— Расслабьтесь, — услышал он голос своего спутника. — Не думайте о том, куда и зачем мы идем; все ваши мысли написаны на вашем лице крупными четкими буквами.
— Что же делать?
— Попробуйте что-нибудь вспомнить. Например, число «Пи» до семнадцатого знака или сколько стоила водка в девяносто втором году. И главное — не смотрите никому в глаза. Под ноги тоже не надо.
Валерий Алексеевич, казалось, вовсе не замечал, что происходит вокруг; занятый тем, чтобы не наступать в лужи, попадавшиеся им на пути. Они вошли в непримечательный московский дворик. На углу, за невысокой кирпичной оградой, — два зеленых мусорных бака; в центре — карусель, качели и лестницы, сваренные из труб.
Внезапно Валерий Алексеевич свернул к ближайшему подъезду. Перед железной дверью ненадолго задержался: три кнопки блестели чуть больше остальных. Набрав нужную комбинацию, он и шагнул в темноту подъезда. Кашинцев — за ним.
— Мы идем к его жене? — громким шепотом спросил он, едва дверь закрылась за ними.
— Да нет же, — ответил куратор. — Мы занимаем позицию. Дом Гарина — напротив. А группа наружного наблюдения — в темно-синих «Жигулях» «девяносто девятой» модели. Вы обратили внимание: стекла изнутри запотели, а водительское — приоткрыто? Там они и сидят.
Они поднялись на лестничную площадку между вторым и третьим этажами.
— Не подходите к окну, — велел куратор. — Можете присесть на лестницу.
Он достал рацию и поставил ее на подоконник. Сначала не было слышно ничего, кроме треска. Валерий Алексеевич щелкнул какими-то рычажками, и треск немного поменял тембр. Потом — еще и еще.
— Думаю, этот канал, — произнес куратор. — Он сейчас свободен. Будем ждать.
Валерий Алексеевич, — Кашинцев не мог отделаться от ощущения, что все это — хорошо отрепетированный трюк. Все оказалось так просто, но он бы, например, ни за что не заметил, что у какой-то машины, стоящей в пятидесяти метрах от них, запотели стекла. Да он бы и не посмотрел на нее! Более того, Кашинцев был уверен, что и куратор даже не обернулся в ту сторону.
— Как вы догадались, что группа наружного наблюдения — в «девяносто девятой»?
Валерий Алексеевич пожал плечами.
— Стереотипный выбор позиции для наблюдения. Учитывая то, что объект не обладает профессиональной подготовкой… Я бы и сам туда встал. Я же семь лет проработал «в поле», не забывайте.
— А теперь?
— А теперь моя работа — возиться с безумными гениями от микробиологии и ловить вирусы, летающие по Москве…
Куратор помрачнел. Кашинцев понял, что продолжения не будет.
Валерий Алексеевич достал мобильный и несколько секунд колебался, словно раздумывал, стоит ли звонить. Решил, что не стоит, и отключил аппарат.
Когда с кофе было покончено, Гарин затушил окурок в пепельнице и поднялся с дивана.
— Ладно. Пора!
— Тебя просто так не выпустят, — сказал Козлов. — Распоряжение главврача — никого с территории больницы не выпускать!
— Вернусь тем же путем, только в обратном порядке, — ответил Гарин. — Это не проблема.
— Как знаешь. А то действительно — давай пристрою вас в отделении.
Гарин задумался. Это было чертовски соблазнительно — спрятаться, забиться в уютную норку и ждать, когда все закончится. Но его почему-то не покидало ощущение, что с минуты на минуту за ними придут, и ему едва ли удастся повторить свой коронный трюк — прыжок из окна. Все-таки, четвертый этаж — это не второй. «К тому же, — невесело усмехнулся он, — я не посмотрел, есть ли здесь бельевой люк. Не во всяких кустиках стоит по роялю».
— Нет, я пойду.
— Я с тобой, — сказала Алена.
— А вот ты как раз могла бы остаться, — возразил Гарин.
— Я не хочу оставаться одна! — заявила Алена.
— Ох! — притворно вздохнул Козлов, обращаясь в пустоту. — Молоденькие девушки на меня уже не реагируют. Мое место — на скамейке запасных.
— Ты выступаешь в другом виде программы, — успокоил его Гарин, показывая на полупустую бутылку. — И тоже добиваешься определенных успехов.
— Спасибо, друг! — Козлов поднялся с кресла и подошел к шкафу. Он открыл створки и принялся копаться, пытаясь что-то найти. — Хочу в память о нашей незабываемой встрече вручить вам скромный подарок.
Он вытащил моток капроновой бечевки и протянул Гарину.
Тот напрягся, отказываясь воспринимать это как намек.
— Сейчас ты скажешь что-нибудь про мыло? Учти, это очень несмешная шутка.
— Да какая шутка? — Алексей раскинул руки, отмеряя длину, затем еще раз. Он взял ножницы и отрезал получившийся кусок. — В городе — эпидемия, ты забыл? А радиус действия этого ЧИПа — 5 метров. Тебе-то что — сунул в карман и пошел. А барышня может заболеть.
— И что ты предлагаешь?
Козлов пожал плечами:
— Обвяжитесь веревкой. Здесь будет метра четыре, так что… Не потеряетесь.
— Спасибо, — Гарин смотал кусок бечевки и сунул в карман. — Что-нибудь еще?
— Хм… Удачи!
Гарин еще раз взглянул на Алену.
«Может, останешься?»
«Нет!»
Она покачала головой.
Такой диалог взглядов.
Гарин дважды повернул ключ в замке и открыл дверь ординаторской.
В коридоре было пусто. Откуда-то издалека доносились медленные шаркающие шаги, но того, кто производил этот шум, не было видно.
На площадке перед лифтами тоже никого не было.
Гарин обернулся и пожал Козлову руку.
— Пока…
— Пока… Ты это… — Алексей напрасно попытался выдавить из себя на прощанье очередную шутку. — В общем, сам знаешь…
— И даже если не знаю — теперь это не имеет значения, — сказал Гарин.
— В морг, — бросил Гарин охраннику, сидевшему внизу и, не дожидаясь ответа, быстро прошел мимо.
Они добежали до двухэтажного домика из красного кирпича, завернули за угол и перелезли через забор. Там они скинули халаты, и Гарин наспех засыпал их мокрой опавшей листвой.
— Здесь недалеко до Савеловского, — бросил он на ходу…
Полковник Башкирцев прошел коридор первого этажа до конца и поднялся по лестнице. На втором все было немного по-другому: стены отделаны дубовыми панелями, под ногами — красная ковровая дорожка.
Чем ближе он подходил к кабинету председателя, тем сильнее росло его беспокойство, но не потому, что Башкирцев боялся встречи с самим. Он опасался другого — что за те минуты, которые он отсутствует, в Центре появится новая информация. И полковник не сомневался, что эта информация будет неутешительной. А может быть, попросту кошмарной.
На пороге приемной он задержался, одернул пиджак и прокашлялся, прочищая горло. Ну вот, теперь он готов.
В приемной сидел секретарь. У председателя было несколько секретарей, и чаще всего за столом можно было увидеть Тамару Васильевну — строгую женщину средних лет, с безукоризненной фигурой и всегда безупречно одетую.
Но сегодня был мужчина, и это встревожило Башкирцева.
— Доложите Николаю Митрофановичу, что явился полковник Башкирцев, — сухо сказал он.
Больше ничего объяснять не требовалось: председатель наверняка знал, кто такой полковник Башкирцев и чем он занимается последние тридцать шесть часов.
— Председателя нет, — ответил секретарь.
Повисла пауза. Башкирцев понимал, что глупо спрашивать: «А где он?» Полковник Башкирцев не та фигура, чтобы председатель отчитывался перед ним о своих перемещениях, но дело не терпело отлагательств.
— Когда он будет? — спросил Башкирцев.
— Не могу знать, — ответил секретарь и добавил, — Николай Митрофанович поехал с докладом к президенту. Генерал Чернов — с ним.
— Вот как? — Башкирцев попытался представить, насколько полным будет доклад председателя.
Хотя… Николай Митрофанович Евстафьев был опытным политиком и, что не менее важно, искусным царедворцем. То, что он взял с собой Чернова, говорило о многом.
Скорее всего, Чернову, не имевшему опыта руководства масштабными операциями, отводилась роль козла отпущения. «Желаете наказать кого-нибудь? А вот он здесь, извольте! По рогам ему, да промеж ему! Три шкуры спустим с нерадивого, только глазом моргните!»
Ну, а Чернов, получив заслуженную порку, будет пытаться найти кого-нибудь, стоящего на ступеньку ниже — своего собственного козла отпущения. А для этой роли как нельзя больше подходит полковник Башкирцев. Вот только…
Свалить вину на Башкирцева ему не удастся. Полковник кивнул, улыбаясь своим мыслям, и раскрыл папку.
— Завизируйте, пожалуйста! Сейчас, — он взглянул на часы, висевшие над входом в кабинет председателя, — 17:08.
Секретарь взял у Башкирцева бумаги: копии приказов об отключении мобильных операторов и рапорт на имя председателя ФСБ, в котором полковник подвергал сомнению правильность действий Чернова.
Секретарю потребовалось менее минуты, чтобы ознакомиться с документами. В Организации не любили людей, сачущих через голову начальства; тех, кто хоть раз проявил нелояльность по отношению к руководству, обычно заносили в негласный «черный список». И появление на столе председателя документа, подобного рапорту Башкирцева, означало ЧП, прежде всего для того, кто подал рапорт.
Секретарь нахмурился; копии приказов об отключении он положил на стол, а рапорт держал в руках, словно предлагал, пока не поздно, взять его обратно.
Башкирцев закрыл папку и убрал руки за спину. Он ждал, когда секретарь поставит на бумаги число, время и личный штамп.
Секретарь еще раз посмотрел на полковника и наткнулся на его уверенный взгляд.
— Хорошо, — сказал он. Зеленые цифры на электронном табло сменились. — 17:09, — сказал секретарь и завизировал документы.
Башкирцев поблагодарил его кивком головы, четко развернулся через левое плечо и вышел из приемной.
Он в первый раз за всю службу вступил в эти закулисные игры, вышел на поля кабинетных сражений, но, обдумывая свой поступок, Башкирцев понимал, что другого выхода у него не было.
Чтобы попасть в кабинет, в котором было назначено совещание, министрам пришлось пройти целый ряд процедур.
Сначала их провели через комнату, где в воздухе явственно пахло медикаментами; затем в течение двух-трех минут облучали мощными ультрафиолетовым лампами. Но и эти меры предосторожности показались устроителям совещания недостаточными. Место во главе стола, где должен был сидеть президент, обнесли прозрачным плексигласовым экраном.
Большие часы в углу кабинета, стилизованные под «ампир», давно уже пробили четыре часа пополудни. Все, кроме президента, были на месте, а он не появлялся. На памяти собравшихся такого еще не бывало: президент никогда не опаздывал.
Председатель ФСБ Евстафьев оглядывал лица федеральных министров. Все были собранны и напряжены. Обычно в ожидании начала совещания министры негромко переговаривались, обсуждая какие-нибудь не самые важные вопросы. О главных говорили на самом совещании. Но сегодня все молчали, будто желая подчеркнуть значение одной единственной темы, ради которой они собрались.
Президент появился в 16:14, и не из парадного коридора, как обычно, а из неприметной боковой двери, о существовании которой не всякий догадывался.
Послышался шум отодвигаемых стульев: президента приветствовали стоя. Президент прошел на свое место, передвинул приготовленные для него бумаги и пригласил всех садиться. Обычно он это делал еще на ходу: с разрешающим жестом рукой и коротко кивал. Но сегодня выдержал нарочитую паузу — разговор предстоял очень серьезный.
Цепкий глаз Евстафьева подметил еще одну деталь. Министры были одеты сообразно обычному протоколу — черные или темно-синие костюмы, рубашки и галстуки. Президент же выглядел подчеркнуто скромно — строгий костюм и черная водолазка. По разумению председателя ФСБ, это не сулило ничего хорошего. Евстафьев превратился в одну чуткую вибрирующую антенну, улавливающую любое изменение в привычной атмосфере.
Президент некоторое время листал бумаги, лежавшие перед ним на столе, затем вопросительно посмотрел на Евстафьева. Это должно было означать: «Как? Разве вы еще не начали?» Председатель выдержал этот взгляд и тут же отпасовал его генералу Чернову. Чернов заерзал и втянул голову в плечи. Больше всего ему хотелось убежать отсюда.
Евстафьев не стал дожидаться, пока президент обратится к нему лично: он почему-то был уверен, что услышит не доброжелательное — «Николай Митрофанович», а сухое и отстраняющее «вы».
— Юрий Геннадьевич, — сказал Евстафьев. — Доложите, пожалуйста.
Чернов кивнул, словно клюнул невидимое зерно, рассыпанное перед ним по столу, встал я подошел к специально подготовленному экрану. Кто-то из референтов включил проектор, связанный с ноутбуком, и на экране появилась карта Москвы.
Карта была выполнена в миролюбивых зеленых тонах; с юго-востока на северо-запад тянулась цепочка красных пятен, напоминавших отвратительные нарывы. Красные пятна обозначали очаги эпидемии. Эти данные уже шесть часов назад устарели.
Чернов прокашлялся.
— Вчера, двадцатого сентября, около семи часов утра по московскому времени в столичное управление ФСБ РФ поступило сообщение о возможном проникновении на территорию города лица, инфицированного штаммом А-Эр-Си-66. Данный вирус обладает высокой степенью вирулентности и способен поражать все слои населения, все возрастные группы, в большинстве случаев вызывая смерть больного. Управлением были приняты меры по изоляции возможного носителя… которые, к сожалению, не принесли результатов. С высокой долей вероятности можно предполагать, что носителю все-таки удалось проникнуть в город и тем самым создать реальную угрозу для распространения эпидемии.
Региональными управлениями здравоохранения был предпринят целый комплекс профилактических мер. В течение суток с момента получения сигнала не было зарегистрировано ни одного случая заболевания…
— Значит ли это, что их действительно не было? — перебил президент. — Или больные просто не обращались за медицинской помощью?
— Я думаю, — Чернов подыскивал правильные, нейтральные выражения, — что ни одну из этих причин нельзя исключить.
Президент кивнул.
— Продолжайте.
— Начиная с сегодняшнего утра ситуация несколько изменилась — в худшую сторону. По сообщениям из районных поликлиник, количество вызовов врачей на дом превысило среднестатистическое в 1, 8 раза. Городская станция «скорой помощи» отмечает двукратное увеличение вызовов. Наибольшее количество обращений за медицинской помощью отмечено в регионах, выделенных на карте в красный цвет. Мы предполагаем, что их расположение повторяет путь первичного носителя инфекции. Положение осложняется тем, что путь передачи вируса — воздушно-капельный, как это бывает при гриппе. Однако эпидемиологические службы отмечают, что эпидемический барьер еще не пройден, что позволяет с некоторым оптимизмом… э-э-э… строить прогнозы относительно распространения болезни.
— Вам известно точное количество заболевших? — спросил президент.
— Э-э-э… Около восьми тысяч человек.
— Вы говорите, что в большинстве случаев человек погибает. Я правильно понял? — снова спросил президент.
— Да. К сожалению, медицина не располагает… — начал Чернов, но президент его не дослушал.
— В таком случае мне не совсем понятно, где вы видите основания для оптимизма. Какие конкретные меры приняты для того, чтобы не допустить распространения эпидемии?
— Нами задействованы все лечебные учреждения. В городских больницах и специализированных клиниках выделено достаточное количество мест для того, чтобы изолировать всех заболевших. На местах с населением проводится разъяснительная работа, нацеленная на правильное и своевременное применение профилактических мер…
— Для поддержания порядка на улицах, — подал голос Евстафьев, — в город введены воинские части. Транспортное сообщение временно блокировано.
Евстафьев хотел, чтобы у президента сложилось впечатление, будто он лично несет ответственность за поддержание порядка в городе. А за все остальное — Чернов. Теперь напротив фамилии «Евстафьев» в сознании президента будет стоять маленький плюс, а вот напротив «Чернова» — большой минус.