Ларгель Азо был одного роста с Эмер, и глаза их оказались на одном уровне.
- Я не засвидетельствовал почтение, леди Фламбар, - сказал епископ, буравя Эмер взглядом. - Весьма рад, что в Дареме появилась хозяйка.
Его сухой тон никак не вязался с учтивыми словами. Эмер, неосторожно заглянувшая в глаза епископу, ощутила, как её словно затягивает в омут, и выбраться оттуда нет никакой возможности. Светло-карие глаза загорелись, будто разглядели что-то в глубине сознания девушки, зрачки вдруг вспыхнули приглушенным красным светом, и Эмер слабо вскрикнула, пытаясь закрыться рукой. Точно так же, как лорду Саби, она не могла противиться его помощнику. Только лорд Саби использовал свою силу мягко, исподволь, а тут магическая атака разума была жестокой и разрушительной.
Епископ Ларгель перехватил её запястье и заставил развернуть руку ладонью вверх.
- Я знаю о метке, - сказал он. - Она здесь.
- И чего же хотите теперь? - спросила Эмер, отчаянно храбрясь.
Епископ резко отпустил её, и Эмер поспешила вытереть руку. Ей показалось омерзительным прикосновение чёрного человека. Но на милорда Ларгеля этот жест не произвел впечатления.
- Так чего вы хотите? - опять вопросила девушка.
- Хочу понять, в каких сношениях вы состоите с упырями, - сказал епископ приглушенно и со значением.
Эмер уже была знакома подобная манера разговора. Лорд Саби и его люди говорили так же - негромко, но повергая собеседника в панический ужас.
- Если вы знаете про метку, - сказала она, машинально пряча ладонь, - то должно быть, знаете и о том, что я служу вашему господину. Спросите его об упырях, ибо мне о них ничего не известно.
Красный свет в глазах епископа погас.
- Возможно, вы и правы, - сказал он. - А возможно - лжёте. Как бы там ни было, помните, что я слежу за каждым вашим шагом.
Он приблизил лицо так близко к лицу Эмер, что она смогла разглядеть красные прожилки на глазных яблоках. В глубине зрачков плясали красноватые сполохи - словно огненные змеи вертелись в бешеном танце.
- Я был против, когда милорд Саби выбрал вас в жёны Фламбару, - сказал он приглушенно. - Вы мне не нравитесь. И я вам не нравлюсь. Вас коробит, когда вы смотрите на меня.
- Вы удивительно проницательны, - ответила Эмер с вызовом, хотя голос её дрогнул.
- Тем лучше, - прошипел Ларгэль по-змеиному. - Употребите вашу ненависть в дело. Докажите, что я ошибся на ваш счет, и узнайте как можно скорее то, что вам следует узнать. Разденьте поскорее вашего дорогого мужа. Вы и так промешкали неделю. И помните. Я здесь - чтобы следить за вами. Одна попытка обмануть милорда, и случится вот что...
Глаза его снова разгорелись, как уголья, И Эмер вскрикнула от острой боли пронзившей руку от самого невидимого клейма до плеча.
- Это только бледное подобие того, что вас ждёт, если провалите миссию, - пообещал напоследок епископ. - Ведь ваш дружок там, за свадебным столом, рассказал много чего об ужасном Ларгеле Азо? Так вот, он вам безбожно соврал.
- Какова же правда? - спросила Эмер, губы её дрожали.
Епископ улыбнулся, и улыбка у него оказалась не самой приятной - больше похожая на гримасу, обнажившую мелкие острые зубы.
- Правда в том, миледи Фламбар, что на самом деле, Ларгель Азо в двадцать раз ужаснее.
- Значит, это правда, что страшный Ларгель Азо сначала пытает, а потом допрашивает. Я убедилась в этом только что.
- Нет, не убедились, - сказал он зловеще. - Ларгель Азо сначала убивает, а потом допрашивает. Считайте, что сегодня вам повезло. Приятной брачной ночи, леди Фламбар.
Когда он прошел мимо, Эмер вытерла пот со лба. Тилвин был прав - страшный человек этот епископ, подручный лорда Саби. Впрочем, у тайного лорда не могло быть иных подручных. Каков хозяин, таковы и слуги.
Но пережитый ужас мгновенно забылся, и Эмер вновь упрекнула себя, что размышляет, как деревенщина. Надо избавляться от дурной привычки, и не мыслить, как коровница, если она хочет стать достойной женой Годрика Фламбара. И ею остаться. И остаться в живых.
Глава 8
- Почему Айфа не приехала? - спросила Эмер у матери, когда та давала ей последнее напутствие перед брачной ночью. Само напутствие её интересовало мало, потому что она побольше леди Дерборгиль знала, чем мужчина отличается от женщины, и что происходит, когда муж и жена оказываются в постели. Знала, разумеется, только понаслышке, зато в таких подробностях, что услышь мать хотя бы сотую часть - упала бы в обморок. Но вдовствующая графиня не знала, о чём разговаривают рыцари Вудшира, когда думают, что рядом нет женских ушей, а просвещать её графиня Поэль не собиралась. Куда больше её взволновало, что старшая сестра не приехала на свадьбу. Но переслала с матерью маленький алебастровый сосуд со странным посланием.
- У милорда Демелза какие-то дела, - отмахнулась леди Дерборгиль. Выданная замуж старшая дочь мало её интересовала. - Зато Айфа прислала тебе приворотное зелье, - она сделала таинственные глаза, отчего Эмер чуть не расхохоталась. - Добавь в вино, и выпейте пополам с мужем.
- Айфа верна себе, - пробормотала Эмер, забирая подарок. - Мне это пригодится, нет сомнений.
- Что ты сказала? - переспросила мать.
- Я сказала, - раздельно произнесла Эмер, - что страшно волнуюсь и молюсь яркому пламени, чтобы угодить мужу.
- Да уж, постарайся, - леди Дерборгиль пригладила непокорные кудри дочери, благо - та сидела на табуретке, и не пришлось вставать на цыпочки - расправила складки ночной рубашки, пощипала щёки, чтобы румянец был ярче. - Всё, ты готова...
Тут она расплакалась, и Эмер пришлось утешать её.
- Это так волнительно и грустно, когда дети вырастают, - призналась вдовствующая графиня. - И так страшно для их матерей. Постарайся сделать вид, что тебе приятно. Я знаю, какая ты грубиянка, не показывай мужу нрав хотя бы в первые две недели. Будь нежной.
«Твои советы запоздали, матушка», - подумала Эмер, но вслух пообещала вести себя кротко, как лесная лань.
Невесту, распевая грустные песни, провели в спальню. Огромную кровать покрывало бархатное одеяло, а столбики, на которых держался балдахин, украшали гирлянды из мелких роз и душистых трав. Горели пять белых свечей, а в жаровне лежали кусочки сандалового дерева. Эмер встала посреди комнаты, зажав в кулаке заветный сосуд. Нет, она поступит не так, как сказала Айфа. Она сама не выпьет ни капли, ведь её жара хватит на двоих. А вот Годрику не помешает хлебнуть колдовского зелья. Для сговорчивости.
Дверь отворилась, и в спальню завели Годрика. Он на голову возвышался над мужчинами, державшими его за локти - молодому мужу полагалось сопротивляться, но сейчас держали больше для вида, чтобы соблюсти старинный обычай.
Праздничный квезот и штаны с Годрика уже сняли, и он был в простой рубашке, скрепленной пятью мягкими складками у горла, и нижних штанах - брэйлах, длиной до колен. Обсуждая прелести новобрачной, друзья новобрачного стащили с него сапоги и порвали рубашку, чтобы унести в доказательство свершившегося брака гостям, не допущенным до спальни.
Эмер невольно отёрла пот со лба, когда в полумраке комнаты Годрика оголили до пояса. Сложен он был, как древний бог. Из тех, что некогда бродили по Эстландии, соблазняя смертных дев.
- Подвязку! Сними с неё подвязку, Годрик! - завопил сэр Ламорак, хохоча, как полоумный. Впрочем, почти все гости были чрезмерно веселы от выпитого вина, и дружно затребовали исполнения ещё одного древнего обряда.
Мужчины орали громко и возбужденно, но Годрик не изменился в лице, даже глаза не загорелись. Подошёл, встал на колено, засунул руки под рубашку жены и стянул белоснежную подвязку, на которой голубым шелком было вышито: «Если достиг этой высоты, то будь ещё смелее». Подвязка перекочевала в руки друзей новобрачного, и они шумной толпой отправились в зал, размахивая подвязкой и рубашкой, как флагами. Матери пожелали детям всех благ, любви и потомства, слуги пригасили свечи, кроме одной, и новобрачных оставили одних, прикрыв двери и заперев снаружи на засов.
Спрятав заветный флакон в складках рубашки, Эмер следила за мужем с замиранием сердца. Он не был похож на трепетного возлюбленного, про которых пели в балладах, но ей таким нравился даже больше. Пусть не говорит нежных слов, пусть сжимает её в объятиях, как медведь - это слаще, чем учтивые слова Ишема. Всех Ишемов в мире, вместе взятых. Сила, напор, уверенность, граничащая с самодовольством - это всё он, её муж. А как он целует, она уже знала. Его поцелуи - самое волшебное волшебство. Скорей бы вкусить их снова и оказаться...
Волшебство разрушилось одной фразой.
- Сядь рядом, и давай поговорим, - сказал Годрик.
Эмер насупилась и не сдвинулась с места.
- Ну, что стоишь? Иди сюда, - он похлопал по кровати рядом с собой.
Она подошла и села, сложив руки на коленях, как ребенок на первой церковной службе.
- Может, сначала всё сделаем, а потом поговорим? - спросила она с тайной надеждой.
- Нет, - отрезал он. - Об этом и пойдёт речь. Королева принудила нас к браку, но мы не нравимся друг другу.
«Говори за себя», - подумала Эмер, испытывая самое жестокое разочарование, какое только привелось пережить в жизни. Она угрюмо молчала, а Годрик заливался соловьем:
- Если мы не станем настоящими мужем и женой, то по закону потом сможем потребовать развод. Разве не этого мы с тобой хотим? - он произнёс «мы» с нажимом. - Через месяц или два, возможно, через полгода, королева смягчится, мы сообщим, что из её затеи со счастливым браком ничего не получилось, и потребуем развод.
- Надо подумать... - пробормотала Эмер.
- Думай, - щедро разрешил Годрик. - А пока хочешь вина? Я налью, - он сделал движение, чтобы подняться с кровати, но девушка опередила его.
- Я сама налью, - сказала она и покраснела.
Годрик не стал ей мешать, позволив поухаживать за ним.
- Мне хочется, чтобы мы поняли друг друга, - сказал он.
Она стояла к нему спиной, разливая вино. Было слышно, как стукнул край кувшина о бокал. Рыжие пряди водопадом сбегали с макушки до самых бёдер. Годрик нехотя оторвался от созерцания водопада, решив, что слишком устал, раз заглядывается на подобную девичью приманку.
Наливая вино, Эмер выплеснула в один из бокалов снадобье Айфы, а склянку закатила между подсвечником и чашей со сладостями. Взяв бокалы, она смело повернулась к мужу и подошла, протягивая зачарованное вино:
- Давай выпьем, а потом решим, как быть дальше.
Он осушил бокал до дна, а она свой лишь пригубила, потому что её так трясло от волнения, что зуб на зуб не попадал.
- Значит, ты не хочешь исполнения брачных обязательств? - спросила она, когда он допил последний глоток.
- А ты разве хочешь?
- Но ты меня об этом не спрашивал.
Годрик погрузился в молчание. Эмер нетерпеливо притопнула и вернула бокал на стол. Свой бокал Годрик поставил на пол, возле кровати, и теперь сидел, задумчиво подперев кулаком подбородок. Тесьма на его волосах распустилась, и черные пряди свободно упали на плечи. Эмер ещё раз топнула. Вот он - такой красивый, почти голый и оскорбительно спокойный!
- А если я не хочу с тобой разводиться? - требовательно спросила она.
Годрик поднял удивлённый взгляд, и некоторое время осмысливал услышанное.
- Не хочешь? - переспросил он.
- Не хочу. Я - верноподданная Её Величества, и не осмелюсь нанести ей оскорбление, нарушив её волю. Она благословила наш брак, мы не имеем права идти против слова королевы.
Слышала бы Её Величество эти речи! Эмер припомнила, как всего седьмицу назад дерзила, протестуя против брака с Ишемом. Хорошо, что муж не был свидетелем подобной двуличности.
- Подожди, - Годрик выставил руку ладонью вперёд. - Что значит - не хочешь? Ты хочешь брака со мной? После того, как ткнула меня при королеве вилкой? А ещё ты разбила мне нос, девица Роренброк.
- И разобью ещё, если будешь вести себя, как тупоголовый мул, - огрызнулась Эмер.
Когда уже подействует это снадобье?
Годрик молчал некоторое время, обдумывая, видимо, тупоголового мула и угрозу, а потом спросил:
- Значит, ты настаиваешь на исполнении брачных обязательств?
- Настаиваю! - заявила Эмер.
- Хорошо, - он сдался так неожиданно и кротко, что Эмер растерялась.
- Ты согласен? Сейчас мы ляжем спать? - спросила она неуверенно.
- Конечно.
- Не просто спать, а... - она покраснела, пытаясь подобрать нужные слова.
- ...а как муж и жена, - подхватил Годрик.
- О! Я... - Эмер прижала руку к груди, чувствуя холодок заветной монеты. Голова закружилась от предвкушения, и коленки трусливо задрожали. - Тогда я погашу свечу...
Она метнулась к столу, но голос Годрика остановил её:
- Подожди, успеется. Сначала нам надо выполнить ритуал Фламбаров, по завещанию Армель, моей прабабки в седьмом поколении.
- Какой еще прабабки? - насторожилась девушка, чувствуя подвох.
Но лицо Годрика было невозмутимым и даже скучающим.
- Матушка должна была рассказать тебе. Наверно, забегалась и забыла. Армель из Лилля установила ритуал омовения ног ещё при короле Абельгарде, и с тех пор все женщины, вступающие в нашу семью, свято его выполняют.
- Что еще за ритуал?
- Молодая жена должна вымыть молодому супругу ноги. Вот и таз для этого, - Годрик указал на серебряный таз, стоящий на табуретке возле стола с кувшинами, наполненными водой.
- Странные обычаи в вашей семье, - проворчала Эмер, втайне довольная, что всё оказалось не таким уж сложным. Неплохое начало брачной ночи - омовение супруга. Айфа что-то там рассказывала, что мужчины любят, когда их моют. Пора проверить правдивость её слов на деле.
Она решительно подошла к умывальнику, перенесла таз к кровати и с грохотом поставила его на пол.
- Согрей воды, - подсказал Годрик. - Плескаться в холодной не очень-то приятно.
Эмер сунула кочергу в жаровню, подождала, пока железо раскалилось, и опустила кочергу в один из кувшинов, а когда вода согрелась, вылила её в таз.
- Добавь еще розового масла, - Годрик указал на туалетный столик, на котором красовались стеклянные флаконы различных форм и цветов.
- Экий неженка! - фыркнула Эмер. - Зачем тебе розовое масло? Ты девица, что ли?
- Масло смягчает воду, - ответил он, - хотя откуда тебе это знать? Вы же моетесь только в реках и только летом.
Но когда Эмер грозно повела глазами в его сторону, засмеялся:
- Я пошутил. Продолжай.
Девушка перебрала все флаконы, открывая пробки. Ей очень хотелось отыскать тот запах, который исходил от мужа в вечер их первого поцелуя - янтарь и мерзлая земля, но не было ничего похожего. В конце концов, она налила в воду какую-то терпкую и коричневую жидкость, жирную, как брюхо лосося. Запахло хвоёй, смолой и жгучими восточными пряностями.
Эмер бросила на пол подушку и опустилась на колени перед мужем, сидевшим на кровати.
- Давай ногу, - велела она нарочито грубо.
Годрик без слов поставил босую ногу в таз с водой. Запах масла и полутьма алькова действовали лучше всякого зелья, вызывающего страсть. Эмер чувствовала, что сгорает вернее, чем восковая свеча в серебряном подсвечнике. В легкой рубашке было жарко, как в меховой накидке у горящего камина. Девушка с раздражением сдула со лба надоедливую прядку, которая так и лезла в глаза, и подлила еще тёплой воды из кувшина.
«Будь нежнее», - припомнились слова матери, и Эмер провела по мужниной ноге ладонью, от лодыжки почти до подколенной впадины, словно невзначай ощупывая железные мускулы на крепкой икре.
Было страшно поднять голову и посмотреть ему в глаза, и страшно хотелось это сделать. Эмер ждала язвительных слов, но были слышны лишь шипение углей и взволнованное дыхание - её и Годрика. «Действует! Снадобье Айфы действует!» - возликовала Эмер. Сейчас он положит руки ей на плечи, поднимет с колен и притянет к себе, а потом...
Она разостлала чистую ткань и вытерла ноги мужа, когда тяжелая рука коснулась её плеча, лаская и одновременно требовательно сжимая.