Голова Бэрка Дэннингса была вывернута на 180 градусов и лежала затылком вверх.
Глава пятая
По глинистой дорожке, вдоль границ зеленой низины университетского городка, бежал трусцой Дэмиен Каррас. На нем были шорты цвета хаки и майка, насквозь пропитанная клейким, целебным потом.
Впереди, на невысоком холме, ритмично мигал ему солнечным зайчиком белый купол астрономической обсерватории; сзади территория медицинского колледжа хмурилась темными пятнами вскопанной земли. С того момента, как его освободили от обязанностей консультанта, Дэмиен приходил сюда каждый день: становился на старт и принимался накручивать долгие мили в своей настойчивой погоне за спокойным и здоровым сном. Иногда ему начинало казаться, что еще чуть-чуть, и он своего добьется: разожмутся острые когти горя, растворится печаль, кровавой татуировкой жгущая сердце… Сейчас, сейчас отпустит…
Двадцать кругов.
Сейчас отпустит.
Два! Еще два!
Ну вот, уже отпускает…
Каррас бежал мощно и пружинисто, как молодой леопард, наслаждаясь горячим покалыванием в мышцах, радуясь шумной игре здоровой крови. Он прошел поворот, бросил взгляд на скамейку: неподалеку от того места, где лежали полотенце, свитер и брюки, расположился мужчина средних лет в мешковатом плаще и мятой фетровой шляпе. Похоже, человечек наблюдал за ним… Да, голова его медленно поворачивалась, когда Каррас пробегал мимо.
Сделав ускорение, священник вышел на последний круг и устремился к финишу; затем перешел на быстрый шаг и, все еще прижимая локти к бурно вздымающимся бокам, стремительно проскочил мимо скамейки. Трафаретная надпись “Философы”, потускневшая от многих стирок, растянулась и деформировалась на мускулистой груди.
Человек в плаще поднялся и стал его догонять.
— Отец Каррас?
Священник оглянулся, щурясь от солнца, кивнул и, подождав, пока Киндерман с ним поравняется, жестом предложил ему пройтись рядом.
— Не возражаете? Иначе меня, пожалуй, судорога схватит, — с трудом выговорил он, все еще задыхаясь после долгого бега.
— Нет, конечно, — согласился детектив без особого энтузиазма и сунул руки в карманы. Он успел порядком устать еще по пути сюда от автостоянки.
— Мы… разве с вами знакомы? — спросил иезуит.
— Нет, святой отец. Но мне один священник там, в резиденции, так здорово вас описал, что можно уже и не знакомиться. На боксера, говорит, похож… — Лейтенант полез в карман за бумажником. — Как же его зовут-то? Забыл. Совсем нет памяти на имена.
— Свое имя, надеюсь, помните?
— Уильям Киндерман, святой отец. — Он вынул удостоверение. — Из отдела по расследованию убийств.
— Да ну? — Каррас уставился в документ с восторженным, почти мальчишеским любопытством; затем повернул к детективу раскрасневшееся, изумленное лицо. — А что случилось?
— Знаете, святой отец, — заметил Киндерман, разглядывая грубовато заостренные черты и смуглую кожу, — вы ведь и правда на боксера похожи. Серьезно: вот этот шрамик у самого глаза… — Он поднял палец. — Ну точно как у Марлона Брандо в “Портовом районе”. Э-э, да вы же вылитый Марлон Брандо! Помните, они ему там шрамик такой наложили. — С этими словами детектив чуть оттянул вбок нижнее веко. — От которого глаз оказался как бы полузакрыт; ну он и проходил весь фильм с таким видом: то ли грустным, то ли сонным, не поймешь. Вот и вы такой же. Ей-богу, второй Брандо. Поди уж, устали об этом слышать.
— Нет, от вас слышу впервые.
— Боксировать приходилось?
— Совсем немного.
— А откуда сами-то, из Дистрикта?
— Из Нью-Йорка.
— Значит, “Золотые перчатки”. Угадал?
— Ну, я бы вам сразу дал капитана, — улыбнулся Каррас. — Итак, чем могу быть полезен?
— Для начала шли бы чуть помедленнее, а? Знаете, эмфизема. — Он указал на горло.
— О, простите. — Каррас замедлил шаг.
— Да ничего. Вы курите?
— Да.
— А вот и напрасно.
— Ну, допустим. Так в чем все-таки дело?
— Ах да, слегка отвлекся. Я не помешал вам, кстати? Вы, может быть, заняты были?
— Да чем же я мог быть занят?
— Молитвой, например.
— Нет, звания капитана вам, все-таки, не миновать, — загадочно улыбнулся Каррас.
— Я в чем-то ошибся?
— Боюсь, вы не из тех, кто способен ошибаться. — Каррас взглянул на собеседника искоса: хитро, но дружелюбно.
Киндерман остановился, попробовал было сделать непонимающие глаза, но поймал на себе смеющийся взгляд, опустил голову, не выдержал и сам ухмыльнулся.
— Ах, ну конечно: вы же психиатр… и кого надумал провести? — Он пожал плечами. — Вы уж, святой отец, простите меня за всю эту болтовню: это я липну так — по привычке… Прилипчивость — фирменный метод Киндермана: подпускаешь сиропчику — и приклеиваешься потихоньку. Все, прекращаю вас утомлять и перехожу к делу. Итак, что меня к вам привело…
— Осквернения?
— Эх, сколько сиропчику вылилось зря, — пожалел детектив сам себя.
— Очень вам сочувствую.
— Не стоит, святой отец: сам виноват. Да, вы правы, меня очень заинтересовали эти происшествия в церкви. Но и кое-что еще, более серьезное.
— Убийство?
— О, какой садист. Пните же меня еще, мне это нравится.
— Что я могу поделать — такой уж отдел у вас. — Иезуит пожал плечами.
— Э-э, нет, Марлон Брандо, не в этом дело. Уж больно вы хитры для священника. Впрочем, вам и без меня об этом, наверное, все уши прожужжали.
— Mea culpa, — улыбнулся Каррас. — И все же, я так ничего и не понял. Что за убийство? И при чем тут осквернения? — Он искренне сожалел о том, что уязвил слегка самолюбие лейтенанта, и теперь рад был возможности поднять брови и наморщить лоб.
— Скажите, святой отец, могу я рассчитывать на то, что все это останется между нами? Давайте поговорим строго конфиденциально. Как на исповеди.
— Согласен. — Каррас серьезно взглянул на детектива. — Итак, в чем дело?
— Вы знали режиссера, который снимал здесь фильм? Бэрка Дэннингса?
— Да, я видел его.
— И видели даже. — Детектив кивнул. — Наверное, и об обстоятельствах его смерти вам тоже что-то известно?
— Только то, что было в газетах. — Каррас пожал плечами.
— А ведь была там не вся правда. Нет, только частичка. Скажите, знакомо ли вам такое явление, как дьяволопоклонство?
— Что?!
— Минуточку терпения. Сейчас, сейчас мы с вами подойдем к главному. Итак, известно ли вам что-нибудь о поклонении дьяволу: о колдунах, о ведьмах? Только не об охоте на них, Боже упаси.
— Очень немного. Хотя когда-то я написал об этом статью. — Священник улыбнулся. — Правда, не столько о самих ведьмах, сколько именно об охоте; психиатрической, я бы сказал, на них охоте.
— В самом деле? Превосходно. Великолепно! Это для нас очень важно. Значит, вы сможете мне помочь в гораздо большей степени, чем я даже осмеливался предположить. Так вот, это самое дьяволопоклонство, святой отец… — Они вышли из-за поворота и вновь стали приближаться к скамейке; детектив взял иезуита за руку. — Во-первых, должен сразу предупредить вас, святой отец: перед вами — самый что ни на есть необразованнейший невежда. Во всяком случае, высшего образования я так и не получил. Зато много читал. Согласен, согласен: самообучение — худший вид неквалифицированного труда. И все-таки я этого не стыжусь. Нисколько. Я вам больше того скажу, я… — Киндерман оборвал себя на полуслове и покачал головой. — Сиропчик. Вот что значит привычка. Капает — не остановишь. Простите меня ради Бога, я ведь знаю, как вы заняты.
— Ну да. Молитвой, — сухо заметил иезуит. Детектив уставился на него во все глаза.
— Серьезно, что ли?
— Ну конечно же, нет. — Они двинулись дальше.
— Итак, я подхожу к главному своему вопросу. Осквернения в церкви: могли ли они иметь какое-то отношение к дьяволопоклонству?
— Могли. Такие ритуалы используются в черной мессе.
— Ага, ставим первый плюс. А теперь Дэннингс: вам известно что-нибудь о причине его смерти?
— Он, кажется, упал?
— Хорошо, я скажу вам, но только — это должно остаться между нами!
— Разумеется.
Лицо детектива исказилось болезненной гримасой: он понял, к ужасу своему, что Каррас не собирается останавливаться у скамейки.
— А вы бы не хотели…
— Что такое?
— Остановимся, может быть, — жалобно протянул Киндерман, — посидим, а?
— Ну конечно же. — Они развернулись.
— А как же судорога?
— Ничего. Все уже в норме.
— Точно? Ну смотрите. Тогда присядем, если вы так на этом настаиваете.
— Итак, с чего вы начали?
— Секундочку, прошу вас, одну секундочку. — Детектив водрузил на скамейку свое тяжелое, ноющее тело и испустил вздох облегчения. — Ну вот, теперь совсем другое дело. Ах, годы, годы… И что за жизнь пошла такая!
Иезуит поднял полотенце и вытер взмокшее лицо.
— Бэрк Дэннингс?..
— Дэннингс… Дэннингс… Дэннингс… — Несколько секунд Киндерман сидел как будто в забытьи, глядя в землю и кивая в такт собственным мыслям. Затем поднял взгляд на Карраса; тот вытирал шею. — Бэрк Дэннингс, святой отец, был обнаружен у подножия хорошо известной вам лестницы со свернутой шеей. Голова его была вывернута назад, лицом к спине.
С бейсбольной площадки, где тренировалась университетская команда, донеслись веселые крики. Каррас замер с полотенцем в руках, заглянул лейтенанту в глаза.
— Значит, смерть наступила не в результате падения? — вымолвил он наконец.
— В принципе это не исключено… — Киндерман пожал плечами.
— Но маловероятно, — закончил за него Каррас.
— Вам это ни о чем не говорит — в связи с моим предыдущим вопросом?
Иезуит медленно сел и задумался.
— Вообще-то, именно таким образом бесы и ломают шеи неугодным слугам. Если, конечно, верить легендам.
— Легендам?
— В основном, да. — Он повернулся к детективу. — Хотя, действительно, такие трупы обнаруживались не раз. Принято считать, что так погибают служители культа, либо в чем-то изменившие своей вере, либо предавшие разглашению тайну. Впрочем, о причинах можно только догадываться. Но что демоны-убийцы предпочитают именно такой способ расправы, несомненно.
Киндерман кивнул.
— Вот-вот. И мне пришла в голову та же мысль. Потому что я сразу же вспомнил об одном убийстве в Лондоне; точнее, о том, как года три-четыре тому назад прочитал об этом в газетах.
— Припоминаю тот случай. Но все это, вроде бы, оказалось обычной “уткой”… Или я ошибаюсь?
— Нет-нет, все так, святой отец, вы совершенно правы. Но в нашем случае, согласитесь, между смертью Дэннингса и следами осквернений в церкви прослеживается определенная связь. Не исключено, что мы имеем дело с патологией, сумасшествием, подсознательным бунтом. Вполне возможно, что это какой-нибудь…
— Больной священник, — тихо проговорил Каррас. — Так что ли?
— Вы психиатр, а не я, святой отец. Вот и ответьте-ка мне на свой вопрос.
— Сам по себе акт осквернения, безусловно, патологический симптом. — Каррас принялся натягивать свитер. — И я не удивлюсь, если узнаю, что Дэннингс стал жертвой психически больного человека.
— Знающего кое-что о черной магии.
— Возможно.
— А возможно, еще и живущего где-то поблизости, — хмыкнул детектив, — да к тому же имеющего по ночам доступ в церковь.
— Значит, все-таки больной священник, — мрачно повторил иезуит; затем потянулся к своим выцветшим брюкам.
— Я понимаю, как вам нелегко, святой отец. Но для всех священников, проживающих на территории городка, вы — психиатр, а значит…
— Уже нет. Меня перевели на другую должность.
— Вот как? В самом разгаре года?
— Согласно постановлению. — Каррас пожал плечами и стал натягивать брюки.
— И все же, кому как не вам знать их, пусть даже бывших своих больных? Тем более, такое отклонение; вы-то его не могли не заметить.
— Напротив, лейтенант, если я и мог бы узнать о такого рода болезни, то лишь по чистой случайности. Поймите, я ведь всего лишь консультант, а не специалист по психоанализу. Хотя, как бы то ни было, — закончил он, застегивая брюки, — человека, который хотя бы отдаленно соответствовал вашему случаю, я среди своих пациентов не встречал.
— Ну да, как же, врачебная этика. Мол, знал бы, все равно бы не сказал.
— Вы правы, наверное, не сказал бы.
— Очень благородно. Вот только должен заметить — так, мимоходом, — что эта ваша этика в последнее время все чаще вступает в конфликт с действующим законодательством. Не хотелось бы перегружать вашу светлую голову ненужными фактами, но не так давно в солнечной Калифорнии один психиатр был осужден за то лишь, что не сообщил полиции всего, что ему было известно о пациенте.
— Это угроза?
— Больше всего на свете, святой отец, бойтесь мании преследования. Это — замечание мимоходом.
— Я бы сказал так: господин судья, а у нас с ним все было “строго конфиденциально. Как на исповеди”, — усмехнулся иезуит, заправляя рубашку. — Одним словом, “между нами”.
— По вас, святой отец, большой бизнес давно плачет, — мрачно покосился на него детектив; затем устремил куда-то вдаль свой печальный взгляд. — Хотя… какой вы “отец”? Вы же еврей, как я сразу-то не догадался… Смейтесь, смейтесь. — Киндерман взглянул на Карраса очень лукаво, а потом вдруг просиял: — Слушайте, что я вспомнил. Когда я сдавал вступительные экзамены, там был такой вопрос: “Кто такие “рэйбиз”? Ваши действия при встрече”. Знаете, что один кретин написал? “Рэйбиз — это священники-евреи. При встрече буду оказывать им всяческое содействие”. Сам видел, честное слово! — Он торжественно поднял ладонь.
Каррас посмеялся.
— Пойдемте, провожу вас; вы на стоянке оставили машину?
Детектив поднял на него глаза.
— То есть мы с вами, получается, закончили? — Подниматься ему явно не хотелось.
— Послушайте, но я от вас действительно ничего не скрываю. — Священник поставил ногу на скамейку и уперся ладонью в колено. — Предположим, в поле зрения у меня действительно оказался бы такой тип. Конечно, вам я о своих подозрениях — так вот, не называя имени, — сообщать бы не стал, а вот рапорт на имя архиепископа, пожалуй, составил бы. Но в любом случае, я просто не встречал здесь человека, который мог бы вас заинтересовать.
— Ну ладно, — вздохнул детектив. — Собственно говоря, в то, что такое мог сделать священник, я не верил с самого начала. Да, я оставил машину там. — Он кивнул головой в сторону, и они пошли к стоянке. — Есть у меня подозреваемый на примете, — продолжал Киндерман, — но если бы я стал о нем рассказывать, вы бы просто сочли меня сумасшедшим. Не знаю, не знаю. — Он шел, покачивая головой. — Все эти клубы и культы, где культивируется презрение к человеческой жизни… Все это, знаете, наводит на странные мысли. Я думаю так: хочешь поспеть за временем — сдвигай себе мозги набекрень, и вперед!
Каррас кивнул.
— Что это у вас там на майке?
— Где? А… Я преподавал один год в Вудстокской семинарии, в штате Мэриленд. Ну и выступал за бейсбольную сборную младших курсов: она-то и называлась — “Философы”.
— А старшие курсы как себя называли?
— “Богословы”.
— Понятно. — Киндерман улыбнулся и покачал головой. — “Богословы — Философы: три — два”.
— Два — три.
— Ну да, как же иначе… Странно все это. Очень странно. Послушайте, святой отец. — Детектив заговорил вдруг очень вкрадчивым тоном. — Послушайте, доктор. Это что же получается — у нас в Дистрикт Коламбиа, и вдруг — культ дьяволопоклонников? С ума сойти. В наши дни? Сегодня?
— А что такого? — Каррас вздохнул.
— Значит, вы считаете, такое возможно.
— Считайте, что я вашего вопроса не понял.
— В таком случае, считайте, что я — доктор, а вы — пациент, и я вам ставлю диагноз. — Детектив рассек воздух указательным пальцем. — “Нет” вы мне не сказали: опять предпочли схитрить. Почему? А потому что боитесь, святой отец. Чего — я вам скажу: боитесь показаться этаким доверчивым простачком пред светлым ликом рационалиста Киндермана, героя нашего времени; островком суеверия в луже местного практицизма. Что, скажете, я не прав?