- ???
- У него отец, мировой мужик, копал под наркобаронов, ну и посадил их недавно, ты, наверное, слышал. В общем, не знаю, как там что, но парня похитили, по слухам, у него парень был, сын одного из этих, а он не знал… ну и, когда папашку поймали, он, видать, отомстить решил. Короче, почти неделю Саша просидел в подвале, его не кормили, не поили, хорошо бы только это… вроде как, он сбежал сам, его быстро нашли, моська-то по всему городу была развешана. Мужик какой-то подобрал. Привезли его в больницу, в первую городскую, пока суть да дело, его там убить попытались, но, видать, везучий и живучий, выжил. К нам он в плохом состоянии попал, переломы недельные, раны по всему телу, сотрясение сильное, так по мелочи. На лице порез во всю щеку, тоже недельный… да много ещё чего, что ему на всю жизнь на память останется об этих садистах. Их, кстати, не нашли. Хотя кто знает, может, отец по-тихому их всех порешил, и я его за это не сужу, правильно сделал. Ну и травма психологическая… была, но я не психолог, тут ничего не знаю.
После общения с другом я несколько дней переваривал полученную информацию, стала понятна тоска в голосе, перебои со связью, желание принять ванну, да и все остальное тоже стало понятно. Сашка так и не звонил с того раза, охрану у палаты увеличили, а в пятницу я узнал, что после той ночи с приступом было новое покушение, и оно почти увенчалось успехом, и теперь парень действительно лежит в коме.
В палату пробраться не было возможности, и поэтому вечером после работы я, непонятно зачем, уселся на лавочку перед его окнами. Не знаю, много ли я вызвал подозрений, прохаживаясь вдоль здания и считая окна, но меня не арестовали, и это радовало. Зачем я тут сижу, я не знал. Ведь, если Саша без сознания, он не встанет и к окну не подойдет. Я сидел и курил, курил и сидел. Не заметил, как рядом присела девушка.
- Вы не против? – уже который раз спросила она.
- Что?
- Я присяду здесь, не против?
- Нет, сидите, – девушка как-то вяло улыбнулась и достала сигарету, тонкую женскую с запахом вишни, закурила.
- Что, не пускают? - она кивнула в сторону здания больницы.
- Не пускают, – вздохнул я.
- А меня выгнали, велели спать идти, а я не пойду, вот покурю и вернусь обратно. У вас там кто? Жена?
- Нет… даже не знаю кто… друг… любимый… может, просто знакомый…
- Это как так…? – не поняла девушка.
- Да вот так, мы знакомы всего ничего, не виделись даже, а вот теперь узнал, что он тут лежит… не знаю даже, что делать… ничего не понимаю, – вывалил я на девушку все то, что крутилось у меня в голове и все то, о чем не желал думать.
- Нуу… если тут сидите, то, наверное, точно больше, чем просто знакомый, и даже если друг, а не любимый, это тоже очень хорошо. Если он болеет, то ему определенно нужна поддержка и понимание, даже если скажет, что не надо, даже если прогонит, не верьте… уж я-то знаю.
- А у вас там кто?
- Брат, – девушка как-то всхлипнула совсем по-детски и я задумался, а сколько ей лет? Сейчас выглядит примерно на двадцать, усталая, бледная, с синяками под глазами. - Так боюсь его потерять… вдруг… вдруг он не очнется…- всхлипывала девушка, я не подумав, притянул её к себе и обнял, поглаживая по макушке. Она вцепилась в мой пиджак и зарыдала ещё горше. – За что… за что ему это… он такой чудесный… заботливый… он сааамыый лучшииий… за что они так с нииим… - сколько она так рыдала, не знаю, но потихоньку угомонилась, покраснела теперь уже от стыда, а не от нехватки кислорода, и чуть-чуть отодвинулась, – простите.
- Ничего страшного, я все понимаю. Сильно вы брата любите.
- Угу. Когда мама от нас ушла, мне всего шесть месяцев было, а Сашке пять лет. Отец много тогда работал, он и сейчас много работает, он нам няню нанял, Саша говорит, хорошую, не знаю, я не помню. Отец мне, как подросла, рассказывал все, как он с работы приходил, а мы с Сашкой в обнимку дрыхли. Говорил, что брат от меня не отходил, все няне помогал делать. Потом я подросла, помню, как он мне завтраки сам готовил, хотя у нас, вроде, и повар был, но на завтрак кашу он мне сам варил. Представляете, в десять лет кашу варил. Я плохо помню, помню только, что повар рядом крутился на всякий случай, и каша вкусная была. Он мой лучший друг, меня в школе никто никогда не обижал, все знали, что за меня есть, кому заступиться, я, конечно, оторвой росла, отец вечно занят, вы только не подумайте, он нас любит очень и деньгами не откупается, как многие. Мы в отпуск вместе ездим, как возможность выдается, в горы там, в походы. Он женился, когда мне было десять, хорошая девушка, можно сказать, как мама нам. Но времени все равно мало, брат мне во всем потакал, баловал, но зато знал про меня все, в кого влюбилась, с кем поругалась, когда курить начала, когда выпила первый раз. Сам-то он не курит и не пьет почти, у него другие способы расслабляться, тату вот сделал в шестнадцать, переходный возраст, гормоны, все дела, пар так выпустил… - Я сидел и слушал её, открыв рот, это ведь она про моего Сашку… моего… боже, да я же втюрился в него, как подросток. В голос его влюбился, как ненормальный, все наслушаться не мог, а потом и в него влюбился, в его рассказы о себе. Только сейчас понял, как жадно я впитывал его информацию, что просто так от голоса не возбуждаются и на собеседника не дрочат… боже!!! А если он не очнётся, если не придёт в себя… что тогда? Я же не влюблялся ни разу, никого не любил. Только секс, только похоть и ничего больше, а тут нате вам, а травма его, как с ней быть? Как бороться? Сможет ли он довериться? А вдруг нет… Вспомнилось, как его голос первый раз услышал, взволнованный, слегка злой и какой-то уставший, замученный, но такой прекрасный, будто музыка, такой тембр, просто крышу сносит.
Я не придумал ничего лучше, как сходить к его отцу, записался на прием через два дня. Разговор был каким-то комканым и сухим, мужчина выслушал меня с каким-то непонятным выражением глаз. Сказал, что ничем не может помочь и попросил удалиться. На работе меня загрузили по самое не балуй, домой возвращался в девять, оставался на выходных. Пару раз набрал на Сашкин номер, но он оказался отключен, а потом…
Он умер 2 июня, я узнал уже после похорон, пришел к нему на могилу, с фотографии на меня смотрел красивый парень, точно такой, каким он себя описывал, светло-русые волосы, голубые глаза, только во много раз краше в сравнении с тем, каким я его представлял. Я рыдал, впервые в жизни рыдал на чьей-то могиле и не мог успокоиться, а потом нажрался до такой степени, что не помню, как у сеструхи оказался. Приехал к ней никакой и всю ночь рыдал в жилетку. Утром на такси уехал, хотя сестра приглашала остаться, смотрела с опаской. Дома я продолжил попойку, никакие увещевания меня мной, в том, что я его почти не знал, что не мог полюбить не помогали, сердце ныло и обливалось кровью. В таком коматозном состоянии я провел неделю, Вадик нарисовал мне больничный, с работы, слава богу, не поперли. Через неделю, помятый и серый, зато чисто выбритый я вышел на работу, и закрутилось… Работа, работа, дом, работа, работа, работа, дом, ночевать приходил через раз, кантовался на диване в холле, иногда в свободной палате. Выяснил причину смерти, остановка сердца, вот так вот просто перестало биться, без особых на то причин, почему? Потому что не для кого было? А как же сестра? Отец? Мачеха, в конце-то концов? Или это все не важно? Может быть… он просто не смог справиться? Может, ему нужна была поддержка? Может, если бы я был рядом, я бы смог ему помочь? Поддержал? Смог бы я дать ему причину жить? Столько вопросов, на которые я никогда не получу теперь ответы. Постепенно пришел в себя и тут же ушел в загул. Парни, девушки менялись легко, как перчатки, я стал более циничным и похотливым, казалось бы, куда уж больше… и так имел сволочной характер, а теперь…
Прошло полгода, ничего не менялось. Никого из своих любовников я не водил к себе, снимал комнату в клубе или мотеле, всю ночь трахался, а утром шел на работу, там меня всегда ждал свежий выглаженный костюм и кофе. Я дослужился до начальника отдела, имею большую зарплату, могу позволить себе крутую тачку прямо с конвейера, ни в чем себе не отказываю, правда, с сестрой не вижусь. Она, как рентген, видит меня насквозь, поначалу даже пару раз пыталась сплавить к мозгоправу, я отбился. Знаю, что начальник ее, Сашкин отец, в страну вернулся, он после похорон уехал, но семья его где-то за границей. Как, интересно, там Вика? Надеюсь, с ней все хорошо.
Прошел год, я сам себе удивляюсь, но никак не могу забыть про Сашку. Что-то меня в нем зацепило и не отпускает, раз в месяц я приношу ему цветы, большой букет бордовых лилий, он первый, кому я, кроме мамы и сестры, дарю цветы, если бы он был жив, я задарил бы его букетами…
Отвратительное утро, я вчера перебрал, пил, кажется, водку, шампанское, потом коньяк и, кажется, пиво, очнулся утром у себя в кабинете никакой. Голова гудит, язык ватный, руки-ноги не мои. Вчера было 2 июня.
К обеду кое-как Вадик и моя секретарша Ниночка отпоили меня таблетками и кофе, я смог начать работать потихоньку, не спеша вчитываться в бумаги, улавливать за хвост разбегающиеся мысли. К концу дня пришел к выводу, что пить надо завязывать, приехал домой, выкинул весь алкоголь, прибрался, принял душ, побрился везде. Замер перед зеркалом, оглядел себя и порадовался своему телу - не растолстел, не порыхлел… Приготовил ужин – мясо, овощи, салат…
Звонок в дверь стал полной неожиданностью, я никого не ждал, по пути споткнулся о ковер, выругался, пошипел от боли в большом пальце правой ноги и, не глядя, открыл дверь.
- Привет, – словно колокольчик зазвенел в помещении, я поднял глаза, на меня смотрел стройный юноша с улыбающимися голубыми глазами в обрамлении пушистых ресниц, со светлыми русыми волосами, на правой щеке розовел тонкий, едва заметный шрам, в левом ухе было три дырки. Простая футболка по фигуре, черные джинсы в обтяг, в руках пиджак.
Пришел в себя я на своей кровати, на меня кто-то брызгал из пульверизатора. Я закашлялся.
- Ты что творишь, там же удобрение!
- Ой, прости, – через минуту меня уже вытирали влажным полотенцем и поили водой. – Прости меня, нельзя, наверное, было так вот... шокировать. – Его голос ласкал слух, и я буквально не соображал, что он говорит. Он это понял и замолк, а я все смотрел на него и гладил пальцами тонкий розовый шрам на щеке. Он первый потянулся за поцелуем, его губы мягкие и нежные накрыли мои, горячий язык скользнул внутрь. Я потянул его на себя, стягивая футболку, жадно шаря руками по телу, стройному, горячему, пальцами я чувствовал неровности кожи, шрамы годичной давности слегка выпирали, их было довольно много. Он покорно отдавался, выгибался навстречу, стонал тихо, щеки покрылись румянцем, когда я начал вылизывать его, он был восхитителен везде, член ровный, гладкий с яркой бордовой головкой. Поцеловав каждый шрамик на ягодицах, я смазал себя и вошел, восхитительно узко и горячо, аж сердце заходится и воздуха не хватает. Он рвано вскрикивает, и я замираю, все-таки не достаточно подготовил, глажу руками по спине, мну плечи, целую до куда дотягиваюсь, жадно касаюсь его везде, обвожу пальцами контур тату, два больших крыла почти на всю спину, одно черное, другое белое, мой ангел, хочу насытиться им до того, как окажется, что я сошел с ума. Он сильней прогибается в пояснице, мы движемся навстречу друг другу, его стоны, страстные и звонкие, ласкают мой слух. Я был прав, он умопомрачительно стонет. Оргазмов такой силы у меня никогда ещё не было, меня хватило лишь на то, чтобы завалиться на бок и притянуть к себе мою сладкую галлюцинацию, не покидая приятной тесноты его тела.
Вздрогнул и проснулся, вот так вот, я схожу с ума… стали сниться реалистичные сны с его участием, он и раньше мне снился, когда я засыпал трезвым, но никогда так откровенно и правдиво. Я тяжело вздохнул, желудок жалобно заурчал, да и пить хотелось сильно, глянул за окно, на дворе глубокая ночь, захватив с тумбочки сигареты и прикуривая по пути, направился в кухню. Что мне с собой делать, понятия не имею, может, послушаться совета сестры и сходить к тому доктору, да утром первым делом позвоню Кристинке. На кухне горел свет, за столом сидел мой глюк и с аппетитом жевал кусок мяса. Дымом поперхнулся.
- Ты…
- Я…
- Живой…
- Живой… - кивнул Саша.
- Но как..? Как?
- Садись, кушай, - он заботливо усадил меня за стол, положил ещё теплые овощи, кусок свинины, салат пододвинул поближе, налил морс. Я на автомате взял вилку и начал жевать. – В больнице меня несколько раз пытались убить, один раз оказался удачным, и я впал в кому, потом был еще один раз, но наемнику не повезло, его поймали. Отец ради моей безопасности инсценировал мою смерть, устроил похороны, а меня, так и не вышедшего из комы, увезли за границу вместе с сестрой и Кариной. Там буквально через неделю я пришел в себя, когда оклемался, отец мне все рассказал, даже про то, как ты к нему приходил и в любви ко мне признавался, но тогда уже было неудачное покушение, он запланировал меня вывозить из страны и отшил тебя. Он сказал, что ты был искренним, но доверять тебе причин не было, мало ли хороших актеров в стране. Тебя проверили тщательнейшим образом, но меня уже увезли. Отец видел тебя на кладбище, видел, как ты рыдал. За моей могилой на всякий случай установили наблюдение, мало ли. Каждый месяц приходили сообщения о тебе, я каждый раз порывался приехать, но было нельзя. Знаешь, я скучал, мы вроде и не знакомы толком были, но я скучал. Ты ведь спас меня, было в твоем голосе что-то, что давало мне надежду на лучшее. Ты общался со мной, не зная о том, что произошло, шутил, рассказывал истории из жизни, и я загорался. Я видел тебя вчера, огромный букет бордовых лилий тоже видел, надо же, запомнил. Я уже запланировал к тебе прийти, не знаю, зачем пошел на кладбище, а вечером тебя дома не было. Я оставил ребят следить, и вот они позвонили, я приехал… - протараторил он на одном дыхании.
- Тебе не опасно… - пришлось прокашляться, потому что голос хрипел и не слушался, – не опасно находиться здесь?
- Нет, всех уже поймали, кого посадили, кого случайно пристрелили. Пойдем в душ? Или сразу спать..? – он улыбнулся, так по-детски, так искренне, и я зажегся.
- В душ, мой ангел, а потом спать, – я подхватил его на руки и унес в ванну.
- Я влюбился в твой голос, сердце мое, и готов отдать тебе всего себя, лишь бы ты всегда был рядом, лишь бы душа твоя пела для меня. Теперь я люблю тебя всего, каждый твой шрам, каждый изгиб, каждый взгляд и вдох. Я подарю тебе весь мир и даже больше, только бы никогда больше не оказаться в той тишине без тебя, – шептал я ему на ухо, когда мы засыпали, крепко прижавшись друг к друг. Саша мерно сопел мне в шею, и я чувствовал, как он улыбается, прижимаясь плотнее и шепчет, шепчет в ответ, что любит, и что его душа будет петь для меня вечно и даже дольше.