— Вот видите. Поскольку это, насколько я знаю историю, опять-таки опирается на вашиисторические традиции, — он уставился куда-то мимо Мазура, заговорил тише, задумчивее. — Если вспомнить доктора Лумумбу… знаете, я был с ним хорошо знаком, еще во времена бельгийцев. Бедняга Патрис был идеалистом и романтиком, трагедия его в том, что он считал, будто возможно сразу, одним рывком, перепрыгнуть в европейскую демократию: независимый парламент из ярких личностей, куча политических партий и все такое прочее… Чем же все кончилось? Его убийством и долгой гражданской войной… Так вот, Мукузели с этой точки зрения стал крайне опасен. Еще и потому, что с недавних пор его, нет никаких сомнений, кто-то опекает. Мы так и не знаем пока, кто, но наш таинственный Некто располагает нешуточными средствами, умеет вести искусную политическую пропаганду и всерьез нацелился усадить Мукузели на мое место. Боюсь, что мы имеем дело не с конкретным человеком, а с государством, одним из тех, что хотело бы сюда влезть, потеснив французов. Вот, извольте полюбоваться. Наши люди в Европе сделали подборку…
Он протянул Мазуру папку. Мазур извлек оттуда кучу газетных вырезок. Языков этих он не знал, но нетрудно было догадаться по фотографиям, о чем идет речь: Отец Нации во всем блеске наград и погон, доктор Мукузели, этакий интеллигентный скромняга в галстучке и профессорских очках, оскалившиеся солдаты, делающие выпады автоматами с примкнутыми штыками, броневик на фоне пылающих хижин, трупы на проселочной дороге. Ага, по-немецки, можно с грехом пополам разобрать заголовки… «Нойе Лумумба»…
— Его сравнивают с Лумумбой? — спросил Мазур.
— Именно что. Вы видели фотографии Патриса?
— Давным-давно, — сказал Мазур. — Я тогда только-только пошел в школу…
— Ему умышленно придали сходство с Патрисом. Видите, волосы курчавятся? Это чисто парикмахерские ухищрения — прежде волосы у него были прямые, как у подавляющего большинства фулу и коси, у нас очень мало курчавых… Очки того же фасона… Кстати, большинство фотографий — чистейшей воды жульничество. Это не наши солдаты, это заирские парашютисты на учениях, очень легко определить по эмблемам. Броневик тоже опознается легко, это английский «Даймлер Скаут», у нас в стране нет на вооружении ни единого экземпляра. Но европейцам и янки на такие тонкости наплевать. Главное, они получают штампы, к которым привыкли: отважный борец за демократию против зверообразного тирана… — Папа усмехнулся. — Ну какой из меня зверообразный тиран? Я всего лишь соблюдаю давние национальные традиции…
Пожалуй, Мазур с ним согласился бы. Папа, конечно, не подарок, все у него ходят по струнке и точно знают, как свистеть, как летать, а также — какая участь ждет нарушителя регламентов. Но все же, по сравнению с иными африканскими коллегами по профессии, Отец Нации — ангел в тюбетейке. Нельзя сказать, что застенки забиты арестованными, никто не сжигает деревни с вертолетов, расстрелянные не валяются по дорогам так, как это запечатлено на снимке, даже блондинки попадают к нему в постель без малейшего принуждения. Ну, конечно, гоняет оппозицию мотыгой с дерева на дерево, но где в Африке ее не гоняют? А Бокасса и вовсе людоед. Амин расстреливал демонстрации школьников…
— Так вот, — продолжал Папа, — Мукузели превратился в нешуточную проблему, требующую безотлагательного и самого жесткого решения. Пока он — точнее, те, кто за ним стоит — не разожгли настоящийпожар. И потому я хотел бы с вами проконсультироваться, как с профессионалом. Как бы вы решили эту проблему на моем месте? Со здоровым цинизмом и максимальной жестокостью?
У Мазура имелся кое-какой африканский опыт. Поэтому он и не раздумывал долго.
— Ну, если со здоровым цинизмом… — сказал он с усмешкой. — У вас шесть «Атандаров-4М», а здесь достаточно и одного… «Атандар» устарел для Европы, но в Африке до сих пор хорошо служит. Хороший самолет. Пять точек подвески для разнообразного вооружения, включая ядерное оружие… Мукузели обосновался километрах в пятидесяти от границы, для «Атандара» это считаные минуты. На той стороне нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего систему ПВО. И еще у нас есть точная привязкако времени. Мукузели дает передачи не в записи, в прямом эфире, точно известно, когда он будет в доме… ну, а в том, что Мтанга давно выяснил, как этот дом выглядит, я не сомневаюсь. Истребитель без опознавательных знаков наносит удар и исчезает… Ваши «Атандары» — не палубные перехватчики, а именно что ударно-штурмовые модификации… Я не чересчур циничен?
— Ничуть, — сказал Папа с неподражаемой улыбкой. — Наш северный сосед съест и не такое… Что же, все правильно. Именно такой вариант действий мне предлагали наши военные. Мтанга рассматривал более простые варианты: пуля в спину, бомба, рогатая гадюка в спальне… Правда, в его вариантах есть недочеты: исполнитель может предать или напортачить… Но все это — не то. Не то! — он поднял палец. — Любой из этих вариантов, начиная от удара с истребителя и кончая гадюкой, послужит на пользу не нам, а противнику. Новоиспеченный мученик, жертва тирана тоже может стать превосходным знаменем. Тут уж можно подобрать и вовсе незначительную пешку, в качестве знаменосца и идейного продолжателя сойдет кто угодно, хотя бы тот прохвост из министерства дорог, который хапнул из кассы своего ведомства приличную сумму во французских франках. — Папа поморщился: — Просто-напросто выгреб из сейфа наличные, положил их в сумку и сбежал за границу. Как убого и пошло… Даже из него можно в два счета слепить знаменосца, поскольку в нашем распоряжении нет фотографий или кинопленок, запечатлевших бы, как он выгребает из сейфа казенные денежки…
На его лице появилось неподдельное презрение и превосходство: ну конечно. Папу, наловчившегося перекачивать денежки из закромов Родины в европейские банки гораздо более изящно и даже виртуозно, подобная незатейливая пошлость способна была лишь рассердить…
— Одним словом, не следует собственными руками создавать мученика, — продолжал Отец Нации. — Гораздо предпочтительнее доставить его сюда живым. И предать беспристрастному суду. Вполне возможно, выяснится, что карманы у него были набиты даже не долларами, а золотыми южноафриканскими рандами, полученными от тамошних расистов за предательство интересов нации…
«Уж это наверняка, — подумал Мазур. — У Мтанги этот эмигрантский пророк быстренько сознается, что продал страну даже не юаровцам, а марсианам, и даже портреты их нарисует в два счета…»
— Вы хотите отправить туда группу? — спросил Мазур.
— Ну разумеется, — безмятежно сказал Папа. — Вы правильно заметили: есть точная привязка к месту и времени. В тех местах нет военных гарнизонов, нет пограничных сил… впрочем, как и с нашей стороны, граница — чисто условное понятие. Там уже лет двадцать тишина и покой. Они не нападут, потому что гораздо слабее, а мы не нападем, потому что у них в приграничных районах нет ничего интересного, ни полезных ископаемых, ни даже деревьев с ценной древесиной. Скудные земли, чахлые сельскохозяйственные области…
Мазур сказал деловито:
— Но если его кто-то опекает, к нему могли и приставить охрану…
— Безусловно, — кивнул Папа. — Но вряд ли особенно уж многочисленную, большой отряд, появись он в том захолустном городишке, непременно привлек бы к себе внимание, но нам ни о чем подобном тамошняя агентура пока что не сообщала. Достаточно десятка опытных людей на паре легких вертолетов. Молниеносно туда нагрянуть, справиться с охраной, если она есть, выдернуть паршивца и уйти в джунгли. Джунгли там почти вплотную подступают к городку — но заросли не такие уж буйные, есть места для посадки, всего-то в миле от городка… Ничего нереального, верно? Очень простая операция.
— Пожалуй, — сказал Мазур. И осторожно добавил: — Вы хотите сказать, что мы…
— Нет-нет, — Папа энергично поднял ладонь. — Мы вполне можем справиться своими силами. Есть один толковый лейтенант из парашютного батальона… Я полагаю, если он возьмет четверых солдат, этого будет достаточно. Столько же своих прихватит и Леон. Десять человек. Этого хватит… — он помолчал, потом как-то странно глянул на Мазура: — Но и вы мне там будете необходимы… Вы один.
— Зачем? — спросил Мазур.
Папа снова поморщился, как от кислого:
— Видите ли, полковник… Натали рвется командовать группой… ну, разумеется, чисто номинально, и тем не менее… Сложилось так, что я не в силах ее переупрямить. Опять-таки некоторые наши народные традиции, предоставляющие женщинам изрядную свободу. А она — не просто женщина, она — молодой политик, мой ближайший сподвижник. И аргументы, которые она выдвигает, в принципе, довольно весомые: если окажется, что она лично руководила операцией по захвату врага нации, это прибавит ей авторитета в стране. Пока что она ничем серьезным себя не проявила… Руководство женским союзом — этого мало… А вот руководство подобной операцией в глазах народа сделает ее настоящей амикоте… в старину так называли воительниц, командовавших женскими военными отрядами. Вынужден признать, с точки зрения пропаганды, это достаточно сильный ход, она неплохо придумала. Она очень умная девочка, из нее, пожалуй, и в самом деле получится недурной политик.
Мазур с сомнением повертел головой.
— Я понимаю, — сказал Отец Нации. — Некоторый риск существует. Но, в конце концов, она не столь уж изнеженная барышня. Не раз охотилась в джунглях, неплохо стреляет, прошла месячную подготовку у парашютистов… Женский отряд, который она формирует, — это всерьез.
— А нельзя ли устроить все гораздо проще? — спросил Мазур. — Опять-таки руководствуясь здоровым цинизмом…
Папа понятливо подхватил:
— Не пускать ее туда, а просто объявить, что она командовала? Я об этом сразу подумал. Увы, такой вариант не проходит. Во-первых, десять человек будут знать, как все происходило на самом деле. И нет гарантии, что они смогут навсегда удержать язык за зубами. А сделать так, чтобы после возвращения сразу со всеми десятью произошел какой-нибудь несчастный случай… Нерационально. Все-таки чертовски ценный человеческий материал. Во-вторых… Она сама ни за что на такое не согласна. Категорически намерена участвовать, — он хитро улыбнулся. — Полагаю, вы уже успели узнать ее характер…
Мазур постарался сохранять полнейшую бесстрастность — очень похоже, Папа уже кое-что знал об их отношениях, шила в мешке не утаишь. Вроде бы не выглядит рассерженным, но, поди, догадайся, что у него на уме. Этак, тьфу-тьфу-тьфу, и сам заполучишь в спальню рогатую гадюку… Или обойдется? В силу тех же вековых народных традиций? Натали о них кое-что рассказывала: здесь испокон веков смотрели сквозь пальцы на то, что незамужняя девушка вовсю хороводится с хахалями и даже порой от кого-то из них рожает. Это замужнюю, обнаружься измена, имеет право прикончить не только муж, но и близкий родственник. Будем надеяться, что она не врала, что Папа и в самом деле, как уверяют со всех сторон, большой приверженец старинных традиций…
— Да, — сказал Мазур с чувством, — если уж она вобьет что-то себе в голову…
— К тому же, как я уже говорил, очень умное решение с политической точки зрения… — сказал Папа. — И все-таки я беспокоюсь, самую чуточку — это как-никак не охота в джунглях, это серьезнее… Потому-то и понадобились вы. Ваша задача — ни во что происходящее не вмешиваться, там будет достаточно народу, чтобы справились и без вас. Вы будете охранять Натали, не отступая ни на шаг. Ваша единственная задача — охранять Натали. И постараться, чтобы она не лезла в первые ряды. Вряд ли это так уж сложно для человека с вашим опытом и подготовкой…
— В принципе, ничего особенно сложного, — сказал Мазур. — Но мне придется поставить в известность начальство…
— Просто поставить в известность или попросить разрешения? — прищурился Папа.
— Честное слово, не знаю, — сказал Мазур. — С одной стороны, у меня есть распоряжение выполнять все ваши приказы по части охраны и безопасности. С другой… Речь идет о рейде на территорию соседней страны. Что они решат, я, право, и не знаю… Сколько у меня времени?
— Сутки, — решительно сказал Папа. — И не более. Иначе придется, в соответствии с его расписанием вещания, ждать еще три дня. А время, мне подсказывает чутье, работает против нас… Вам придется куда-то съездить? На корабль? В посольство?
— В посольство, — сказал Мазур.
Не стоило посвящать Папу в свои секреты и уточнять, что подобную санкцию может дать и Лаврик. Вполне по его полномочиям — в конце концов, предстоит не шлепать президента соседней страны и не переворот там устраивать — всего-навсего слетать за полсотни километров от границы, прихватитьэтого радиохулигана и привезти сюда. Лаврика светить не стоит, ему еще здесь работать и работать, пусть и дальше пребывают в неведении, кто на деле руководит группой…
— Я понимаю, вы военный человек… — кивнул Папа. — Хорошо, идите. Пока будете ждать ответа, посмотрите снимки, — он подал Мазуру тоненькую папку. — Карты, снимки. Изучите место, где предстоит действовать. Если вам дадут санкцию, сэкономите время…
Раскрыв папку, Мазур глянул на лежавшую сверху фотографию — и моментально определил, что это аэрофотосъемка, и очень качественная. У Папы нет ни единого самолета, способного делать с приличной высоты снимки столь высокого качества — а вот у французов как раз есть, они здесь иногда садятся на дозаправку. Значит, и французские спецслужбы в игре. Мукузели и в самом деле смотрится серьезной угрозой, с которой решили развязаться, не теряя времени… Кто же сюда лезет? Американцы? Англичане? Ладно, в конце концов, не его забота — разгадывать подобные ребусы…
В гостиной у Лаврика он обнаружил прямо-таки идиллическую картину: на столике стояла бутылка вина и два бокала, сам Лаврик в вольной позе расположился на диванчике с гитарой и, перебирая страну, задушевно напевал:
Он уверял, что первое время пели именно так. Была у него привычка раскапывать давным-давно забытые песни — и не всегда идеологически выдержанные с точки зрения сегодняшней генеральной линии.
Амазонка Жюльетт, она же, среди своих, Жулька, безмятежно возлежала на этом же диванчике, положив голову на колени Лаврику, на сей раз она щеголяла не в форме, а в коротком алом платьице. «Панкратова на них нет», — подумал Мазур лениво.
Лаврик убрал пальцы с жалобно блямкнувших струн и уставился на Мазура со вполне предсказуемым удивлением.
— Ну, чего вылупился? — спросил Мазур по-русски. — Почетного легиона не видел?
— Аб-балдеть… — покрутил головой Лаврик. — Кажется, чего-то удостоен, награжден и назван молодцом… За вчерашний подвиг?
— А то, — сказал Мазур. — Отписываться тебе придется…
— Да знаю.
Жюльетт, лениво перекатив голову, протянула:
— Ребята, это невежливо: разговаривать при девушке на языке, которого она не понимает… Или тут военные тайны?
— Они самые, — сказал Мазур. — Вы же сами на службе, мадемуазель Жюльетт, должны понимать…
— Ну, тогда ладно, — сказала она так же лениво. — Выпьете потом с нами, Сирил? Правда, Констан — настоящий шансонье? Он мне только что объяснил, что поет сейчас старинную любовную балладу.
— Констан у нас — кладезь талантов… — проворчал Мазур. — Можно вас на минуту, шансонье?
Плотно прикрыв за собой дверь кабинета, Мазур помолчал, выразительно глядя на Лаврика. Тот сказал преспокойно:
— Валяй. «Жучков» я сегодня поискал. Опять нашелся один. Лягушатники шкодят, конечно — кто бы у Папы в охранке русский язык знал… Чисто.
— Нужно отправить срочный запрос, — сказал Мазур. — Папа собрался послать группу через границу, чтобы приперли оттуда сувенир в виде Мукузели. Предлагает соучаствовать. Потому что туда идет Натали и мне ее охранять…
— Так… — сказал Лаврик. — Интересные дела… Не надо никакого запроса. Благословляю. Если честью просят, надо сделать людям приятное, они тебе вон какую блямбу повесили…