— И Натали лечат от вируса Разъяренных, — добавляет Элайджа по мере приближения к Транспортеру, припаркованному на пустыре.
Голова Эша резко поднимается и его черные глаза сверкают надеждой.
Я достаю мешочек со шприцами из кармана куртки.
— Меня еще не вылечили, но Доктор Крейвен сказал, что прогноз хороший. Я просто должна принимать лекарство каждый день.
Эш притягивает меня к себе и нежно обнимает мое лицо, покрывая меня, легкими, как перышки, поцелуями по щекам, губам и векам, отчего мою кожу покалывает, где его губы касаются меня. Он улыбается, немного показывая клыки.
— Думаю, мне следует поблагодарить твоих родителям. Никогда не думал, что буду говорить такое.
— Как насчет вас, ребята? — спрашивает Дей.
— Мы выяснили, куда ушли тетя Люсинда и остальные, — говорит Эш.
— Куда? — спрашивает Элайджа.
— К Горе Альба, — говорит Эш. — Я уже потом понял, когда увидел тот гобелен в посольстве Бастетов, на котором была изображена Гора Альба до извержения, и угадайте что? Это был этот пик в форме когтя.
— Коготь! — произношу я, начиная понимать.
Он кивает.
— У неё не только нужная форма, но и расположение — рядом с Янтарными Холмами...
— Подождите, разве это не то место, где твоя мама и тетя выросли? — спрашиваю я, вспоминая как Эш рассказывая мне об этом несколько недель назад в поезде в Бесплодных землях.
— Да, — отвечает он. — Я думаю, что Гора Альба и есть то место, где они спрятали «Ора». Все сходится.
— Но Гора Альба в «Десятом», — говорит Дей.
— Это объясняет, почему я ничего не слышал о моей маме уже несколько недель, — бормочет Элайджа. — Должно быть, они схватили ее.
— Но как же мы найдем их? — спрашивает Дей. — Территория громадная.
— Если это что-то типа лагеря, как в Бесплодных землях, то у них должен быть регистрационный офис со списком всех заключенных, — говорю я.
— Он должен сообщить нам, в какие бараки они были отправлены.
— Эй, ребята, вы, же не серьезно говорите о походе в «Десятый», да? — спрашивает Дестени.
— Еще как серьезно, — говорю я. — Мы должны спасти маму Элайджи.
— И мою тетю Люсинду и Кирана, — добавляет Эш. — Я не оставлю их там.
— Но ты даже не знаешь наверняка, что они в «Десятом», — говорит Дестени.
— Мы нагрянем регистрационный офис. Если их не будет в списке, тогда мы уйдем, — говорю я. — Регистрационные офисы обычно стоят возле въездных ворот. Нам даже не придется слишком далеко заходить в лагерь.
— Вы сумасшедшие, если думаете, что я собираюсь позволить вам провернуть это, — говорит Дестени.
— Я не спрашиваю твоего разрешения, Дес, — отвечаю я твердо. — Мы собираемся туда с твоей помощью или без. Если ты не пойдешь с нами, я пойму.
Она смеется.
— Да неужели, детка! Мне уже грозят большие неприятности. А как ты думаешь, что мо мной сделают твои родители, если я вернусь к Галлию без тебя? Они меня пристрелят, вот что. — Она вздыхает и снимает свои пузатенькие черные военные часы, передавая их мне. — В них есть GPS и чип слежения. У меня будет возможность следить за вашим перемещением по монитору в Транспортере. Когда вы добудете то, что вам нужно, нажми эту кнопку. — Она указывает на небольшую красную кнопку на боковой стороне корпуса. — И я заберу вас.
Я обнимаю ее.
— Спасибо, Дестени.
Она испускает тяжелый вздох, бормоча:
— Мне все равно никогда не нравилось быть солдатом.
— Итак, как нам попасть внутрь «Десятого», есть предложения? — спрашивает Дей.
— Да, такие же, как и всегда, — говорит Эш. — Мы сядем на поезд.
Часть 2
ДЕСЯТЫЙ
Глава 13
ЭШ
МЫ ДОЖИДАЕМСЯ НАСТУПЛЕНИЯ СУМЕРЕК, что бы начать наши приготовления к отправке в «Десятый». Жук и Дей сидят на полу Транспортера, скрестив ноги по-турецки, и в тишине чистят свои пистолеты. Их движения синхронизированы, выражение их лиц жесткие и сосредоточенные — они выглядят, как солдаты готовые идти в бой. Дей заплела свои длинные, черные волосы обратно в косу практически обнажая карамельную кожу ее шеи. На ней есть тонкий шрам, от пули, задевшей ее. Как близко они оба были к смерти за эти последние несколько недель? Жук, почувствовав, что я смотрю, ухмыляется.
— Братан, я знаю, что я симпатичный, но достаточно выкатывать на меня глаза, ладно?
Я смеюсь.
— Кто-то о себе большого мнения.
На скамейке рядом с ними, Элайджа спокойно разговаривает с Ацелотом. Ацелот ободряюще положил руку на плечо Элайджи, но он явно изо всех сил старается сдержать слезы. Элайджа кивает изредка, его взгляд сосредоточился на золотых браслетах вокруг его запястьев.
Ацелот смотрит на браслеты.
— Зачем тебе это? Папы больше нет, а ты больше не слуга.
Элайджа пожимает плечами.
— Вообще-то, слуга. Я служу Консулу. То есть тебе...
— Ты знаешь, я всегда считал, что у нас слишком много слуг. — Ацелот снимет одни из браслетов и одевает на собственное запястье. Он усмехается и братья обнимаются. Я отворачиваюсь и направляюсь в кабину пилота.
Натали сидит ко мне спиной и смотрит в монитор на панели управления. Дестени сидит в кресле пилота рядом с ней.
— Это я? — спрашивает Натали, играя с GPS-часами на ее запястье.
— Конечно, подруга, — отвечает Дестени. — Помни, просто нажми на красную кнопку сбоку часов, когда вы захотите, чтобы я прилетела и забрала вас.
Я обвиваю руки вокруг талии Натали, и она издает легкий вздох восторга.
— Ты не возражаешь, если я украду свою невесту на какое-то время?
Я увожу Натали в корпус самолета. Она прислоняется к металлическому корпусу и цепляется пальцами за петли моего ремня, привлекая меня к себе. В эту секунду я забываю всё, что хотел сказать. Я всегда чувствую себя одурманенным рядом с ней. Она всматривается в меня. В уголках ее глаз все еще присутствует слабый оттенок желтого — признак вируса Разъяренных. Поверить не могу, что я был так слеп и ничего не замечал, когда она заболела... У меня сбивается дыхание и замирает сердце от мысли, что у нее вирус. Ее лечат, но она все еще больна.
— Все в порядке? — спрашивает она.
— Да, — шепчу я. — Тебе нельзя со мной в «Десятый», блондиночка. Это опасно. Очень велика вероятность того, что нас убьют.
Натали улыбается, в её глазах появляется дерзкий блеск.
— С каких пор это останавливало меня?
— Это правда, — говорю я. — Это одна из многих причин, почему я люблю тебя.
Ее пальцы играют с петлями моего ремня.
— Да? А какие другие?
Я прижимаю ее ближе к себе.
— Ммм, дай-ка подумать. Ты добрая и храбрая, и умная, и ты ненавидишь, когда тебе указывают, что делать. — Она слегка краснеет. — Но больше всего я люблю тебя за эти малюсенькие веснушки прямо здесь, — говорю я, указывая на веснушки у неё на шее.
Она хихикает, когда я опускаю голову и слегка целую ее шею. Ее пульс трепещет под моими губами, и яд наполняет мои клыки. Она вздыхает, когда я мягко кусаю ее кожу, осторожно, чтобы не повредить поверхность. Дей внезапно кашляет позади нас, и мы отстраняемся. Щеки Натали раскраснелись, я уверен, что и мои тоже. Я обернулся, чтобы посмотреть на остальных. Жук и Дей стоят рядом, небольшие точечные светильники в потолке танцуют польку белым светом на их коже. Они засовывают недавно почищенное оружие в кобуру на бедрах. Позади них, Элайджа завязывает свой шнурок, а Ацелот сморкается в платок с монограммой. Дестени по-прежнему в кабине пилота, ее рука лежит на оружии, поскольку она всматривается в ветровое стекло для предотвращения любых признаков неприятности.
— Если вы хотите вернуться, то сейчас самое время это сделать, — говорю я.
Жук хихикает.
— Кто-то должен прикрывать твою спину, приятель.
— И кто-то должен наблюдать за ним, — говорит Дей. Он криво ей ухмыляется.
Элайджа встает.
— Я не останусь здесь, когда мама в «Десятом». Я ей нужен.
Я смотрю на Ацелота.
— Я всегда любил приключения, — говорит он.
— Спасибо, ребята. — Это рискованное предприятие, но я благодарен за их поддержку.
Мы собираем наше оружие и застегиваем наши куртки с капюшонами. Натали сует свои сердечные препараты и черный мешочек со шприцами в один из ее карманов. Я наблюдаю за ней с восхищением. Несмотря на болезнь, она все еще хочет бороться. Когда мы готовы, Дестени открывает люк, и мы сходим с Транспортера. Ночной воздух прохладен и звезды мерцают над головой. Натали берет меня за руку и нервно смотрит на меня. Я целую ее в щеку.
— Пойдем, — говорю я.
* * *
На станции до жути тихо, когда мы крадучись идем по терминалу, который освещается только бледным светом луны, пробивающимся сквозь арочные окна. Я пробираюсь вниз по железной лестнице, которая выходит к платформе шесть.
На платформе темно, кроме нескольких участков янтарного света, отбрасываемого масляными фонарями, висящими на проводах над головой. Тени предлагают нам много места, для того чтобы быть незамеченными. Поезд стоит на рельсах дальше у платформы, товарные вагоны набиты арестантами вместо домашнего скота. Их руки торчат между деревянных реек. Они просят воды. У противоположного конца поезда группа Стражей-гвардейцев грузят десятки белых мешков в один из вагонов. На мешках написано: «ПРАЧЕЧНАЯ СЕРЫЙ ВОЛК». Мы быстро ныряем под лестницу, прежде чем гвардейцы смогут увидеть нас.
— Нам нужно попасть в этот вагон с прачечной, — шепчу я.
— Как мы собираемся добраться туда незамеченными? — спрашивает Натали.
Будет трудно проникнуть на поезд сейчас, не будучи замеченными, поскольку поезд находится слишком далеко от нас, и нет людей на платформе, чтобы смешаться с ними.
— Нам придется запрыгнуть на него, когда он будет проезжать мимо нас, — говорю я.
Дей с тревогой смотрит на Жука, но он лишь сжимает ее руку.
Мы остаемся в тени, ждать нужного момента. Когда гвардейцы загрузили все мешки из прачечной в поезд, они потащились вверх по лестнице на другой конец платформы. Только начальник станции остался позади. Он дает свисток, и поезд готовится к отправлению. Пар клубится из трубы дымохода, и я жду, что начальник станции уйдет, но вместо этого он вынимает пачку сигарет и прикуривает. Поезд дергается вперед и все заключенные начинают кричать.
— Он не уходит, — говорит Натали себе под нос.
Я смотрю на охранника. Ну, уходи! — убеждаю его я.
Он делает глубокую затяжку сигареты, струйки белого дыма по спирали поднимаются в воздух. Поезд начинает катиться в нашу сторону, набирая скорость.
— Что нам делать? — спрашивает Натали.
Просто бежим! — кричу я мысленно.
Вагоны просвистывают мимо нас, шевеля мои волосы. Крики заключенных сливаются в одно размытое пятно шума, поезд едет все быстрее и быстрее. Прачечный вагон почти рядом с нами.
Наконец, начальник станции направляется в свой офис.
— Сейчас, — говорю я.
Я пересекаю платформу, прыгаю на движущийся поезд, ухватившись руками за деревянные перекладины. Мое тело ударяется об вагон, и я ворчу от боли, поднимаясь на крышу вагона. Холодный воздух ударяется в меня, но мне удается удержать равновесие. Натали бежит к поезду, и я наклоняюсь, чтобы схватить ее руку и подтянуть ее наверх. Она падает в мои объятия. Вагон ужасно качается, и мы скользим по крыше, но я успеваю схватиться за ручку аварийного люка, прежде чем мы свалимся с поезда. Я ставлю нас в вертикальное положение, в то время как Ацелот и Элайджа изящно прыгают на крышу. Они, кажется, не имеют никаких проблем с поддержанием равновесия, их хвосты, должно быть, помогают им, и они быстро помогают Дей с Жуком забраться на крышу.
Я открываю аварийный люк, и мы прыгаем внутрь вагона, наше падение смягчают холмики ткани. Элайджа прыгает последним в вагон, и захлопывает за собой люк. Я роюсь в мешках прачечной, вытаскивая одежду. Большинство это — красно-бело-полосатые робы, которые, должно быть, для новых заключенных. Я вскрываю еще один мешок и испускаю торжествующий вопль. Мешок заполнен униформой Стражей-гвардейцев. Я достаю пять комплектов униформы для других.
— Наденьте это, — говорю я.
Девочки идут в другой конец вагона и укрываются за стеной прачечных мешков, когда переодеваются. Ребята раздеваются без смущения, Жук пытается надеть штаны во время покачивания поезда, комично прыгая на одной ноге. Я переодеваюсь как можно быстрее, игнорируя, как Ацелот смотрит на ожоги верхней части моего тела. Девочки возвращаются минуту спустя, одетые в свои черные мундиры. Маскировка не надежна, но все равно будет ночь, когда мы прибудем в лагерь, поэтому люди не должны рассмотреть наши лица. Мы разваливаемся среди мешков белья, я обнимаю Натали, в то время как Дей прижимается к Жуку.
Элайджа с опаской смотрит наверх, на люк.
— Здесь же нет никаких Разъяренных, не так ли?
В последний раз, когда мы были вместе в поезде, путешествуя через Бесплодные земли, три Разъяренных — Дарклинги, превратившиеся в диких из-за смертельного Вируса Разъяренных С18, проникли в вагон через аварийный люк на крыше, и напали на всех.
— Только я, — говорит Натали, слегка улыбаясь.
Элайджа морщится.
— Прости.
— Кажется, однако, что я слышал ворону, — дразню я его, вспоминая, что у него патологический страх перед птицами, вспоминая, как он испугался, когда был в том же поезде, и что-то промелькнуло мимо окна, а он подумал, что это кондор.
— Что? Где? — спрашивает Элайджа, его глаза полны паники.
Я ухмыляюсь.
Он хмурится.
— Не смешно.
Ацелот хихикает.
— Немного смешно, брат.
Смех быстро стихает, наши нервы на пределе. Единственный звук — холодный ветер, врывающийся через решетки вентиляции на стенках вагона. Натали прижимается ближе ко мне, слегка дрожа. Я еще крепче обнимаю ее.
Я не знаю, как долго мы в поезде — такое ощущение, что несколько часов, но, наверное, не более сорока минут — прежде чем раздается визг тормозов, и поезд замедляется. Я встаю и всматриваюсь через щели в стене. Все, что я вижу — это длинная бетонная стена, похожая на стену в Блэк Сити, но эта, кажется, тянется вечность. На стене написано большими, черными буквами: «ЕГО МОГУЩЕСТВО ВИДИТ ВСЕХ ГРЕШНИКОВ». Целый хор криков звучит из других вагонов, когда поезд со скрежетом останавливается.
Мы на месте.
Снаружи поезда какофония шума: лай собак, стук шагов, хаотичные выкрики Стражей-гвардейцев друг другу. Прожекторы с ближайших вышек освещают поезд, но кругом черным-черно. Если мы сможем сойти с поезда и не быть пойманными, мы должны быть в состоянии уйти незамеченными.
Гвардейцы рывком открывают двери поезда, и заключенные буквально вываливаются из него, вагоны настолько переполнены. Сотни Дарклингов, людей и Бастетов валяются на грязном полу. Другие же, в то время, спотыкаются об них, не желая получить пулю, задерживаясь в вагоне слишком долго. Все выглядят растерянными и испуганными, они так и льнут друг к другу.
Молодая женщина с золотисто-каштановыми волосами тяжело падает на землю. Она одета в желтое, национальное платье, а в руках у нее маленький мальчик с кудрявыми, черными волосами. Ему не более двух лет. Они немного напоминают мне Жизель и Лукаса, двух Даков, которых мы встретили во Фракии. Стоит только вспомнить о Жизель, девушке, которую я случайно застрелил при попытке убить Люпина по имени Джаред, как меня накрывает волной чувство вины. Судя по внешнему виду, женщина и ее сын тоже Даки. Я не удивлен, что и они здесь: Даки тоже входят в список Скверны Пуриана Роуза, наряду с Дарклингами, Бастетами и любыми другими людьми, которых считают предателями расы.
— Вставай! — кричит женщина, Страж-гвардеец с черными волосами, тыкая пистолетом в молодую женщину Дака, обнимающую мальчика.
Женщина слишком напугана, чтобы двигаться, и слезы текут по ее бледным щекам.