Девушка так расстроилась, что даже не заметила, как заскрипела дверь, и в горницу вошел Кощей. Он неловко замялся на пороге, переступая с ноги на ногу, но наконец, что-то решив, подошел и сел рядом.
– Ну, вот так у нас получается… – тихо начал он. – Плохой я муж, наверное. Хвалить – не хвалю, милов а ть – не мил у ю. Даже прощения не умею просить…
– Велс, – тихо прошептала Морана, – поцелуй меня, а?
Поцелуй в точности соответствовал этому утру. Нежный, теплый, он захватил этих двоих с головой, подарив нечто неосязаемое, ещё не осознанное, но уже возникшее. Морана почувствовала улыбку на своих губах. Потом муж отстранился, напоследок потеревшись о её щеку своим носом.
– Иди, одевайся, – улыбался мужчина. – Поедем, куда я вчера обещал. Да и в деревню надо заехать. Попросим Прасковью Никитишну, пусть хозяйство у нас ведет. Не всё тебе одной делать…
В груди у Кощея что-то пело. Не чувствуя ног, он сбежал вниз, на первый этаж, перехватил что-то со стола и выбежал в конюшню.
– Ну, наконец-то! – раздался язвительный голос из крайнего стойла. – Проспался?
– И тебе здравствуй, Огневица, – ухмыльнулся Кощей. Этим утром ничто и никто не смогло бы испортить ему настроение. Слишком уж удачно всё сложилось.
– Да ты доволен, как я погляжу! – ярко-рыжая лошадь махнула красной гривой. На солнце заплясали сполохи и солнечные зайчики. – Давно тебя женить нужно было.
Кощей улыбнулся и взял щетку, рассказывая лошади, куда они сегодня направляются…
Летит по небу конь-огонь. Гривой сполохи в небе рождает, хвостом облака метет. А на спине два всадника – богатырь улыбчивый, да девица красная, от страха попискивающая…
Мора боялась высоты еще с детства, испытывая безотчетный ужас, когда мать или отец брали её с собой прогуляться над облаками. Как оказалось, присутствие Кощея на этот факт влияло мало. Выяснила это девушка уже на высоте, вцепившись в мужа, закрыв глаза и тоненько поскуливая. Кощей честно пытался сдержаться. Первые десять минут ему это даже удавалось. Потом мужчина начал хохотать, грозя упасть с лошади вместе со своей молодой женой.
Впрочем, долго это не продлилась – Морана все-таки нашла выход, крепко прижавшись к мужу и обхватив его конечностями. Почуствовав мягкость женского тела, Кощей, измученный утрешними обстоятельствами и видами (ох и снились ему ближе к рассвету стройные ножки Мораны-смертушки), прекратил смеяться и натужно засопел. До деревни ехали молча, но довольные друг другом: он-таки догадался приобнять жену, а она неосознанно ласкалась в широком кольце мужских рук.
Деревенька была не маленькой – почти сотня домов, да и Кощея тут знали хорошо, почитая его как защитника и оборонца… да и пакостника зловредного! А кто б еще додумался братьям Ерофеевым, признанным дурням, сказать про клад под Ведьминой Горой? Они тогда половину села перекопали, пытаясь найти заветное золото… Или та байка про цветик-семицветик, растущий только в Иванову Ночь? Молодежь парами ходила искать проклятущий цветок, после чего следовал сезон свадеб и повальное рождение незапланированных детей, что очень поднимало демографию…
Но самым большим грехом, водившимся за патлатым злыднем, было совращение дочери старосты – Маняши, дородной девки с шестым размером… глаз! – и отказ жениться на ней. Впрочем, мужчина и не думал отпираться и даже отвалил золота ей на приданое, поэтому его с удовольствием привечали в Великих Козленках, украдкой подсылая симпатичных девушек на выдание поближе…
Бабка Параська была грозой и обличителем местных… всех! Она умудрялась знать всё про любого, мало-мальски грешного жителя деревеньки, зачастую даже такие подробности, что соседи только диву давались, за глаза называя бабку ведьмой. Муж ее, ныне покойный кузнец Добромил, тоже, поговаривали, знался с нечистой силой, но это было бездоказательно да и попросту глупо – ведь обличить ее пытались в основном те, кому было что скрывать… Дома бабку застать не удалось – она с раннего утра хлопотала по хозяйству, умудряясь следить за соседями через приоткрытую дверь коровника, при этом комментируя гнусное поведение оных.
– Доброго утречка тебе, Прасковья Никитишна! – гаркнул Кощей, пинком открывая сарай.
Бабка недовольно крякнула и поймала едва не опрокинутый подойник.
– От злыдень и есть, чтоб тебя, – недовольно прокомментировала она появление незваного гостя. – Тебе чего?
– Мне б хозяйку в дом, – с обезоруживающей улыбкой признался мужик.
– Так женись, – недовольно буркнула Параська. – Аль хочешь, чтоб я свахой к тебе пошла?
– Да женился я! – отмахнулся Кощей.
– Что, дура бесталанная? – поцокала языком. – Это все твои принцесски. Брал бы девицу справную, да и жил бы себе припеваючи.
– Так я и взял, – блондин махнул рукой, указывая куда-то в сторону.
Бабка с любопытством уставилась на темноволосую красавицу с серыми, будто отливающими серебром, очами. Та оказалась неожиданно хороша, да глядела на бабку без обычного для девиц высокого сословия презрения. Вот только было в ней что-то… странное. Молоденькая вроде совсем, ан глаза старые, знанием наполненные. И любопытно стало Параське, аж жуть!
– Ла-а-а-адно, – затянула она, – так и быть. Коль десять серебрушек за год положишь, пойду к тебе хозяйкой.
Поворчав для приличия, Кощей согласился. Кто ж еще по доброй воле на хозяйство к нему пойдет? Хотя, за десять серебрушек… На том и порешили.
– Да погоди ж ты! Не насаживай так!
Соорудив из длинного прута да бечевки из конского волоса уду, Кощей усиленно учил молодую жену премудростям рыбной ловли. Морана училась плохо, все время норовя покрутиться на месте, присесть поближе или дотронуться до мужика. Злыдень честно терпел, но радости такая рыбалка не доставляла. Хотя…
Мора перегнулась через его руку, задев мужчину полной грудью. Её тонкий стан и гибкие движения, наполненные какой-то особенной негой, увлекали чародея, как кота – сметана. Хотя он и немного побаивался эту странную девушку – было в ней что-то… эдакое. Притягательное. Да и, в конце концов, жена она ему, или не жена?!
– Послушай, Морана, – отложив уду в сторонку, Кощей повернулся к своей супруге, – а давай в загадки поиграем.
– На что играть будем? – бойко улыбнулась девица.
– А на желание! – нашелся блондин.
– Смерти не боишься, Кощей? – сверкнула она серебряными очами.
– Вот и поглядим, – сердце у мужика, конечно, дрогнуло, но что не сделаешь за поцелуй красной девицы?
– Без рук, без ног – на бабу скок?
Морана порозовела. Когда она согласилась на мужнину игру, то совсем не думала о том, что Велс – известный охальник. Чем мужик бессовестно пользовался.
– Коромысло.
– В небе одна, в земле нету, у бабы – целых две?!
Кощей задумался на целую минуту, так, что она даже загодя зарадовалась, но…
– Литера «буки», – наконец выдавил он. – Коль встанет, так до неба достанет?
– Радуга, – с облегчением выдохнула девица. – Зерно, что прошло сквозь огонь, воду да трубы медные?
– Самогон! – расплылся в улыбке Кощей. – Что такое: два брюшка, да четыре ушка?
– Не знаю… – растерялась Морана.
– Тогда мое желание! – оживился мужик.
– И чего ж ты хочешь, муженек? – подбоченилась Мора, с вызовом глядя на удачливого загадывальщика.
– Поцелуй из уст твоих, – он выжидательно глянул на собственную жену.
– Итить тебя через корыто, Кощей, отгадку-то скажи! – расстроено прокричал водяной, до этого прятавшийся в камышах. – Меня ж русалки потом замучают – ответ им вынь, да положь!
Раздосадовано плюнув наземь, злыдень пнул ставшую ненужной уду.
– Кошачья свадьба!
Назад ехали почти молча, только Кощей обиженно костерил хозяина водной заводи, поминая того злым тихим словом. И уже потом, когда Морана снова испугавшись высоты, вцепилась в мужика, крепко прижавшись к нему всем телом, слышался только зубовный скрежет.
– А хозяюшка чужих пускать не велела!
Домовенок, чистый и ясноглазый, высунул ладонь в окошко и ловко скрутил шиш незваным гостям. Кот Боян поперхнулся, а Змей Горыныч ошалело поглядел на ловко переплетенные пальчики.
– Съем окаянного! – Рявкнул он, но ломиться в дом к Кощею не решился.
– Треснешь, разлюбезный, – домовой помахал шишем и скрылся в избе.
Друзья переглянулись и уныло поплелись к лавочке у входа.
Кот – большой, черный, с яркими зелено-желтыми очами на пол-морды, был знатным сказителем и мог заморочить любого. Роду-племени он был неясного, характера балагуристого да хитрого. К несчастью, хозяйка его, Яга, отказывалась варить оборотное зелье, так что чары свои Боюну приходилось испытывать только на окрестных кошках, коих нашлось немало. Змей Горыныч же по-простому звался Горыней и был неприметным парнем довольно высокого роста с темными волосами и медового цвета глазами. Худой и поджарый, он мог оборачиваться змеем – огромной черной рептилией с размахом крыльев в две с половиной сажени[3], а в жизни был неразговорчив и хмур.
Пришли они к Кощею исключительно по делу – Царь Берендей прислал письмо с горлицей, где слезно умолял украсть его дочь-царевну, уже отчаявшись выдать ту замуж. Вправду сказать, принцесса была на редкость некрасива, отличаясь только умом, который не у всякого мужика встретишь. Баяли в народе, что заколдовали царевну во младенчестве, и если полюбит ее прекрасный принц, обернется она раскрасавицей. Время шло, а желающих больше не становилось. Не спасло положение даже пол-царства, обещанное вместе с рукой Василисы Премудрой.
– Что ты, кляча, спотыкаешься? – с досадой пробурчал Кощей, пока Морана пищала от страха и прижималась к нему еще теснее.
Огневица перешла на иноходь и обиженно всхрапнула.
– А ты, хожаин, меньше жлись, дольше проживешь. – Лошадь пожевала удила. – Не гнал бы меня так, глядишь, больше б толку было. Жмея чую.
– Змея? – удивился злыдень. – Какого-такого змея?
– Горыныча.
– Вот, итить, – Кощей расстроился еще больше.
После того, как водяной помешал ему поцеловать Мору на берегу, мужик надеялся на хорошую компенсацию в собственном тереме. И, кажется, зря…
– Не хочу змея, – шепот был очень тихим и жарким, отдаваясь в левое ухо блондина выдохом теплого воздуха. – И в терем не хочу. Хочу поцелуй.
Не думая, Кощей натянул поводья, остановив лошадь. Огневица удивленно заартачилась, но потом все же послушала хозяина и спустилась на землю, мелко перебирая копытами.
– А ты, чего это, хозяин, пешком пойдешь? – недоверчиво прищурилась лошадь. – Тут, почитай, верст[4] пять по лесу волшебному...
– А я прогуляюсь, – засопел Кощей. – Воздух лесной. Полезно.
– Жену на закорки посадишь? – заржала Огневица.
– Хоть и так, все одно по-моему будет!
Плюнув на землю так, что зашипело, Кощей указал в сторону дома. Лошадь насмешливо тряхнула густой гривой и весело застучала копытами в указанном направлении. Мужик проводил ее взглядом и шумно выдохнул. И только потом понял, что натворил.
– Я... – начал он.
– Спасибо...
Ясные глаза Мораны глядели на мужа с таким восхищением, что ему стало немного не по себе. А как иначе, если не доверяли злыдню уже многие века? А она... Пнув мухомор, некстати выросший прямо на его пути, мужчина уставился в землю. Дела...
– Велс, – позвала его девушка.
– М-м-м?
– Я очень рада, что стала твоей женой.
Небольшая зеленая поляна была усыпана цветами и окружена густым малинником. Душистые красные ягоды тяжкими каплями пригибали ветви к земле, привлекая не только лакомок, но и многочисленных комаров да мошек. Впрочем, благодаря волошбе, Морану с Кощеем они не трогали.
Злыдень сидел на своем кафтане, наблюдая за своей женой, живо собиравшей малину и уже от души перемазавшейся яркой ягодой. На душе его было спокойно и благостно, что и отражалось на довольном мужском лице. Хотя было еще кое-что, чего он хотел, но... Кощей был согласен подождать немного. До вечера, не дольше.
Сверкая довольной улыбкой, Морана подбежала к мужу и присела возле него на колени. Её тонкие пальцы были покрыты малиновым соком, щедро разбрызганным по белой коже лица и ярким губам. И пахло от нее по-летнему сладко. Спелыми ягодами и радостью.
– Хочешь? – на её ладошке румянились округлые малинки.
– Угу, – пробормотал Кощей, глядя совсем не на протянутое ему угощение.
Её губы. Лукавая улыбка, таинственная, щедро сдобренная малиновым цветом и запахом манила мужчину гораздо сильнее. Он не хотел пугать свою юную жену, но ладонь его самовольно потянулась к её волосам, утонув в блестящем черном шелке. Кожа на щеке Моржаны оказалась нежной и мягкой, с легким пушком.
– Мора, – выдохнул мужчина.
Это было так неожиданно и приятно.
Руки его были по-мужски крупными с длинными сильными пальцами, но… Касания Велса оказались такими теплыми и легкими, будто Морана была стеклянной. Губы мужчины осторожно собирали малиновую сладость с женских уст и щек, оставляя голую горящую кожу, обласканную его прикосновениями.
Это было волшебно.
Он будто знал, куда надавить и где погладить, чтобы вызвать самый сильный трепет в её теле. Как поцеловать, чтобы дыхание сбилось, и мелкой дрожью отозвались колени. И откуда у него эта выдержка, чтобы так долго с тихим шепотком говорить жене какие-то глупые нежности, которые она совсем не понимала, да и не хотела понимать…
Это было так, как рассказывают в сказках, когда оканчивают их фразой «и жили они долго и счастливо».
Это так и было.
Примерно 9 месяцев спустя…
Мерный стук Кощеева лба о стену отдавался буханьем во всем тереме.
– Ну, шо ж ты так убиваесся, хозяин, – пробасил Нафаня. – Ты ж так не убьесся…
Не слушая домового, злыдень продолжил свое черное дело. Ему было плохо. В основном потому, что помочь Моране сейчас он совершенно не мог. По дому снова разнесся протяжный стон. Кощей в мгновение остановился и, побелев, выдохнул.
– Ну что ты, как дитё – снова начала уговоры коротыш, – отмучается баба немного, зато потом все счастливые будете. Зря, чтоль, Яга да Прасковья Никитишна пособляют?
Если Ягу домовой побаивался, то бабку Параську считал почти даром с небес. Появившись в доме этим летом, старуха не только успела установить железный порядок, но и регулярно потчевала Нафаню молоком и ватрушками, за что тот готов был помогать ей почти во всем. Единственная, кого домовой почитал больше – была его хозяйка, Моржана. Ничего не ответив, мужик снова поворотился к стене и стал методично стучать о нее головой…
– Ну, все, Кощей, – голос Яги громко разнесся по горнице. – Иди, давай. Гляди.
Сорвавшись с места со скоростью, достойной самой Огневицы, блондин едва не снес с дороги бабку Параську, нагруженную испачканными простынями. Семенящий за ним Нафаня только подивился ловкости, с которой старушка увернулась от летящего ей навстречу мужика.
– Тьфу ты, ирод, – пробормотала она, – совсем сбрендил от счастья.
Почему-то весь его запал исчез перед входом в светлицу. Велс просто стоял, не в силах отворить дверь и войти. Минуту спустя он все же собрался духом и заглянул внутрь. Моржана была на огромной кровати, а по обеим сторонам от нее лежали два розовых сопящих комочка, укутанных в цветастые одеяльца. Происходящее было так волшебно. Никакая магия не могла сравниться с таинством рождения новой жизни.
– Мора, – прошептал Кощей и шагнул в комнату к своей семье.
***
– Ох, – мечтательно вздохнула Марья. – Такая любовь, поди, только в сказках и бывает.
– Ну почему же, – Боян залихватски откинул со лба темную прядь, упавшую ему на глаза. – Сказки, они не на пустом месте вырастают. Как знать, любит, поди, Кощей, свою Морану-Смерть до сих пор.