– Выгул оленей в парке запрещён!
Талгат замахал рукой вокруг своей головы, пытаясь схватить «рог».
– А я не гуляю, я к тебе, – безмятежно заявил он. – Пошли, я замёрз.
И, избавившись от ветки, неровно поплёлся по дорожке вверх парка.
Тепловую энергию негодования никто не изучал, а зря. Юрец мог бы обогреть полрайона пока дошёл до подъезда, собачась с раскачивающимся, словно чучело на шесте, Сатдаровым. А того Юрцовый пыл не тревожил совсем. На грозное заявление, что он – гость незваный, Талгат парировал:
– Я – татарин, мне можно.
Юрец полез в телефон, ища на дисплее жёлтую запятушку с шашечками.
– Я тебе сейчас такси вызову, – угрюмо пообещал он.
– У меня денег нет.
– Я тебе дам.
– Не-ет, – пьяно захныкал вдруг Талгат. – У меня оте-ец дома. Ну куда я пойду пьяный?
– К наркологу, – рявкнул Юрец, борясь с подвисающим самсунгом. – Вот дерьмо китайское!
– Корейское, – ровным голосом поправил его Талгат.
Юрец запихнул отморозившийся телефон в карман, поднял глаза. Предупредил строго:
– У меня через два часа мать придёт.
– Я только протрезвею – и домой! – раскосые глаза засветились пьяной преданностью.
В квартире Талгат почему-то понизил голос и вообще старался ходить по прямой. Видимо, домашняя выучка. Сразу нырнув в комнату Юрца, он начал обходить её по периметру, рассматривая плакаты на стенках и вымпелы с соревнований. В какой-то момент он начал еле заметно хмуриться, странно оглядываться. Юрец медленно опустился в кресло, не отрывая глаз от лазутчика. Кто знает, чего пьяному в голову придёт – вон как вдруг всполошился на пустом месте, как кот под валерьянкой. Помехи у него в голове, что ли?
– Так ты у Фролова был? – вдруг спросил Талгат будто с наездом. – А сказал, что не пойдёшь.
– А ты сказал, что пойдёшь.
Юрец спохватился, что получилось как-то запальчиво, с обидой. Словно он там Талгата ждал, все глаза проглядел. Захотелось перемотать время секунд на десять хотя бы. А то и на пару часов. Эх, надо было тоже ужраться! Лежал бы сейчас возле фроловского холодильника, горя бы не знал.
Талгат уселся на стул рядом с письменным столом, вздохнул. Потом поднял на Юрца глаза-вишенки и грустно спросил:
– Ты ничего не вспомнил?
Юрец стушевался, он не успевал за Талгатом. За его пьяной мыслью и таким же настроением. Вдруг только сейчас дошло, что он не сможет сбежать из собственной квартиры. Что не отвертеться от разговора о той ночи, как с медвежьим изяществом он это проделывал в последние дни. Юрец потёр лоб, отряхнул обивку на подлокотнике, откашлялся. И вспомнил, как мать его учила уходить от неприятных вопросов фразой «а почему вы спрашиваете?». Он откинулся в кресле, сложил руки, переплёл пальцы.
– Давай так, – воодушевлённо начал он изворачиваться. – Я постараюсь тебе помочь, если ты мне без всякой лажи объяснишь, почему ты так настойчиво ищешь этого человека.
Юрец резко заткнулся, осознав. Бля! «Этого человека». Вот не дал боженька мозгов!
Талгат задумчиво возвёл глаза, и его внимание перехватили фосфорные звёзды на потолке. Юрец же поспешил оправдаться:
– Просто, сам понимаешь – может, там что-то криминальное. Или разборка какая-нибудь. Я не хочу в таком участвовать.
Талгат аж протрезвел. Он округлил глаза, зависнув на несколько секунд, и вдруг хлопнул ладонью по колену.
– Так вот чего ты морозишься! – выдохнул с облегчением. – А я уже не знал, что и думать.
Юрец, конечно, облегчения Талгата не разделял, но кивком поддержал гостя в его радости. Главное – пусть хоть что-то говорит, на звёзды пялится. Может, удастся его заболтать.
А Талгат вдруг задумался, взял со стола пластиковую фигурку миньона, задёргал ногой нервно. Прям против воли интриговал.
– Это… физиология, – буркнул Талгат миньону.
Миньон удивлённо пялился на Талгата одним глазом. Юрец двумя. Уточнил:
– Так у всех физиология. Почему именно её ищешь?
А сам подумал: точно мазохист. На кулаки Юркины запал, душевнобольной, хочет добавки.
Талгат взялся раскручивать миньона, как волчок на столе, раздражая грохотом. Он всё ещё пьяно покачивался, миньон то и дело укатывался из неловких пальцев.
– С другими не так, – нараспев сказал он.
Юрец подался вперёд, поморщился, пытаясь разобрать это мычание за шумом.
– Чо там не так, не понял?
Миньон таки скатился на пол. В наступившей тишине Талгат промямлил:
– Я с девушками перегораю быстро. Ну, когда до дела доходит, мне уже, типа, не хочется, что ли.
Юрец весомо хмыкнул. Помним мы эти «не хочется». Аж пришлось нокаутировать. Но Талгат понял это по-своему:
– Да-да, я знаю, что бабы вокруг меня хороводятся, и казалось бы…
Мамай девичьих сердец, бля. Юрец закатил глаза, но Мамай скепсиса не отразил. Продолжил:
– В общем, меня не прёт с ними. В плане секса как бы…
Это в каком это смысле? Юрец резко перестал ухмыляться. Пугающая мысль, казалось, прошла холодным по затылку вниз. «Не прёт» – это значит «не стоит»? А на Юрца, значит, встало? Юрец облизал пересохшие губы, уселся поглубже в кресло. Кхекнул, проскрипел:
– Ну, по-разному… это… бывает, в общем.
Кхекнул ещё раз. Сейчас он даже не мог вспомнить, зачем спрашивал. Вот просто бы, блядь, молчал!
Талгат потёр свою пьяную рожу ладонями, помотал головой. Вроде как спорить собрался.
– А вот с ней не по-разному! – закапывал он себя глубже. – С ней прям…
И он сделал зверское лицо, сжал кулаки, будто его током бьёт прям из Юркиного кресла.
«Да, я помню», – обреченно подумал Юрец.
Они замолчали, как солдаты после отгрохотавшего боя, думая каждый о своём пиздеце. Юрец попытался изобразить сложное лицо, будто нырял вглубь своей памяти. Но вдруг Талгат распахнул глаза, уставившись на него.
– Ты… – ошарашенно протянул он, и в голове Юрца кто-то ёбнул в литавры.
Он инстинктивно напряг ноги, словно готовясь вскочить и унестись прочь. Трезвеющий на глазах Талгат зашарил взглядом вокруг себя, явно что-то обдумывая. Раскрашивая картину в зловещие цвета, мобильник Юрца затянул главную тему фильма «Пила». Он скосил глаза на мигающий телефон на подлокотнике, почему-то боясь пошевелиться. Талгат сузил глаза на своей басурманской морде, став похожим на модно постриженного манула.
– Это же ты тот бегун, который с Зайцевой встречался! Космонавт!
Фамилия бывшей пассии, бросившей когда-то Юрца ради Талгата, прозвучала вылетевшей пробкой из бутылки выдохшегося шампанского. Ещё не пришедший в себя от отменившегося расстрела, Юрец машинально пояснил, как тысячи раз до этого.
– Я – Гарин. Не Гагарин.
Талгат раздражённо мотнул головой – видимо, пытаясь держать мысль. Явно с трудом.
– Это же тебя она тогда бросила, Юрий Гарин! – вскрикнул он так, будто Юрец был в этом виноват.
Начиная расслабляться, Юрец закинул ногу на ногу. Нет, ну какая всё-таки свинота этот Талгат. Вот, пускай в дом всяких кочевников после этого!
– Ты, вроде, протрезвел уже, – кивнул он, пытаясь выглядеть спокойным. – Шуруй к папке.
Но Талгат, как это и бывает с пьяными людьми, вцепился в свою новоосознанную драму, игнорируя всё остальное. Судя по лицу, он, подтормаживая и подвисая, целеустремленно старался выстроить какуюто теорию вселенской подставы. Он чувствовал, что Юрец как-то связан со всей этой историей в тёмной комнате и что-то скрывает. Хорошо, что правда ему даже в голову не могла прийти.
– Ты мстишь мне, да? За Зайцеву?
Талгат вытянулся под люстрой Юрца, задевая макушкой свисающий с неё маленький макет самолёта ТУ-154. Оба покачивались.
– Ты знаешь, кто там был со мной в комнате! Знаешь, но молчишь!
Юрец мрачно глядел на него снизу вверх, раздумывая, существует ли сглаз на самом деле. Как вся эта хрень могла закрутиться ни с того ни с сего? Ещё на той неделе они знать друг друга не знали, а за эти два дня Талгат успел с ним и поцеловаться, и в гости прийти с разборками. Вот бы с бабами у Юрца так стихийно складывалось! А пьяный прокурор продолжал свои прения:
– И правильно она тебя бросила! Вон как тебя от зависти бомбит, что ты ведёшь себя как сука последняя!
Юрец отстранённо рассматривал правдоруба, пропуская половину обвинений мимо ушей. Страх разоблачения ушёл, оставляя недоумение и обиду. Разве он виноват хоть в чём-то из происходящего? Разве он должен сейчас выслушивать весь этот бред от бестолкового ловеласа, запутавшегося в собственных бабах? То есть путаться с чужими девками – это по-пацански, а как Талгату не приносят в зубах новую зазнобу – так все суки последние. Отняли игрушку у принца.
Юрец посмотрел в исполненную капризным возмущением кошачью морду и угрожающе оскалился.
– А с чего ты взял, что от тебя тогда вышла девушка? – сделал он ударение на последнем слове.
Талгат запнулся на полуслове. Юрцу померещилась постепенно зеленеющая полоса загрузки над его головой. Делая скидку на заторможенную реакцию, Юрец азартно ждал осознания.
У Талгата вытянулось лицо, странным образом спародировав картину «Крик». Он ощутимо сбледнул с лица и как-то уменьшился в размерах. Юрцу даже захотелось подставить ему кресло под жопу, чтоб не грохнулся – до того у него стал предобморочный вид. Пару секунд в полной тишине они смотрели друг на друга с нарастающей паникой. Юрец понял, что спорол херню, но было уже поздно. Он запоздало попытался состряпать на лице выражение «повёлся!», но мышцы лица застыли, и он стал похож на жертву ботокса.
И на будущее: пьяные долго думают, но быстро действуют.
Юрец даже не успел отследить, как ему прилетело в ухо. Вроде только что Талгат стоял посередь комнаты, и вдруг он уже навис сверху, а в ухе звенит. Юрца подбросило от адреналина, он приподнялся и поддел покачивающегося Талгата плечом в грудь, откидывая в другой конец комнаты. Наконец ситуация упростилась до понятной схемы «бей врага». Конец вранью и неудобным разговорам, страху разоблачения и лживому дружелюбию. Если кто и должен тут получить в своё кошачье рыло – так это Талгат. Он заварил эту кашу!
Все эти воинственные мысли проносились у Юрца в голове, пока они воодушевлённо сцеплялись и разлетались в центре комнаты, словно на ринге. Талгат был ему не соперник – сразу стало очевидно, кто тут спортсмен. Но уступая Юрцу в скорости и силе, он брал пьяным бесстрашием и нечувствительностью к боли. Парни сосредоточенно лупили друг друга, будто только этого и ждали все предыдущие дни. Юрцу было даже не важно, кто победит – ведь драка наконец поставит жирную точку на всей этой ситуации. Два оленя поправили друг другу рога и разошлись. Прекрасное завершение идиотской истории!
Пропустив пару ударов в скулу по касательной, Юрец оступился, налетел бедром на неудачно выкатившееся кресло и завалился на стол, сшибая со столешницы весь хлам. Уловив краем глаза несущегося на него гостя, он инстинктивно крутанулся, подставляя под удар спину, прикрывая уязвимые части тела. Талгат налетел сзади всей тушей, обхватив предплечьем шею Юрца, будто пытаясь придушить. Юрец упёрся руками в столешницу, стараясь выпрямиться, его голова откинулась озверевшему врагу на грудь. Он услышал, как выдыхающийся Талгат пытается прошипеть ему в ухо что-то ненавистническое, зажимая горло всё сильнее. Слыша шум в ушах, Юрец, словно в дежавю, постарался достать того локтем под дых и в ту же секунду почувствовал, как его резко отпустили. Юрец обернулся, силясь сохранить равновесие, готовясь к следующему нападению, и удивлённо замер.
Талгат стоял в шаге от него, так и не опустив до конца рук. Лицо его было таким ошарашенным и испуганным, что Юрец на секунду подумал, что каким-то образом его убил, и тот вот-вот скончается прямо у него в квартире. Талгат же зашевелил губами, шепча что-то, заводил пустым взглядом по комнате. Руки его подёргивались, будто он вяло отмахивался от невидимых насекомых. Юрец нахмурился, пытаясь собрать мысли в кучу. Секунды длились словно часы.
Талгат посмотрел куда-то в пол, а затем начал медленно подниматься взглядом по Юрцу, разглядывая, словно впервые. Он зачем-то оглядел его джинсы, затем ходящую ходуном грудь, плечи, руки. И когда их глаза встретились, Юрец понял – Талгат его узнал.
========== Глава IV ==========
Выглядывая из-за шторы, Юрец всматривался в тёмный силуэт внизу, неровно бредущий в сторону парка. Когда фигура скрылась из виду, Юрец повернулся и осмотрел разгромленную ими только что комнату.
Они не сказали друг другу ни слова. У обоих на руках были поганые карты. Талгат, должно быть, вспомнил, как Юрец отбивался тогда. А Юрец – как молчал и поцеловал в ответ. Каждый боялся заговорить, подтвердить факт случившегося любым словом. Пожалуй, это был однозначный момент, когда понимаешь: молчание – золото.
Немую сцену прервала мать, ввалившаяся в квартиру с залихватским криком «щас описаюсь». Талгат кинулся в коридор и, скомканно здороваясь-прощаясь, вылетел за дверь. Мать восхищённо проводила его глазами и тут же самоуверенно заявила:
– Кореец!
Юрец молча мотнул головой, будто так и онемел на всю жизнь. Он смотрел на покачивающийся календарь на захлопнувшейся за Талгатом двери и пытался сообразить, как он теперь будет дальше жить со всем этим дерьмом.
– Казах! – не сдавалась мать.
Юрец снова покачал головой и мрачно отрезал:
– Татарин.
– Я знала! – восторжествовала мать из туалета. – Хорошенький, просто кукла!
Устраняя последствия драки, бестолково хватаясь то за одно, то за другое, Юрец говорил себе, что надо составить план. Хотя планирование, как он теперь понимал, было не самой его сильной стороной. На деле он расплачивается за секундное решение промолчать! В тот момент, когда нужно было просто обозначить Талгату свой пол, когда тот решил завалить его на хозяйские перины. И всего бы этого не было.
Юрец уселся в кресло посередь бардака. Что заставило его тогда промолчать? Какой-то крошечной части его стало интересно? Захотелось попробовать?
От злого стыда Юрец раскрутился на кресле, желая, чтобы весь мир вокруг слился в пёструю размазню.
«Так трусами нас делает раздумье», – говорил Шекспир, и это был рил ток. Пробежав на ночь глядя пару километров по влажному тротуару, Юрец понял, что ему остоедренело трястись из-за этих жмурок пидарасов на какой-то тухлой вечеринке. В конце концов, Талгат умотал в таком священном трепете, что вряд ли вообще когда-либо об этом обмолвится. Даже сам себе. А если посмеет, так Юрец ему и орду может припомнить, за ним не заржавеет. У него даже майка про «лучшего русского» была как раз в тему – с танком и надписью «Бест рашен».
В таком бест-рашном настроении Юрец ходил в универ, не давая себе послаблений. Талгат благоразумно ему на глаза не попадался, и Юрец посчитал это своей победой. Страничку Сатдарова в вконтакте он проверял чисто ради контроля – чтобы тот чего не выкинул. Ну и пару раз в их аудиторию заглядывал, чтобы держать врага в поле зрения. Но врага не было видно ни на следующий день, ни после. Юрец то и дело представлял, как они столкнутся в коридоре или в сортире, как Талгат начнёт нервничать, прятать глаза, крутить в пальцах свою чёлку, а Юрец будет сверлить того наглым взглядом, будто говоря «ты – мой». Тут Юрец поспешно поправлялся, мол, не в том смысле, что он Талгата хочет, а в смысле, что имел он его… опять не то. В общем, любые фантазии с Талгатом почему-то заканчивались какой-то похабщиной.
Через четыре дня Юрец начал раздраженно скучать. Талгат будто сквозь землю провалился! Он вообще тогда от Юрца до дома-то дошёл или повесился на ближайшей ёлке? Понимая, что мысли то и дело утекают к где-то шляющемуся Талгату, Юрец всё-таки спросил про него у Ани. А та и рада посплетничать.
– А я ж тебе не сказала! Говорят, он хочет универ бросать. В армию собрался. Это мне Барашков сказал, он к нему домой ходил вчера узнать, куда запропастился и чего мобилу не берёт. Прикинь? Сатдаров и в армии!