— Уверен? — спросил Мазур. — Хватит твоей компетенции?
Лаврик прищурился:
— Абсолютно уверен. Потому что, скажу тебе по секрету, Папа делает работу за нас. Когда они собираются?
— Где-то через сутки, я так понял.
— Вот и прекрасно. Нас планировали бросить на это дело где-то через неделю. Потому что этого виртуоза эфира и в самом деле пора призвать к порядку… и допросить хорошенько. Так что можешь отправляться… Это у тебя, как я понимаю, цидулька на орден? Вот и запакуй ее вместе с орденом, а также свои железки и все, кроме бритвенных принадлежностей и шмоток. Потом отвезем в посольство.
— А на фига?
— Товарищ Панкратов в приказотворчество ударился, — сказал Лаврик с усмешкой. — Велено оставить при себе только бритвенные принадлежности и одежду, а все прочее сдать на хранение в посольство. Журавель домино пакует, матерясь — там же на коробке написано по-русски, где произведено. Пара книжек у ребят была, транзистор отечественный, еще всякие мелочи. Все велено — на хранение в посольство. Конспирации для. Это приказ номер один. А есть еще и номер два — находясь вне жилых помещений, по-русски меж собой не общаться, да и в помещениях воздерживаться по мере возможности. Что смотришь? Я вполне серьезно.
— Он что, с пальмы упал, головушкой стукнулся?
— Да нет, — сказал Лаврик философски. — Он функционирует. В рамках политического руководства… Нужно же ему хоть парочку приказов отдать и отчитаться об отдаче таковых? Иначе несолидно получится: никаких недостатков не вскрыл, никаких указаний не отдал…
Свое мнение о товарище Панкратове Мазур выразил кратко и энергично.
— Удивительно точное определение, — сказал Лаврик. — Но что ты тут поделаешь, если его руководящие указания следует выполнять, в том случае, конечно, когда они не касаются чисто наших дел… Он, зараза, на мою гитару покушался, но я с честными глазами отрапортовал, что она здесь куплена, благо на ней никаких ярлыков нет. Ничего, вот явится он сюда на прием… Я уже с Жулькой поговорил, чтобы подыскала кандидатку… Такую, от которой не вывернется. Будет компра, точно тебе говорю…
…Иные вещи в Африке проделывают прямо-таки с детской непосредственностью.
Как и следовало ожидать, Мазур не заметил, когда именно два легких «Алуэтта» пересекли границу на бреющем полете, — разве что пилот обернулся к ним и черкнул указательным пальцем в воздухе горизонтальную черту. Если не предупредить, ни за что не догадаешься. Как простирались внизу дикие джунгли, сплошной ковер зеленых крон, так и простираются себе преспокойненько уже на суверенной территории северного соседа. А вскоре (вертолеты к тому времени поднялись повыше, чтобы лучше ориентироваться) показалась впереди самая подходящая для посадки проплешина в «зеленом море тайги», овальная поляна, кое-где виднелись полусгнившие стволы рухнувших деревьев. Там они благополучно и высадись, не заморачиваясь визами в паспортах. Спугнули стайку мелких обезьян, с верещанием унесшихся в чащобу, — но эти настучать в полицию безусловно не могли, так что их не следовало принимать в расчет.
И примерно через три четверти часа Мазур, укрывшись за сыроватым на ощупь стволом какого-то здешнего дерева, разглядывал в бинокль окраину городка, как и все остальные. Они расположились на возвышенности, а городок лежал в низине, так что оказался как на ладони. Классический, можно сказать, захолустный городишко: некоторое количество обветшавших и облупившихся домов, построенных еще в колониальные времена для собственных колонизаторских нужд, гораздо больше строений более современной постройки — причудливо слепленных из того, что оказалось под рукой, крытых, чем удалось раздобыть. На окраинах кое-где — классические деревенские хижины, длинные грядки, невозбранно шляются куры, худые козы и недокормленные собаки. Праздношатающихся не заметно…
А вот и объект… Небольшого двухэтажный домишко с обветшавшей крышей и кирпичными стенами, с которых давным-давно осыпалась штукатурка. Рядом — коряво, но надежно сколоченная вышка высотой метров в десять, увенчанная несложной антенной с горизонтальной перекладиной с короткими вертикальными поперечинами. Домишко стоял последним, за ним начиналась заросшая травой равнина, примыкавшая к опушке джунглей. Видимо, в свое время у беглого Мукузели хватило денег исключительно на то, чтобы приобрести недвижимость даже не в здешнем центре, а на здешней околице. Антенна немудреная — как, надо полагать, и сама радиостанция — но передачи полностью накрывают территорию покинутой родины, а больше ничего изгнаннику и не нужно… Некоторым очень мало надо для счастья, интеллигент — он и в Африке интеллигент?
Мазур быстро оглянулся вправо-влево. Придраться, на его взгляд, оказалось не к чему: все остальные, включая Принцессу, укрывались за деревьями и густыми пучками свисавших кое-где до самой земли лиан — и чернокожий лейтенант Морис со своими четырьмя и Леон с четырьмя своими ореликами. Во время километрового почти перехода от места высадки к опушке Мазур убедился, что не только белые наемники, но и черная крылатая пехота — в джунглях не новички, передвигаются умело, ушки на макушке. Да и Принцесса, вопреки его опасениям, ничуть не напоминала впервые попавшую в дикие заросли городскую барышню. Папа не соврал, был у нее опыт охотничьих странствий по джунглям. Амазоночка, ага — как и все остальные, в камуфляже, с кобурой и ножиком на поясе, с автоматом на плече, в высоких армейских ботинках, отлично защищавших от змеиных укусов. Она не рисовалась и не выпендривалась, это Мазуру понравилось — ну, ничего удивительного, она как-никак дома…
Леон покосился на радиста, одного из своих. Тот, присев на корточки в высокой сочной траве, поставил перед собой небольшую серую коробку рации, приложил к уху один из наушников, видимо, заранее настроившись на нужный диапазон. Чуть послушав с сосредоточенным лицом, поднял глаза и кивнул. Все пока что проходило согласно диспозиции: судя по часам, Мукузели уже пару минут как начал вещать о покинутой родине — а значит, у них оставался час за вычетом этих самых минут, поскольку беглец всегда вещает именно час, педантичный, хрюндель…
За час можно было не только уволочь в джунгли Мукузели, но и, пожалуй что, весь городок спалить к чертовой матери, приди в голову подобная кровожадная фантазия… Всего-то — преодолеть метров триста открытого пространства и вломиться в домик…
Леон, однако, медлил — и Мазур, человек дисциплинированный, даже не думал лезть к нему со своими соображениями. Во-первых, бельгиец командует, во-вторых, его опыт действий в Африке не сравнить с Мазуровым, что уж там. У Мазура за плечами — пара-тройка командировок, а у Леона — четверть века службы в полудюжине стран (если он обо всех рассказал, а мог кое о чем и умолчать, прекрасно помня, что некоторые делишки белых наемников никак не относятся к категории чисто военных операций, и о них лучше не трепаться кому бы то ни было). Так что следует выполнять поставленную задачу — охранять Принцессу, которой пока что ничегошеньки и не грозит…
Леон вдруг обернулся к нему, отошел на десяток шагов в глубь чащобы и призывно мотнул головой. Мазур подошел, краешком глаза прилежно наблюдая за Принцессой.
— Что думаете? — шепотом спросил Леон.
Мазур пожал плечами:
— По-моему, все спокойно Я бы, пожалуй что, пошел бы уже в городок… Конечно, вы командуете…
Загорелое, худое лицо бельгийца оставалось напряженным.
— А мне вот что-то не нравится… — сказал он с расстановкой.
— Гобсанто? — хмынул Мазур.
— Пожалуй что, — серьезно светил Леон. — Вам не понять…
— Что там плохого? — серьезно спросил Мазур. — Вроде бы все чисто…
— Слишкомчисто, — сказал Леон. — Видели грузовик?
— Конечно. Трудно не заметить.
У ограды домишки, располагавшегося прямо напротив обиталища Мукузели, стоял трехосный «фиат» с брезентовым верхом и тупорылым капотом. Итальянский раритет времен Второй мировой, двигатель запускается заводной рукояткой — но по пересеченной местности грузовик ходит очень даже неплохо. В Африке наловчились десятилетиями поддерживать в рабочем состоянии самый разнообразный автохлам даже подревнее возрастом, чем этот «макаронник», здешние механики изобретательностью и прилежанием во многом не уступают русским умельцам…
— И что? — спросил Мазур.
— А что ему там делать? Непохоже, чтобы он привез что-то габаритное — тут никаких складов… А прилавки видели?
— Да не слепой я, в конце концов, — сказал Мазур.
Трудно было бы их не заметить — на пустыре слева три ряда обветшавших прилавков из почерневших досок, над ними — каркасы навесов, на которые для защиты от солнца накидывают какую-нибудь дерюгу. Ни единой живой души, если не считать тощей свиньи, должно быть, безудержной оптимистки, вот уже с четверть часа там бродившей в явных поисках хоть чего-нибудь съедобного.
— Сегодня пятница, — сказал Леон. — Базарный день. А базар пустой, хотя он не выглядит заброшенным. Да, грузовик… Ну, вот на черта он там?
— Ну, может, владелец там и живет…
— Непохоже, — сказал Леон. — Видели, какпримята трава у дома? Грузовик явно подъехал туда впервые черт знает за сколько времени. Четко видна свежесмятая трава, до этого никто здесь не ездил…
— Может, он только что купил, — сказал Мазур.
— Возможно… Но в сочетании с пустым базаром… А вон там, справа, во дворе хибары, сушится на солнышке детская колыбель. Вы наверняка и внимания не обратили, никогда в жизни не видели, но это стандартная здешняя колыбелька. Время от времени, когда дите ее окончательно уделает, выкидывают старую подстилку и вытаскивают колыбель на солнышко просохнуть… Спрашивается, гдемамаша, где ребенок, где прочие домочадцы? Никто из них так и не показался во дворе, вообще окраина словно вымерла. Не нравится мне тут. Слишкомбезлюдно и покойно. Как… как декорация.
— Полагаете, засада?
— Не знаю, — поморщился Леон. — Но не нравится мне все это. И на душе беспокойно. А я, знаете ли, привык на это чувство полагаться…
— Давайте рассуждать логично, — сказал Мазур. — Чтобы устроить засаду, кто-то должен был настучать здешним. Кто-то из посвященных. Не Папа же, не Натали? Уж точно не я. И не вы — сдай вы группу, вы бы не торчали сейчас на опушке, а повели бы нас прямо в объятия комитета по встрече. Уж простите за здоровый цинизм, но так и обстоит. Папа говорил: вызвав Мориса и вас, поставив задачу, он велел, чтобы вы не покидали резиденции. По этой вот рации из одного из ваших бунгало вы никак не могли с кем-то связаться — именно на такой случай в резиденции существует своя станция радиоперехвата, это их французы научили… Кто остается? Ну да, Мтанга… Нет, плохо верится, что он мог нас продать посторонним.
— Я сам все это прикидывал, — хмуро сообщил Леон. — Вы крутом правы. И все равно, что-то тут не то… Что-то неправильно.
— Вам виднее, — сказал Мазур. — Говорю без всякой иронии. Вы в здешних делах опытнее меня, я верю, что способны отметить странность, мимо которой я пройду, не понимая, что это именно странность… И тем не менее… У нас задание и точный приказ. Не собираетесь же вы убираться восвояси только потому, что у вас «гобсанто»? Папа, чует мое сердце, не поймет… В общем-то, мое дело — сторона, но вы ведь сами решили со мной посоветоваться. Придется туда идти.
— Придется, — согласился Леон. — Но план я меняю на ходу.
— Вам виднее, — повторил Мазур.
— Присматривайте за Натали. Я начинаю.
Он первым вернулся к крайним деревьям, жестом подозвал Мориса и тихонечко стал что-то объяснять с помощью выразительных жестов. Молчаливый лейтенант в дискуссию не вступал — выслушал, кивнул, махнул своей четверке. Дисциплинированный был парень, несуетливый, Мазуру он сразу понравился.
Оказавшись рядом с Принцессой и Мазуром, Леон тихо сказал:
— Туда идет пятеро. Мы все пока остаемся здесь. Это приказ.
Принцесса скорчила недовольную гримаску, но в диспуты не полезла, вообще не произнесла ни слова — видимо, Папа ее крепенько накрутил, велев не дергаться попусту… Один из людей Леона, предварительно осмотрев место на предмет змей, лег в траву, изготовив ручной пулемет.
Морис и его люди вереницей двинулись по открытому пространству, держа курс прямехонько на резиденцию Мукузели, — неспешным шагом, с крайне деловым видом, опустив к земле стволы автоматических винтовок. Они не должны были вызвать у аборигенов ни малейших подозрений — на пятнистых комбинезонах никаких знаков различия и эмблем, внешностью нисколечко не отличаются от местных. Здешнее цивильное население, как и везде в Африке, ни за что не станет приставать с расспросами вроде «откуда, куда, зачем» — если господа военные куда-то идут, значит, так надо. Да и нет в пределах видимости ни единой живой души…
Мазур и так видел все, как на ладони, но, тем не менее, поднял к глазам бинокль. Тихо. Пусто. Безлюдно. Свинья все еще ошивается на базарчике. Действительно, кто бы мог подумать, что это деревянное корытце — колыбель…
Цепочка парашютистов уже была совсем рядом, Морис (зорко озиравшийся, не вертя головой по сторонам) направился к домику Мукузели, шагнул на первую ступеньку обшарпанного кирпичного крыльца с покосившимися деревянными перилами…
Очереди затрещали внезапно — длинные, звонкие даже на приличном расстоянии.
Брезентовый верх грузовика взвился, и оттуда торчал пулеметный ствол. Стреляли из окон первого этажа домика Мукузели, из хибары, где во дворе сушилась колыбель, выскочили трое в камуфляже…
Мазур прекрасно видел в бинокль, как нелепо дергаются под ударами многочисленных пуль тела пятерых, как они, все до одного, изломанными куклами опускаются наземь. Ни единого шанса выжить при перекрестном огне с малой дистанции… Ну, Леон, опытная паскуда… Вытолкнул вперед черненьких, как расходный материал…
Он очнулся от оцепенения, услышав резкую команду Леона. И первым бросился вслед за ним в чащобу, подталкивая растерявшуюся Принцессу. Прекрасно было слышно, как за спиной стучали по деревьям пули, — покончив с пятеркой, те, засада, стали палить по тому участку, откуда незваные визитеры появились из джунглей…
Мазур бежал размеренно, сберегая дыхание, время от времени бесцеремонно подхватывая за шиворот Принцессу, когда она спотыкалась, уклоняясь от нависавших лиан, чтобы не запутаться сгоряча, под верещанье обезьян вверху. В голове бессмысленно крутилось: «В шесть они накроют нас огнем…»
Увидев, что Леон остановился, как вкопанный, тоже затормозил, удержав за широкий ремень Принцессу, едва не проскочившую с разгона вперед.
Далеко впереди послышалось несколько взрывов — более всего походило на гранаты. Приглушенные расстоянием, донеслись несколько очередей. Леон, махнув остальным, повернул вправо. Все кинулись следом. Мельком глянув на компас, Мазур тут же сообразил, что бельгиец круто забирает вправо, все дальше уходя с ведущего к вертолетам маршрута.
И поступал, по мнению Мазура, абсолютно правильно: не следовало убаюкивать себя излишним оптимизмом, разрывы гранат и стрельба раздались как раз в том месте, где ждали вертолеты — а значит, туда и соваться нечего. Не было у них больше вертолетов. Мало-мальски опытному человеку не так уж и трудно, пробравшись к поляне густыми джунглями, одолеть двух пилотов, сидевших в кабинах. Засада. Их ждали, а, следовательно…
Лев снова остановился, укрывшись за ближайшим деревом так, словно опасался кого-то слева, обернулся, с перекошенным лицом махнул рукой. Мазур, подтолкнув Принцессу в заросли каких-то кустов, похожих на папоротник — может, это и был местный папоротник, — укрылся за деревом. Видел, что тот же маневр проворно проделали и остальные трое. Трое? Четвертого не видно…
Ага! Слева, метрах в двухстах, мелькнули меж деревьями, меж лианами фигуры в камуфляже, двигавшиеся волчьей цепочкой, — двое, трое, семь… Семь. Они пробежали, выражаясь морскими терминами, встречным курсом: и разминулись, как в море корабли…
Выждав немного, Леон снова побежал, в прежнем направлении. Наддал. Тут уж приходилось нестись за ним напрямую, не выбирая дороги. Они с хрустом проламывались сквозь заросли тех самых папоротников или как их там, пачкаясь остро пахнущим травяным соком, уклоняясь от толстых лиан. Стояла влажная, сырая духота, зеленоватый полумрак — солнечные лучи почти не проникали сквозь переплетение крон. Шумно разлеталась птичья мелочь, с визгом улепетывали обезьянки, один раз, справа, в чащобу с жутким треском ломанулся, судя по звукам, кто-то весьма даже крупный, и, судя по топоту, определенно копытный. Одна из лиан слева при ближайшем рассмотрении оказалась не лианой, а внушительной длины удавом — но он так и остался меланхолично висеть на суку, слишком быстро люди мимо него пронеслись.