— У вас всегда так весело? — поинтересовалась Ирда, подбирая с земли новую палочку.
Лекарка в ответ неопределённо плечами пожала.
***
Желание гнаться за шаверками ни у кого не возникло. Если «наложники» и беспокоились за свою хозяйку, то тщательно это скрывали. Очень тщательно — из пещеры ни один не вылез. Видимо, они свято блюли право госпожи на самостоятельность.
Ирда деловито сгребла костерок, разбросанный вспышкой. Затоптала лишние угли, взбодрила пламя, невесть зачем опять подвесив котелок, хотя желающих пить чай по-прежнему не наблюдалось. Ведунья подозрительно принюхалась: от костра шёл слабый, но едкий, вызывающий желание чихнуть, запах.
— Селитра, — покосившись на лекарку, пояснила ифоветка. — Бабка её в стружку подсунула. Надо же, я и не заметила, когда она умудрилась. Вот ведь, карга старая.
— А ты её знаешь?
— Ну, теперь то знаю, — усмехнулась рыжая. — А так только слышала. Да о ней любой в степи живущий слышал. Ведьма она.
— Ведунья?
— А в чём разница? — пожала плечами девушка. — Ну, колдует себе потихоньку, будущее, бывает, предсказывает. Травки всякие даёт. Но уж вредная больно. К ней просто так не суются. Она ведь и помочь может. И напакостить так, что потом три года разгребать придётся.
— Зачем?
— Так скучно ей, наверное, — предположила Ирда, явно причинами странного старухиного поведения не озадачиваясь. — Она же из рода ушла. Вот как Агной-ара мужа взяла, так и ушла. Чего у них там случилось, понятия не имею. Я тогда ещё не родилась. Одни говорят, что Элной этого парня, который мужем твоей бабки стал, любила. А он, видишь, старшую сестру предпочёл. Другие…
— Так они всё-таки сёстры? — «догадалась» Арха.
Это гениальное озарение на неё ещё ночью снизошло, но как-то не довелось уточнить. Уж больно нежные отношения между предполагаемыми родственницами были.
— Ну да, близняшки, — а вот это для лекарки откровением стало. Ведунья бы ни за что не подумала, что полоумная старуха, выглядящая, как прабабка всем живущим скопом, ровесница Агной. — Говорят, это она из-за колдовства своего такая скрюченная и страшная. Но тоже утверждать не возьмусь. Но про то, будто они терпеть друг друга не могут, слышала. Правда, не думала, что до подобного… — ифоветка хмыкнула, поправив в костре веточку. — Мы так в детстве развлекались, селитру в костры подкидывая.
— С Шаем? — невинно поинтересовалась лекарка.
— Ты, правда, думаешь, что я со своим господином дружбу водила? — ухмыльнулась Ирда. Нехорошо так ухмыльнулась, нерадостно совсем. — Пойду, ещё дров принесу.
Где она дрова добывать собирается, Арха уточнять не стала. И на этот крохотный костерок сучьев едва набралось. Буйной растительностью местные скалы не баловали: какие-то кусты ползучие, да редкие рахитичные сосны. Ясно же, что не в дровах дело.
Возвращения боевых бабушек почти до вечера ждали. Солнце уже спускаться начало, когда Шай принял-таки решение отправляться на поиски. Шаверы, едва не пинками блондином из пещеры выкинутые, согласились, что да, мол, надо бы посмотреть, где там хозяйка шляется, и не случилось ли с ней плохого.
Но немедленно бросаться в погоню «наложники» не спешили. Сначала долго спорили — насколько Арха поняла, речь шла о том, кому оставаться с лошадьми. Кажется, остаться хотели все, а потому выбор судьбе отдали, сыграв во что-то, сильно напоминающее «камень-ножницы-бумага». И едва не передрались, громко каркая и подмяукивая, толкая друг друга в грудь. В конце концов, разобрались, начали собираться, по два раза перешнуровывая каждую завязку. И даже выступили почти. Но тут солнце село окончательно.
Когда же совсем стемнело, пропажа сама нашлась — вернулись степнячки. Безумная ведьма впереди вышагивала, опираясь на свою клюку, как придворный на трость, гордая и довольная, даже горбатая спина распрямилась. А вот Агной довольной не выглядела. Скорее уж потрёпанная и злая, как целый рой ос. Госпожа с ходу так на своих «наложников» цыкнула, что те от греха подальше в пещере скрылись и там затаились мышами. Внучку с ифторкой дама просто проигнорировала. А вот подошедшего Шая…
В общем-то, Арха и не разглядела, что произошло: свистнуло, мелькнуло, бахнуло так, что камень под ногами вздрогнул, кто-то то ли коротко крикнул, то ли кашлянул. И оказалось, что красавец лежит, распластавшись. А шаверка на нём верхом сидит, у самого горла парня, едва кончиком в вене ярёмной не ковыряя, нож держит. Да ещё и блондинистый хвост так на руку себе намотала, что несчастному Шаю пришлось шею едва не дугой выгнуть.
— Ак'хэрр раугх шасс, ноумерх, — то ли прорычала, то ли промурчала Агной.
— Нэ! — натужно хрипнул в ответ блондин — Нэ, рек'шен ирханкэш!
— Ну, это он зря, — довольно хихикнула ведьма. — Сука она, конечно, порядочная, но не такая уж и старая.
— Да что случилось-то?! — не выдержала лекарка. — Арычар, отпусти его! Ты сейчас шею сломаешь.
— Мало будет, — странно грассируя, почти пропела шаверка. — Он степь пожог, мой табун спалил!
— Да не поджигал я траву! — рявкнул Шай зло. Хорошо так рявкнул, с чувством, хотя в его положении, пожалуй, и повежливее стоило быть. — Сколько раз говорить? Я у тебя постоянно на глазах был!
— Ну не ты, та девка твоя, — степнячка не глядя мотнула головой в сторону Ирды, наблюдающей за происходящим с поразительным для вассала спокойствием. — И за это тебя смерть ждёт, белоголовый. Думал, радостью разум затуманишь, мысли нарчар займёшь, так и не замечу, как принадлежащее мне отберёшь?! Просчиталась ты, пожиратель плоти! Я…
— Ну вот скажи, разве я ошибаюсь когда? — потребовала Элной ответа почему-то у Архи. — Всегда ж правду реку, ни разочка и на мизинец не промахнулась! Говорила, что она дура? Говорила! И что? Дура же! Ну, показала я ей, откуда пожар начался. Ну, должон был там ейный табун пастись. Ну, нету его теперь. И чего?
— Некому, кроме него, такое сотворить! — гавкнула Агной. — Ни один Свободный траву жечь не станет!
— Ну да, — восхищённо всплеснула руками ведьма. — А кроме нас по степи и не ходит никто. Вот как оно есть: шаверы, да один разъединственный красавец! Да ну тебя, без ума рождённая и помрёшь пустоголовой.
— Так скажи, если знаешь, что от меня скрыто! — потребовала степнячка.
— За просто так, что ли? — фыркнула старуха. — Или что? Жизнью вот этого милашки угрожать мне станешь? — Элной выпучила глаза, сложила морщинистые губы трубочкой, будто воздушный поцелуй ифовету посылая. Картинка вышла жутенькая. — Нет, не пойдёт так. Вот если ты за мной ещё погоняешься, тогда, может, и скажу чего интересного. Или в прятки сыграем?
— Арычар, отпусти Шая, пожалуйста, — настойчиво попросила Арха, на пару шагов от ведьмы отодвигаясь — не демонстративно, а вроде как к Ирде подходя. Правда, рыжая тоже косилась на бабку странно и, кажется, сама не против была подальше убраться. — Честное слово, ничего он не делал.
— Это мы ещё посмотрим, — буркнула Агной, с демона слезая.
Просто так буркнула, для порядка. Видно, что на блондина она со зла налетела, и сама в его вину не слишком веря. Лекарке её почему-то жалко стало едва не до слёз.
Глава седьмая
Глава седьмая
Настоящий мужик сказал и сделал! А не сделал, так ещё раз сказал…
(Из записок отставного генерала)
Войлочные ковры, служащие в шатре стенами, на ощупь были колкие и шероховатые. Если рукой сверху вниз провезти, то неровно — под пальцами узелки, шишечки какие-то чувствовалась. А если снизу вверх, то колко. Жёсткие ворсинки, смахивающие на тонюсенькие щепочки, цеплялись за кожу, царапались. А с виду ковёр казался мягким, пушистым. Солнечный свет, тонкой дорожкой пробирающийся из-под наполовину откинутого полога входа, путался в шерстинках, подсвечивая каждую. Оттого казалось, будто кошма сияет приглушённо.
Арха погладила узор — ярко-красный на светло-сером. Непонятно, как его сделали: не нарисовали, не выткали, не выплели, словно бы войлок таким вот и создали, с чуть выпуклым рисунком.
— И что это значит, ведьмой быть? — сказала, наконец, лекарка, хотя спрашивать вовсе не хотелось.
То самое ощущение полудрёмы-полуяви, заторможенности мира, которое, казалось, осталось в степи вместе с пожаром, на самом деле никуда не делось, всё время с ней оставалось. Просто, видимо, она так привыкла, что не замечала. А вот стоило проснуться утром, да не утром даже, а днём — солнце уже за полдень перевалило — и чувство вернулось.
Арычар ещё затемно отбыла в другое стойбище, рассудив, что неплохо бы соседей порасспрашивать насчёт поджога. Расспросы, видимо, предполагались активные, так как по словам Ирды, выехали шаверы, вооружившись до зубов.
Ну а ведунью, понятно, никто и не подумал разбудить. Собственно, её даже предупредить никому в голову не пришло. И то правда: что зазря волновать нежную, трепетную, а, главное, ни на что негодную лань? Без того умаялась девочка, переволновалась. Опять же, хаш-эд может и голову снять, если трепетная пятку уколет.
Только вот рыжая ифоветка навестить решилась. Помаялась на пороге, да поспешила слинять по каким-то своим делам. И вот старуха Элной притопала с жутко таинственным видом, заявив, что она готова рассказать «нарчар», что значит ведьмой быть.
Суд по её тону бабка искренне считала: Арха только этой минуты всю жизнь и ждала, готовилась к Великому Событию.
Честно говоря, лекарке даже не особо и интересно было.
— Я знаю, что ты себя ведуньей считала, дитя Жизни! — торжественно начала Элной, разгладив корявой ладонью юбку на разложенных коленях. Вот так странно она села — пятки к себе подтянула, а колени в стороны разложила, словно бабочка крылья. — Но ведовство — это лишь первый шаг. Должно теперь…
— К чему? — Арха глянула на старуху через плечо и быстро отвернулась. — К чему первый шаг-то?
— К силе, — не слишком уверенно ответила бабка. Видимо, лекарка умудрилась её с мысли сбить. — Пойми, дитя неразумное, ведьмы сильны, но ты втрое, вдесятеро сильнее. В тебе искра самой Жизни тлеет! И эту искру можно раздуть, как…
— Зачем ведьмам искра Жизни? — вяло удивилась лекарка. — Вы же всё от живых берёте, вон как арифеды. Только они кровь пьют, а вы силу.
— Кто ж тебе сказал такое? — нехорошо прищурилась старуха.
— Бабушка, наверное, — пожала плечами Арха. — Да и видеть приходилось. Кстати, ещё вопрос: вы же можете выглядеть моложе Агной-ара. Всего-то и надо донора найти.
— Что за слова такие умные? — фыркнула ведьма.
Пояснять ведунья не стала: во-первых, смысла не видела и не хотелось. А, во-вторых, почему-то уверена была, что Элной её поняла прекрасно.
— Ну, хорошо, — изрядно помолчав, протянула, наконец, старуха. — Раз ты у нас такая умная, то по-умному и говорить станем. Ты ж не умеешь ничего. Травки там, притирки с исцелениями — всё это для дитёнков. Ведьмы же многое могут, очень многое…
— Больше первородных лордов? — опять перебила лекарка, машинально гладя войлочный узор.
— В чём-то даже сильнее мы, — уклончивость бабки сказала гораздо больше, чем её ответ. Не сильнее, но могут многое. Хотя какую особую силу Арха у демонов-то видела? Хождение через Тьму? Создание, да и то цепочки. Даже императрица больше ведьмовством пользовалась, чем Тьмой изначальной. — Дело не в том. Пусть твоя Богиня от тебя и отвернулась…
— Ну а это вы откуда знаете?
— Да дашь ли ты мне слово сказать?! — разозлилась Элной, пристукнула клюкой сердито. Правда, удар по ковру, на земле расстеленному пришёлся, а потому вышел неубедительным. — Подружка мне нашептала.
— Я даже догадываюсь, что это за подружка, — усмехнулась лекарка. — Любит она в последнее время… пошептаться. Интересно, демонам тоже она посоветовала в степь ехать, меня искать?
— Каким таким демонам? — не поняла ведьма.
— Моим демонам, — спокойно отозвалась лекарка. — Тем самым, которые откликнулись, стоило позвать. Кто-то из них мне сказал, только вот не помню, кто именно, что с утра нас разыскивали. И даже провизию захватить не забыли. Значит, всерьёз за дело взялись, не с места сорвались.
— Это ту при чём?
— Да, наверное, и не причём, — кивнула Арха. — Кто такой Свершитель?
— А это тебе зачем?
— Мы же по-умному начали говорить, как взрослые, — хмыкнула ведунья. — Давайте уж и продолжим в том же духе.
— Ну, есть такое пророчество не пророчество, но предсказание… — скроив каменную физиономию, но старательно в сторону косясь, начала Элной.
Правда и тут её непочтительная Арха дослушивать не стала.
— Значит, ещё и пророчество, — кивнула согласно. — То есть, чтобы это пророчество свершилось, я должна стать ведьмой. Да не простой, а… золотой, — лекарка улыбнулась. — Вообще-то, смысл в этом есть. Жизнь же изначалье. И та самая искра во всех горит, чтобы там не говорили про Тьму и Свет. Только вам до неё не дотянуться. Силу сосать — это можете, а вот чтоб до Матерью данного добраться ведунья нужна, её существо. Например, я.
— Ты же и представить не можешь, что перед тобой откроется! — ведьма для убедительности, видимо, наклонилась, опершись руками о колени.
— И что я могу? — сонно поинтересовалась Арха.
Вспомнилась ей история, Шаем рассказанная. Совсем не вовремя вспомнилась, но вот так уж получилось. Анекдот про некую придворную даму, возжелавшую стать личной фрейлиной императрицы. И устроившую ради достижения своей цели такую интригу, об которую бедный Ирраш вместе с Даном месяц зубы ломали. В хитросплетения дамовых замыслов были вовлечены не только высокопоставленные лица, но и слуга, золу из дворцовых каминов выгребавший, а так же прачка и любимая собачка одной из придворных дам. Интрига, кстати, закончилась полным провалом. Муж авантюристки отправил не в меру деятельную жену в родовое поместье, от позора подальше.
— Да всё можешь! — с энтузиазмом закивала старуха. — Вот с женишком у тебя нелады. Так стоит только пошептать, ножкой топнуть и он ползком приползёт, верным псом служить станет.
— Ну да, почему бы и нет? — задумчиво пробормотала ведунья. — Матери послужил, теперь пусть мне послужит. Верным псом.
Арха ещё постояла, таращась на узоры и вышла из шатра, рванув полог, выход закрывающий с такой силой, что едва не сдёрнула его с перекладины.
***
Степь хлестнула по глазам слишком ярким солнцем, дохнула горячим ветром, до сих пор пахнущим горьким чадом. Помнится, арычар сказала, что новая трава вырастет только после больших дождей. А когда они придут, одной Тьме и известно — может через неделю или через месяц. Или через год. До этого же благословенного момента в океане трав останется широкий — на несколько дней пути — длинный чёрный шрам.
Когда в стойбище со скального языка возвращались, проехали краем гари: грязно-серой, до низкого нахмуренного горизонта земли. Куда ни глянь — везде эта серость и ничего больше, лишь мга[1] колышется паутинным занавесом. Земля ровная, как стол, будто огонь все неровности выправил, и твёрдая — лёгкий пепел ветер сдувает. Остаются только припаянные к сплавившейся почве комочки. А граница пожарища и степи прямая, как по линейке проведённая, трава стеной стоит ровнёхонько.
Страшно. Вроде и угрозы никакой нет, а всё равно ужас до озноба пробирает. Особенно если думать, как сама могла остаться в черноте таким же припаянным комочком. Или твоя лошадь могла. Или бабка, Шай, странная рыжая девчонка, почудившаяся язвительной и едкой, но на поверку оказавшаяся угрюмой, неразговорчивой…
Арха глянула на собственную ладонь, судорожно вцепившуюся в слегу шатра, как на чужую. Один за другим заставила разжаться сведённые до посветлевшей кожи пальцы.
Где-то истошно, на одной ноте визжали. Визг не утихал, но и громче не становился. Орущий прерывался всего на секунду, видать, воздух в грудь набирал. И снова истошный длинный верезг. Тишина в стойбище мёртвая стояла, только этот визг дикий. В нём тоже что-то от ночного кошмара было.