Дин Кунц
Эта книга посвящается Донни и Стиву Дунио, Вито и Линн Церра, Россу и Розмари Церра.
Никак не могу понять, почему Герда всегда говорит мне «да».
Но теперь в вашей семье появилась безуминка.
Человека можно уничтожить, но не победить.
И теперь вы живете, расползшись по резиновым дорогам,
И ни один человек не знает, да ему и без разницы, кто его сосед,
Если только сосед не начинает причинять слишком много хлопот,
Но все мечутся туда-сюда в своих моторных автомобилях,
Знакомые с дорогами и нигде не осевшие.
Часть первая
Выбор за тобой
Глава 1
Широко улыбаясь, Нед Пирсолл поднял стакан пива, помянув умершего соседа, Генри Фриддла, смерть которого крайне его порадовала.
Убил Генри садовый гном. Сосед свалился с крыши своего двухэтажного дома на эту забавную фигурку. Гнома сделали из бетона. Генри – нет.
Сломанная шея, разбитый череп: Генри скончался на месте.
Гном убил Фриддла четырьмя годами раньше. Нед Пирсолл по-прежнему поминал соседа, как минимум раз в неделю.
И теперь какой-то приезжий турист – кроме него и Неда, у барной стойки красного дерева никого не было – полюбопытствовал, чем вызвана столь сильная вражда.
– Вероятно, этот бедняга был уж очень плохим соседом, если вы злитесь на него и через четыре года после его смерти.
Обычно Нед такой вопрос пропускал мимо ушей. Приезжие привлекали его внимание еще меньше, чем претцели.
На стойке красовались три миски претцелей, потому что стоили крендельки дешево. Нед предпочитал поддерживать жажду хорошо посоленным арахисом.
Чтобы Нед не забывал про чаевые, Билли Уайлс, хлопотавший за стойкой, иногда давал ему пакетик «Плантерс».
Но чаще всего Неду приходилось платить за орешки. Его это мучило, то ли потому, что он не понимал экономических принципов функционирования таверны, то ли потому, что мучиться ему нравилось, и, вероятно, второй вариант был ближе к истине.
Несмотря на круглую голову, напоминающую мяч для сквоша, и широкие, круглые плечи борца сумо, Нед мог считаться спортсменом только в том случае, если бы соревнования проводились по ссорам в баре. Тут он мог претендовать на олимпийское «золото».
Впрочем, когда речь заходила о покойном Генри Фриддле, Нед мог поговорить как с туристами, так и со старожилами Виноградных Холмов. Впрочем, если, как и теперь, у стойки, кроме него, сидел только один незнакомец, Нед находил молчание более уместным, чем разговор с «заезжим дьяволом».
Билли болтать не любил, не относился к тем барменам, которые воспринимают стойку, за которой они священнодействуют, как сцену. Он был слушателем.
Приезжему Нед заявил:
– Генри Фриддл был свиньей.
– Свинья – это сильное слово, – ответил приезжий, с черными, словно угольная пыль, волосами, чуть тронутыми на висках сединой, яркими серыми глазами и звучным голосом.
– Вы знаете, что этот извращенец делал на крыше? Пытался поссать на окна моей столовой.
– Кем он был, аэрокосмическим инженером? – спросил приезжий.
– Профессором колледжа. Преподавал современную литературу.
– Возможно, чтение и довело его до самоубийства, – предположил незнакомец, отчего Билли решил, что он – более интересный человек, чем показалось на первый взгляд.
– Нет, нет, – возразил Нед. – Падение было случайным.
– Он был пьян?
– Почему вы подумали, что он был пьян? – спросил Нед.
Незнакомец пожал плечами.
– Он же залез на крышу, чтобы помочиться на ваши окна.
– Он был больным человеком, – объяснил Нед и постучал пальцем по пустому стакану, показывая Билли, что хочет повторить.
– Генри Фриддл помешался на мести, – добавил Билли, наливая «Будвайзер» из крана.
Посовещавшись с содержимым своего стакана, турист спросил Неда Пирсолла:
– На мести? То есть сначала вы помочились на его окна?
– Там все было по-другому. – Тон Неда явственно давал понять незнакомцу, что не стоит делать скоропалительных выводов.
– Нед сделал это не с крыши, – уточнил Билли.
– Совершенно верно. Я подошел к его дому как мужчина, встал на его лужайке и пустил струю в окна его столовой.
– Генри и его жена в это время обедали, – последовал комментарий Билли.
Поскольку туристу могло не понравиться выбранное для агрессии время, Нед сказал:
– Они ели перепелок, черт бы их побрал.
– Так вы оросили их окна, потому что они ели перепелок?
Нед раздраженно фыркнул.
– Нет, разумеется, нет! Или вы принимаете меня за сумасшедшего? – и посмотрев на Билли, закатил глаза.
Билли вскинул брови, как бы говоря: «А чего, собственно, ждать от заезжего туриста?»
– Я просто пытался показать, какие они выпендрежные, – заявил Нед. – Всегда ели перепелок, или улиток, или свеклу листовую.
– Пустозвоны. – В голосе незнакомца слышалась легкая усмешка, которую уловил Билли, но не Нед.
– Именно, – подтвердил Нед. – Генри Фриддл ездил на «Ягуаре», а его жена – на автомобиле, вы не поверите, автомобиле, сделанном в Швеции.
– Детройт для них – слишком банально, – ввернул незнакомец.
– Именно. Представляете себе, каким нужно быть снобом, чтобы привезти автомобиль из Швеции?
– Как я понимаю, они еще и отдавали предпочтение вину, – предположил турист.
– Естественно! Вы их знали или как?
– Просто знаю такой тип людей. И книг у них было много.
– Полный дом! – воскликнул Нед. – Они сидели на крыльце, принюхивались к вину и читали книги.
– Прямо у всех на глазах. Подумать только! Но если вы помочились на окна их столовой не потому, что они были снобами, то почему?
– По тысяче причин, – заверил его Нед. – Тот случай со скунсом. С удобрениями для лужайки. Засохшие петунии.
– И садовый гном, – поддакнул Билли, который мыл стаканы в раковине.
– Садовый гном стал последней каплей, – согласился Нед.
– Я бы еще понял, если бы вас подтолкнули на поливание мочой их окон розовые пластмассовые фламинго, – сказал незнакомец, – но, признаюсь честно, только не гном.
Нед нахмурился, вспомнив нанесенное ему оскорбление.
– Ариадна дала ему мое лицо.
– Какая Ариадна?
– Жена Генри Фриддла. Вы когда-нибудь слышали более вычурное имя?
– Ну, фамилия Фриддл делает его более приземленным.
– Она была профессором прикладного искусства в том же колледже. Слепила гнома из воска, сделала литейную форму, залила бетоном, потом сама его раскрасила.
– Создание скульптуры, для которой вы послужили моделью, можно считать за честь.
Пивная пена на верхней губе Неда только добавила ярости его лицу.
– Это был гном, дружище. Пьяный гном. С красным, как яблоко, носом. В каждой руке он держал по бутылке пива.
– И ширинка у него была расстегнута, – добавил Билли.
– Спасибо, что напомнил, – пробурчал Нед. – Хуже того, из штанов торчала голова и шея дохлого гуся.
– Какое творческое воображение, – отреагировал турист.
– Поначалу я не понял, что, черт побери, все это означает…
– Символизм. Метафора.
– Да, да. Я до этого допер. Каждый, кто проходил мимо их участка, видел этого гнома и смеялся надо мной.
– Для этого не было необходимости смотреть на гнома, – заметил турист.
Нед, не поняв его, согласился:
– Да. Люди смеялись, даже услышав о нем. Поэтому я разбил гнома кувалдой.
– И они подали на вас в суд.
– Хуже. Они поставили второго гнома. Предположив, что первого я разобью, Ариадна отлила второго и раскрасила его.
– Я думал, жизнь в вашей винной стране тихая и спокойная.
– Потом они мне сказали, – продолжил Нед, – что поставят третьего гнома, если я разобью второго, а еще сделают целую партию и продадут всем, кто захочет иметь гнома «Нед Пирсолл».
– Звучит как пустая угроза, – покачал головой турист. – Неужели нашлись бы люди, которые такое купили?
– Десятки, – заверил его Билли.
– Город стал злее с тех пор, как к нам зачастили приезжие из Сан-Франциско, – тяжело вздохнул Нед.
– И поскольку вы не решились поднять кувалду на второго гнома, вам не осталось ничего другого, как помочиться на их окна.
– Именно. Но я сделал это не с бухты-барахты. Неделю обдумывал свои действия. А уж потом обдал их окна, словно из брандспойта.
– И после этого Генри Фриддл залез на крышу с полным мочевым пузырем, чтобы восстановить справедливость.
– Да. Но он подождал, пока я устроил обед в честь дня рождения моей мамы.
– Непростительно, – вынес вердикт Билли.
– Разве мафия нападает на невинных членов семей своих врагов? – негодующе спросил Нед.
И хотя вопрос был риторическим, Билли счел необходимым позаботиться о чаевых:
– Нет, мафия знает, что такое честь.
– Это слово профессора колледжа не могут даже произнести по буквам! – фыркнул Нед. – Маме было семьдесят шесть. У нее мог случиться сердечный приступ.
– То есть, – уточнил турист, – пытаясь помочиться на окна вашей столовой, Фриддл упал с крыши и сломал шею о гнома «Нед Пирсолл». Ирония судьбы.
– Насчет иронии не знаю, – ответил Нед, – но я испытал чувство глубокого удовлетворения.
– Расскажи ему, что сказала твоя мама, – попросил Билли.
Отхлебнув пива, Нед откликнулся на просьбу бармена:
– Мама сказала мне: «Дорогой, восславим Господа, это доказательство того, что Он есть».
Турист несколько секунд переваривал слова матери Неда.
– Похоже, она религиозная женщина.
– Такой она была не всегда, но в семьдесят два года заболела пневмонией.
– В такой момент очень неплохо иметь Бога на своей стороне.
– Она решила, если Бог есть, Он, возможно, ее спасет. А если Его не существует, то она всего лишь впустую потратит какое-то время на молитвы.
– Время – это самое дорогое, что у нас есть, – заметил турист.
– Правильно, – согласился Нед. – Но мама потратила не так уж много времени, потому что в основном молилась, когда смотрела телевизор.
– Какая захватывающая история, – и турист заказал пива.
Билли открыл бутылку «Хайнекена», поставил перед незнакомцем чистый охлажденный стакан, наклонился над стойкой и прошептал:
– Это за счет заведения.
– Как мило с вашей стороны. Благодарю. Я-то думал, что вы слишком спокойны и молчаливы для бармена, но теперь, возможно, понимаю почему.
Нед Пирсолл, который сидел в некотором отдалении, поднял стакан, чтобы произнести еще один тост:
– За Ариадну. Пусть покоится с миром.
Возможно, турист и не хотел продолжать разговор, но после такого тоста не мог не спросить:
– Неужто еще одна жертва гнома?
– Рак. Через два года после того, как Генри упал с крыши. Я не хотел, чтобы для нее все так закончилось.
Наливая пиво в наклоненный стакан, чтобы избежать появления высокой пены, незнакомец изрек:
– Смерть умеет решать наши мелкие проблемы.
– Мне ее недостает, – признался Нед. – Такая была красавица и бюстгальтер надевала далеко не всегда.
Туриста передернуло.
– Бывало, она работала в саду или прогуливала собаку, – мечтательно вспоминал Нед, – а груди у нее так перекатывались, что аж дух захватывало.
Турист посмотрел на свое отображение в зеркале, возможно, чтобы убедиться, что на лице виден тот самый ужас, который он испытывал.
– Билли, ведь такие буфера, как были у нее, редко у кого увидишь, а? – спросил Нед бармена.
– Согласен, – кивнул Билли.
Нед слез со стула, направился к мужскому туалету, остановился около туриста.
– Даже когда рак иссушил ее, буфера остались прежними. Она худела, а они словно прибавляли в размерах. Почти до самого конца она выглядела такой соблазнительной. Так жаль, что ее не стало, не правда ли, Билли?
– Очень жаль, – согласился бармен, и Нед проследовал к мужскому туалету.
Затянувшуюся паузу нарушил турист:
– Вы интересный парень, Билли-бармен.
– Я? Никогда не мочился на окна соседей.
– Думаю, вы – как губка. Впитываете в себя все.
Билли взял полотенце, принялся протирать стаканы, ранее вымытые и высушенные.
– Но при этом вы и камень, – продолжил турист, – потому что, если вас сжать, ничего выдавить не удастся.
Билли продолжал полировать стаканы.
Серые глаза, и без того яркие, заблестели еще сильнее.
– Вы – человек с принципами, а это редкость в наши дни, когда большинство людей не знают, кто они такие, во что верят и почему.
К подобным монологам Билли тоже привык, хотя, надо признать, слышать их ему доводилось нечасто. В отличие от Неда Пирсолла, произносить такие монологи мог только эрудит, но, в принципе, это был все тот же пивной психоанализ.
Он испытывал разочарование. На какой-то момент ему показалось, что этот незнакомец отличается от других двущеких нагревателей, которые повышали температуру винила высоких стульев у стойки.
Улыбаясь, Билли покачал головой:
– Принципы. Вы мне льстите.
Турист маленькими глотками пил «Хайнекен».
И хотя Билл больше не собирался ничего говорить, он услышал собственный голос:
– Не высовывайся, сохраняй спокойствие, ничего не усложняй, не ожидай многого, наслаждайся тем, что есть.
Незнакомец улыбнулся.
– Будь самодостаточным, ни во что не вмешивайся, позволь миру катиться в ад, если ему того хочется.
– Возможно, – не стал спорить Билли.
– Это, конечно, не Платон, – сказал турист, – но тоже определенная философия.
– А у вас есть своя? – полюбопытствовал Билли.
– В данный момент я верю, что моя жизнь станет лучше, если мне удастся избежать продолжения разговора с Недом.
– Это не философия, – улыбнулся Билли. – Это факт.
* * *
В десять минут пятого Айви Элгин пришла на работу. Она была официанткой, такой же, как любая другая, и объектом желания, какие встречаются крайне редко.
Билли Айви нравилась, но желания трахнуть ее он не испытывал. И вот это превращало его в уникума среди тех мужчин, которые работали и пили в таверне.
У Айви были рыжие волосы, ясные глаза цвета бренди и фигура, которую всю жизнь искал Хью Хефнер.
В свои двадцать четыре года она вроде бы и не подозревала о том, что для каждого видящего ее мужчины является фантазией во плоти. Никогда никого не пыталась соблазнить. Иногда флиртовала, но исключительно в шутку.
Ее красота и нравственность церковной хористки создавали столь эротичную комбинацию, что от одной ее улыбки мужчина превращался в податливый пластилин.
– Привет, Билли, – поздоровалась Айви, направляясь к стойке. – Я видела дохлого опоссума на Олд-Милл-роуд, примерно в четверти мили от Корнелл-лейн.
– Умер сам или его раздавили?
– Естественно, раздавили.
– И что, по-твоему, это означает?
– Пока ничего особенного, – она протянула ему сумочку, чтобы он положил ее под стойку. – Это первый труп, который я видела за неделю, так что все зависит от того, какие еще трупы будут появляться, если будут.
Айви верила, что она гаруспик. Гаруспиками в Древнем Риме назывались жрецы, которые определяли волю богов по внутренностям животных, принесенных в жертву.
Другие римляне их уважали, им даже поклонялись, но, скорее всего, на вечеринки приглашали нечасто.
Айви в крайности не бросалась. Предсказание будущего по трупам не являлось главным в ее жизни. С посетителями таверны она говорила об этом крайне редко.