– А что отец?
– Отец значительно старше ее и женат на женщине, которая не обрадуется его неосмотрительному поступку. Я не вправе разглашать его имя, но поверьте, предъявлять права на ребенка не в его интересах. Больше всего на свете он хочет притвориться, будто всего этого инцидента никогда не было.
– Но он по-прежнему может оспорить усыновление, да?
Томас покачал головой.
– Нет. В соответствии с законами Аризоны ему вручили уведомление о намерении Тейлор отдать ребенка в другую семью. У него было тридцать дней на то, чтобы подать на отцовство.
– Но он этого не сделал?
– Именно так.
– И таким образом он не сможет впоследствии предъявить права на ребенка?
– Нет. По закону он отказался от родительских прав на свою дочь, а значит, вы будете взаимодействовать исключительно с Тейлор.
Коул взял меня за руку. Необычайно крепко.
– На дочь? То есть, это девочка?
Томас улыбнулся ему.
– Да.
Коул повернулся ко мне, и волнение в его взгляде чуть не разбило мне сердце.
– У нас может быть дочь!
Я накрыл его руку своей и приласкал его пальцы.
– Давай не опережать события.
Пропустив мою просьбу мимо ушей, Коул вновь повернулся к Томасу.
– И что будет теперь?
– Мы назначим время, чтобы она встретилась с вами обоими и посмотрела ваш дом.
– А после?
Томас улыбнулся – улыбкой человека, привыкшего успокаивать нетерпеливых людей.
– Всему свое время.
***
После короткого обсуждения и пары телефонных звонков было решено, что Томас приведет Тейлор в наш дом на ужин. В день, когда нам предстояло с ней встретиться, Коул в последнюю минуту отправил меня в магазин за дюжиной различных вещей, в число которых входили всевозможные соки и содовая, поскольку подать ей вино он не мог. На моей памяти он еще никогда так сильно не нервничал, однако я осознал, насколько все будет плохо, только вернувшись домой.
– Коул? – крикнул я, когда не обнаружил его, где оставил, – то есть, на кухне. Меня на секунду смутили разбросанные по стойкам продукты и оставленные без присмотра кастрюли. – Коул? – Я положил пакеты на стол и вышел на поиски. В итоге я нашел его в спальне, где он стоял, покачиваясь, у открытого гардероба. – Что ты делаешь?
Он оглянулся и уставился на меня огромными испуганными глазами.
– Я не знаю, что мне надеть.
Я рассмеялся, хотя смех застрял у меня в горле, стоило мне увидеть его обиженное лицо.
– В смысле? А чем плохо то, в чем ты сейчас?
Он оглядел себя. Он был одет как обычно – в тесные брюки и шелковый свитер бледно-зеленого цвета. Днем вокруг его шеи был шарф, но теперь он исчез. Когда я посмотрел на его ноги, меня ждал сюрприз. На нем были не только носки, но и ботинки.
– По-моему, ты и так нормально одет.
– Ты не считаешь, что мне стоит найти что-нибудь… – он повертел пальцами, – более строгое? – Он опять встал лицом к гардеробу. – Был бы у меня нормальный костюм…
Я вспомнил, как почти три года назад мы собрались пойти в театр. Я ожидал, что он наденет костюм, но он заявил: «Никогда. Даже на свои похороны». А теперь ему вдруг резко понадобилось что-нибудь строгое. Его беспокойство было заразным, и у меня в груди начало распускаться дурное предчувствие.
– Тебе не нужен костюм.
Он снова повернулся ко мне. Потом коснулся прядей, упавших ему на глаза.
– И еще волосы… Надо, наверное, было подстричься.
– Нет, не надо.
– Но Джонни… – Он откинул волосы в сторону, и то, что сначала показалось мне тенью на его правом виске, оказалось небольшим синяком.
– Что у тебя с глазом?
Он коснулся лица.
– Налетел на дверь в кладовую.
– Что-что? – Подобная неуклюжесть – совсем не свойственная ему – была доказательством того, в каком волнении он находился. – Как тебя угораздило?
– Я занимался ужином и… о боже мой! – Он приложил ладони к щекам. Выражение ужаса на его лице было настолько до комизма трагичным, что я бы расхохотался, если б не знал, что он предельно серьезен. – Господи боже, про ужин-то я и забыл! Надеюсь, он еще не испорчен!
Спустя пять минут стало ясно без слов, что ужин пропал. Плита была забрызгана соусом, а в воздухе висел запах гари. К моменту, когда раздался звонок в дверь, обычная невозмутимость Коула лежала в руинах.
– Я не могу принимать ее в такой ситуации!
– Уже поздно что-то менять.
– Встречу можно перенести!
– Ты серьезно?
Нет, он говорил не серьезно, однако был в панике – на что, как я раньше считал, Коул был не способен. Я пожалел, что с нами нет папы. Он, несомненно, смог бы разрядить обстановку.
Пока Коул стоял рядом и заламывал руки, я впустил Тейлор и Томаса в дом.
Тейлор Льюис выглядела старше своих двадцати двух лет. Хотя, возможно, такое впечатление создавалось из-за ее огромного живота и медленной, вперевалку походки. У нее были длинные волосы – слишком темные, чтобы их можно было назвать белокурыми, но слишком светлые для каштановых. Она была среднего роста, и, наверное, среднего веса, но сейчас ее живот выдавался вперед, и это казалось настолько до ужаса неудобным, что от одного взгляда на нее у меня заныла спина.
– Присаживайтесь, – сказал я. Наш холл был не очень уютным, но с учетом положения Тейлор я посчитал, что заставлять ее идти через весь дом в гостиную будет невежливо. Она тяжело опустилась на стул. Правда, сидеть ей, судя по виду, было не намного удобнее, чем стоять. – Меня зовут Джонатан.
Она пожала мне руку.
– Я Тейлор, – сказала она. – Но это вы уже знаете.
– Приятно познакомиться.
Отпустив ее руку, я на секунду завис, не зная, что сказать дальше. Я не помнил, когда в последний раз испытывал такой дискомфорт. Обычно в социальных ситуациях Коул опережал меня, болтая со скоростью пулемета и очаровывая собеседников до того, как шанс вставить слово появлялся и у меня. Что приводило к вопросу: а где он находился сейчас?
Я обернулся и обнаружил, что он как стоял, застыв посреди комнаты и глядя на Тейлор, так и стоит.
– Коул?
Он подскочил, словно я шлепнул его по спине, и с протянутой рукой вышел вперед.
– Я Коул. Добро пожаловать. Могу я что-нибудь вам предложить? – Но хотя он уже тряс ее руку, я видел, что с ним творится что-то не то. Он был чересчур напряжен, и его голос звучал совершенно ненатурально. – Есть спрайт, имбирный эль и яблочный сок. – Он повернулся ко мне. – Что еще?
– Минералка и газированный сидр.
– Я бы выпила спрайта.
Коул пошел за спрайтом, но не с шумом и суетой, как обычно, а осторожным, нарочито медленным шагом. Мы с Тейлор и Томасом остались сидеть в тишине. Я окинул наш спартанский холл взглядом. Мебель здесь, как и практически все остальное в доме, была выбрана Коулом задолго до нашей с ним встречи, но выбирал он ее, руководствуясь не комфортом. Несмотря на дороговизну, она была слишком формальной, с тощими подушками и неумолимо строгими очертаниями. Я пожалел, что не пригласил их в гостиную, но просить их переместиться туда сейчас, когда Тейлор сидела, было немыслимо.
Из кухни появился Коул. Я смотрел, как он снова идет через комнату со стаканом в руке. Было так странно видеть его дома в ботинках. Может, потому у него и изменилась походка.
– Томас, – проговорил он после того, как вручил стакан Тейлор, – я даже не подумал спросить, что хочется вам. Прошу прощения, доро… – На слове «дорогой» он осекся и выпрямился, как от шлепка. – Вам что-нибудь принести?
И в этот момент я наконец-таки понял, что именно было не так. Он вел себя вопреки своему обычному поведению. Он не покачивал бедрами и не использовал ласковые слова. Не жестикулировал и не смахивал волосы. Он разговаривал медленно, сдерживая ритм своей речи, а руки держал вытянутыми по швам. Одним словом, впервые с тех пор, как мы познакомились – и, вполне возможно, впервые за всю свою жизнь, – он пытался вести себя, как натурал.
Инстинкт подсказывал мне, что ничего хорошего из этого не получится, но теперь, когда я определил проблему, остановить катастрофу было, кажется, уже не в моей власти.
– Спасибо, мне ничего, – сказал Томас. Потом показал на его лицо. – Что случилось?
Коул, покраснев, притронулся к своему бледному синяку.
– Я слишком быстро передвигался по кухне и, представляете, налетел на дверь в кладовую. Я надеялся, он не заметен.
Томас нахмурился, потом посмотрел на меня. В его взгляде было нечто вселяющее тревогу, и я невольно заерзал на стуле.
– Нам не пора садиться за стол? – спросил я у Коула.
– Да, но… – Он опять стиснул руки. – Джонни, ужина нет. Мне страшно жаль. Соус сгорел, а паста уже далеко не al dente. Практически каша. Не знаю, о чем только я думал. – Он резко умолк и покачал головой. Потом коснулся своими тонкими пальцами губ. – Что нам делать?
– Пойти в ресторан?
Он кивнул.
– Да. Разумеется. Можно. Почему бы и нет.
Но и это было неправильно. Начать с того, что он не был поклонником ресторанов. Они казались ему слишком шумными, обезличенными, и он – особенно, если повод был важным – всегда предпочитал ужинать дома. Не было такой вещи на свете, которую он ненавидел сильней, нежели приватные разговоры посреди ресторанного хаоса.
Я повернулся к Тейлор.
– Может, что-нибудь заказать? Тайской еды или пиццу?
Тейлор покачала головой.
– С тайской едой мы сейчас не особенно дружим, а пицца сгодится.
– Какую вам хочется?
– С ананасами, артишоками и поджаренным чесноком. – Она слегка покраснела и пожала плечом. – Никогда раньше не понимала, как можно любить такие безумные сочетания, но честное слово, я ем ананасы как не в себя. На днях съела целый за раз!
В нормальной ситуации ее просьба побудила бы Коула развернуть знамена и выступить в крестовый поход. Он бы уже названивал в службу доставки, заказывая не просто пиццу, а такую, в которой ананасов было бы больше, чем теста, а меня выгнал бы в магазин за свежими ананасами, чтобы на десерт сделать фруктовый салат. Коул, к которому я привык, не стоял бы с потерянным видом на полпути между нами и кухней.
– Сейчас закажу, – сказал я.
– Нет! – внезапно вымолвил Коул, и я завис над сиденьем. – Прости, Джонни. Ты сиди. Я все сделаю сам. – И он практически выбежал вон.
Принесли пиццу. Мы сели за стол и съели ее, запивая банками с содовой, но расслабиться ни у кого так и не вышло. Напряжение парализовывало. Я вновь и вновь думал о том, как же нам не хватает успокаивающего присутствия папы. Коул просил прощения редко, но сегодня он через слово говорил «извините», а в основном просто молчал. Заговаривая, он каждый раз смотрел на меня – будто выпрашивая мое одобрение. Томас делал попытки направить разговор в непринужденное русло, но все наши ответы выходили неестественными и напряженными. И все это время Тейлор не сводила с нас глаз. Я видел, как ей с каждой секундой становится все неуютнее.
Об усыновлении или о ребенке никто даже не заикнулся. Что было нелепо, ведь именно по этой причине мы и собрались вчетвером, однако тема казалась запретной. После ужина, твердил себе я. После ужина мы сядем в гостиной, Коул возьмет себя в руки, и все утрясется.
Однако случиться этому было не суждено. Как только ужин закончился, Тейлор встала и, обращаясь к Томасу, тихо сказала:
– Я готова ехать домой.
После двух часов кошмарной неловкости эти четыре слова пробились сквозь транс, в котором пребывал Коул.
– Милая, нет. Пожалуйста, не уходи. Может, я состряпаю что-нибудь на десерт, и мы…
– Спасибо, – сказала она. – Но не стоит. Мне рано вставать на работу, так что я лучше пойду.
Он кивнул, еле заметно, но через этот крошечный жест я ощутил, как тяжело его горе. Я проводил их до выхода. Закрыл за их спинами дверь. Потом прислонился к ней лбом и попробовал подготовиться. Сосчитал мысленно до десяти и, повернувшись, потянулся к нему.
– Не надо! – сказал он и выставил руку, останавливая меня.
То был момент из нашего прошлого, флешбек из времен, когда он чаще отталкивал меня, чем подпускал. Мне стало непередаваемо больно.
– Коул…
– Нет. – Его голос сорвался, и он отступил назад. Потом коснулся пальцами губ, но я успел заметить, что у него дрожит подбородок. – Не сейчас, Джонни. Пожалуйста.
– Скажи, что тебе нужно.
– Побыть одному.
Я был не согласен. Позволить обнять себя – вот, что ему было нужно. Дать волю печали, выговориться и выплакаться у меня на плече, но я знал, что ничего подобного он никогда себе не позволит. Даже сейчас. Даже после всего, через что мы прошли, он не мог разрешить мне увидеть себя в таком состоянии. Это разбивало мне сердце, но давить на него было бессмысленно. Он разозлится – вот и все, чего я добьюсь. Откинет волосы с глаз и скажет что-нибудь обидное, резкое. Просто ради того, чтобы меня отпугнуть.
И я отпустил его.
Я стоял посреди холла и смотрел, как мой любимый мужчина уходит по коридору к нам в спальню. Как за ним закрывается дверь. И как я остаюсь скорбеть в одиночестве.
Глава 7
30 декабря
От Коула Джареду
Это слишком ужасно, чтобы рассказывать. Скажу только одно: я никогда не испытывал к себе такой сильной ненависти, какую испытываю сейчас.
***
Я налил себе выпить и занялся беспорядком, оставшимся после убитого ужина. У меня по сей день сохранилась привычка перемывать посуду после того, как Коул готовил, но с такой тяжестью на душе я делал это нечасто. Я стер в тишине брызги соуса, который мы не попробовали, и выбросил раскисшую пасту в мусорное ведро. Я не знал, сколько времени наедине с собой ему нужно, но в итоге на кухне вновь стало чисто, мой бокал опустел, и я пошел в спальню.
Он лежал с выключенным светом в постели, повернувшись к двери спиной. Однако не спал. Он был чересчур неподвижен и напряжен. Я разделся и забрался в кровать. Понаблюдал за его спиной в ожидании знака и, когда ничего не увидел, придвинулся ближе.
– Нет, – сказал он.
Я обнял его и крепко прижал к себе.
– Да. – Я поцеловал бабочку на его шее. Потом скользнул рукой вниз по его животу и накрыл его пах.
– Я не могу заниматься сексом. Только не после того, что случилось.
– Но в такие моменты тебе это нужно больше всего.
– Ты так думаешь?
Лаская его, я снова поцеловал его в шею.
– Знаю. Твои мысли сейчас ходят по кругу, пока ты пытаешься понять, что было не так.
– Естественно. Как же иначе?
– Пора это остановить.
Он раздраженно вздохнул, но отчасти его раздражение было вызвано тем, что мои действия уже оказывали эффект. Пока ему хотелось лежать и всю ночь себя ненавидеть, его тело уже начало отвечать на мои ласки, а член под моей ладонью напрягся и вырос. Даже его дыхание изменилось, а голос, хотя он все еще был напряжен, стал хриплым от страсти.
– Я ужасный человек, – сказал он.
– Почему?
– Меня так просто отвлечь.
Я усмехнулся ему в шею.
– По-моему, это всего лишь значит, что ты мужчина.
– Джонни, я не уверен, смогу ли.
Я не спорил с ним. Во всяком случае, не словами. Но мои руки остались в движении. Не лаская его. Скорее уговаривая легчайшими прикосновениями кончиков пальцев, пока он, уже полностью возбужденный, не стал задыхаться. Я приласкал его живот, подразнил соски, потом отправил пальцы играть к его гладкому паху.
Когда он немного расслабился, я мягко перевернул его на живот и лег сверху. Поцеловал – в шею и между лопаток. Потом размял напряженные мышцы плеч и спины и, непрерывно целуя его, начал спускаться вниз, где, задержавшись на красивом изгибе его поясницы, закружил по его ягодицам, шепча его коже тихие, любящие слова.
И вскоре почувствовал, как его медленно отпускает.