке будет маловато. Он спросил своих гостей, не желают ли они привезти с собой своих подруг, и, к его удивлению, на это согласились все, кроме двух его соседей.
Они жили довольно далеко и попросили разрешения остаться на ночь, но предупредили, что приедут в одиночку.
В последний момент граф вспомнил об очень симпатичных девушках, «красотках» Бэзила Бэнкса.
Он часто ужинал у Эванса и, как ни странно, ему нравились даваемые там представления — лучшие в Лондоне.
Например, певцы там были просто превосходные, приехавшие из Франции и Италии.
В какой-то момент граф решил, что его гостям очень понравятся «Бэзил Бэнкс и три его красотки».
Будучи важной персоной, он легко договорился с владельцем ресторана, чтобы тот изменил программу на один вечер.
Конечно, за это пришлось заплатить, да и согласие Бэнкса привезти своих девушек на один день в провинцию стоило недешево.
Однако если граф действительно чего-то хотел, помешать ему было сложно.
Сидя во главе стола, он с удовольствием наблюдал, как его друзья аплодируют выступающим, и с некоторым сожалением думал, что это представление придется повторять каждый год.
Наконец закончился номер «живых скульптур», и граф понял, что двое его соседей по столу были бы весьма рады обществу «красоток». Таким образом, сам он неизбежно должен был остаться один на один с «красоткой» в «платье-картинке».
Пение Донеллы потрясло графа.
Он слышал весьма фривольную песенку Милли «Поиграй-ка со мной». Пела она хорошо, но это песня совсем не годилась для гостиной дома на Парк-Лейн.
Чистый полудетский голос Донеллы обладал поразительной ясностью.
Едва прозвучали первые строки, как зрители замерли в молчании. Само по себе это было невероятно — обычно в такой компании каждый слушает только себя.
Граф заметил не только это. Он видел, что большинство мужчин гораздо больше интересуются танцами Китти и Дейзи, чем тем, что они могут сказать или спеть.
К тому времени, как Донелла сделала последний реверанс, граф был более чем уверен, что это не Милли.
Кроме того, он был заинтригован тем, как Бэнксу удалось найти девушку, так разительно отличавшуюся от обычных актрис, выступавших у Эванса.
Когда Донелла села рядом с ним за стол, герцог понял, как она красива. Ее голос — голос образованной леди — не был похож на голоса двух других «красоток».
И направляясь в гостиную, граф понял, что хочет узнать о девушке больше.
Он отделил ее от остальных гостей, но к тому времени, как он рассадил более или менее трезвых за карточными столами, Донелла исчезла.
Граф подозревал, что причиной тому — поведение остальных гостей, но решил, что она ждет, чтобы он последовал за ней.
Граф приказал дворецкому переселить Донеллу в комнату неподалеку от его собственной, потому что вовсе не желал ходить в ту часть дома, где спали остальные актрисы.
Впрочем, прошло еще некоторое время, прежде чем он смог подняться наверх.
Вечеринка стремительно угасала, парочки исчезали одна за другой. Наконец остались только игроки в вист. Сидевшие подле них женщины уже начинали зевать, устав от карт, и граф решил, что пора заканчивать вечеринку.
Он сказал что-то о том, что его гости должны были устать от такого утомительного дня, и отправился наверх.
Слуги начали гасить еще горевшие в подсвечниках свечи.
В комнате графа ожидал камердинер, который помог ему раздеться.
Граф подумал о том, что вечеринка удалась, если не считать нескольких перепивших гостей.
Не стоило допускать этого, укорил он сам себя. Он ведь знал, что некоторые наездники очень мало ели и пили за последние две недели, чтобы сбросить вес к скачкам. Теперь же они дали себе волю, выпили много шампанского еще перед ужином, и в сочетании с поданным позже прекрасным марочным вином это дало вполне предсказуемый результат.
Будучи человеком умеренным, граф не мог понять людей, которые не умели остановиться за вином. Единственным оправданием им могла служить молодость, и все же утром их ждала суровая расплата.
Переодев графа в длинный бархатный халат, камердинер вышел.
Г раф пригладил волосы и шагнул к двери, которая вела в будуар.
Это была очень милая комнатка, которая располагалась между хозяйской спальней и «комнатой герцогини».
Еще мать графа украшала будуар, и теперь там стояла ее любимая мебель. Картины на стенах были специально отобраны ею из картинной галереи, и хотя со дня ее смерти прошло уже пять лет, садовники все еще приносили экономке букеты для комнаты ее светлости.
Проходя через будуар, граф с наслаждением вдохнул цветочный аромат.
Он подошел к двери, ведущей в спальню, и повернул ручку, с улыбкой ожидая, что Донелла встретит его.
Однако в комнате за дверью было темно.
На какое-то мгновение граф решил, что девушка рассердилась на него, и потому задула свечи. С другой стороны, это могло быть хитрым ходом с ее стороны.
Обычно, приходя к женщине в спальню, граф заставал ее в элегантной позе на кружевных подушках. В руке она держала книгу и, заслышав звук шагов, удивленно поднимала взгляд. Потом она, по правилам игры, должна была заявить, что и не подозревала о его намерениях и так далее.
Но встреча в темноте…
Граф вернулся в будуар и взял стоявший на столе у камина подсвечник с тремя свечами.
Снова войдя в «комнату герцогини», он увидел, что Донелла спит.
Граф был уверен, что она притворяется, и стал подходить ближе.
Он обнаружил, что сейчас девушка совсем не похожа на ту, какой была в гостиной.
Например, граф никогда еще не видел таких волос, как у нее, — в свете свечей среди золотистой паутины скользили красные блики. Волосы падали на плечи красивой волной, и граф заподозрил, что девушка специально раскинула их так перед тем, как притвориться спящей.
Он поставил канделябр на столик у кровати и посмотрел на Донеллу.
Если она притворялась спящей, то делала это мастерски. Одна рука девушки расслабленно лежала на простыне, опустившиеся ресницы даже без туши казались очень темными, а кожа без грима и пудры, которые были на ней на сцене, была с нежным жемчужным отливом.
Донелла казалась очень юной и хорошенькой. Нет, даже не хорошенькой — красивой.
Граф подумал, что давно уже не видел более красивых женщин.
Девушка ровно дышала, но граф все еще не мог поверить, что она спит, а не разыгрывает его, будучи гораздо умнее своих предшественниц.
Граф сел на край кровати, но Донелла не пошевелилась, и он спросил:
Ты спишь или притворяешься?
Донелла открыла глаза. Какое-то мгновение они оставались затуманенными со сна. Девушка посмотрела на графа и, вздрогнув, спросила:
Что… что случилось? Что произошло?
Ничего особенного, — ответил граф. — Просто ты не пожелала мне спокойной ночи перед тем, как уйти.
Чтобы понять его, Донелле понадобилось какое-то время. Наконец она ответила:
Я думала… что так будет лучше. Но… почему вы здесь?
По-моему, это очевидно, — отозвался граф.
Но… но вы не должны были входить в мою комнату! — воскликнула Донелла. — Я же заперла дверь!
Я вошел через другую дверь, — объяснил граф.
Донелла приподнялась, опираясь на подушки, и натянула простыню по самые плечи. Это… это было очень мило с вашей стороны… что вы… предоставили мне такую… такую красивую комнату… — забормотала она, — но… сейчас уходите, пожалуйста.
С какой стати? — возразил граф.
Потому что вам… не пристало быть здесь.
Граф улыбнулся.
А вот тут мы с вами не согласимся. Ты так красива, Донелла, что должна позволить мне признать это и поцеловать тебя на ночь.
В ужасе Донелла воскликнула:
Нет… нет! Вы же… вы же не можете сделать это! Пожалуйста, уходите… сейчас же уходите!
Граф в удивлении смотрел на нее.
Донелла вела себя так, словно и впрямь желала, чтобы он ушел.
В то же время он не мог поверить в происходящее. Чтобы девушка из труппы Бэзила Бэнкса не ожидала ничего подобного, нет, этого не могло быть.
Думаю, — заговорил он тоном, против которого не могли устоять многие женщины, — думаю, ты сердишься, что я оставил тебя внизу одну. Я не мог поступить иначе и теперь прошу у тебя прощения.
Говоря так, он придвинулся чуть ближе.
Донелла шарахнулась от него, и, еще крепче сжав простыню, забормотала:
Я… не понимаю, зачем вы это говорите… Пожалуйста, ну пожалуйста… уходите… дайте мне поспать!
Не могу поверить, что ты и в самом деле хочешь этого, — произнес граф. — Обещаю тебе, Донелла, что сделаю тебя счастливой и буду очень, очень благодарен.
Улыбнувшись, он добавил:
Какой у тебя любимый камень? Мы подберем для тебя роскошное ожерелье, и в нем ты будешь выглядеть еще прекраснее, чем сегодня.
Донелла ошеломленно уставилась на графа.
По мере того как она начинала понимать его слова, по ее щекам разливался румянец.
Мне… мне ничего от вас не надо, — выговорила она. — Только уйдите… оставьте меня одну.
А ты подумай, как мне будет горько! — произнес граф. Затем более жестким голосом он приказал:
Брось свои игры и давай-ка начнем получать удовольствие.
Он положил руку ей на плечо и хотел было поцеловать девушку, но Донелла воскликнула:
Оставьте меня! Пожалуйста, оставьте меня!
Обеими руками она изо всех сил оттолкнула графа, который никак не ожидал этого.
Он сидел на краю кровати, и теперь ему пришлось приложить усилие, чтобы сохранить равновесие.
В это время Донелла выскочила из кровати с другой стороны и побежала к окну. Она рванула в стороны занавески, словно ища путь к побегу, однако в окне она увидела только залитый лунным светом сад внизу.