Нафаня так увлекся дарами новой хозяйки, что не заметил, как Кощея ловко выпроводили из комнаты. Очнулся он лишь тогда, когда Яга споро завернула его в рушник[2] и произнесла слово «купать». И закричал благим матом.
Он отбивался рьяно, но что можно сделать супротив двух ведьм, если в тебе росту – как в кошке? Домового вымыли, насухо вытерли, переодели в чистое, колданув что-то на скорую руку. Потом, рассмотрев, дали ещё один пирожок и кружку с молоком.
А внизу тихо матерился Кощей, окончательно уверовав, что женился на самой Моране-смерти…
Домовой кричал так, будто с него живого шкуру сдирали. Резко расхотелось есть, и даже, кажется, снова разболелась голова. Потом вопли прекратились, но менее страшно от этого не стало (хотя Кощей ни за что не признался бы, что это именно страх).
– Слушай, Кощей – ты злыдень! – Баба Яга спускалась вниз. Лицо её раскраснелось, а рыжие кудряшки, выбившись из-под платка, рассыпались по плечам крупными кольцами. – Так ребятёнка уморить!
– Какого? – удивился блондин. – Ты где у меня дитё видишь?
– Домовому твоему годков с сотню будет, – объяснила Яга. – Маленький он, глупый. А ты им командовать вздумал. Откормить сначала надо, научить, как да что.
– Не знал я, вот тебе моё слово, Яга!
– А коли не знал, так исправляй давай! – улыбнулась женщина. – Найми бабку какую, пущай помогает в хозяйстве. И жене твоей подспорье, и домовой вести хозяйство поучится.
– Где ж я найду бабку, чтоб к самому Кощею с Мораной-смертью в домохозяйки пошла?! – скривился мужик.
– А бабка Параська? – лукаво улыбнулась ведьма.
Бабка Параська была одинокой старухой в ближней деревне. В молодость свою была она бойкой дивчиной, поворотившей немало женихов назад. Да и сейчас она сохранила молодецкий пыл, гоняя молодежь вечерами «шоб неповадно было». И Кощей не знал, зависть это у неё или поганый характер.
Но хозяйкой бабка Параська была знатной. От самого столичного воеводы приезжал гонец, чтобы купить пива её самоличного изготовления. А Соловей, однажды чудом украв блин, признался, что ничего вкуснее в жизни не ел. Хотя после сегодняшних пирожков Кощей и сомневался, что бабка обставит в готовке его жену.
– Я подумаю, – буркнул он, решив сначала посоветоваться с женой.
Домовой оказался миленьким, блондинистым и очень молоденьким. Выглядел он как мальчик-подросток, только маленького – с кошку – росточка. Странно уставившись огромными зелеными глазёнками на хозяйку дома, домовой пробасил: – Чой-то, ты, хозяюшка, с домовым решила ссориться?!
Выглядело это настолько забавно, что Мора не смогла удержаться от улыбки.
– Что ты, батюшка! Как же я с тобой ссориться буду! – поспешила его успокоить девушка.
– А зачем ты меня в лохань башкою окунула? – запыхтел тот в ответ. – Вода мокрая, холодная! Я ж простыну, ить!
– Зато ты теперь красивый! – Морана льстиво подставила ему зеркальце на длинной хрустальной ручке.
Домовой заглянул туда одним глазом, а потом обхватил оправу маленькими пальчиками, пристально вглядываясь в отражение.
– Это чой-то… – недоверчиво затянул он, – я, чтоль?
Нафаня был очарован. Из зеркала на него глядел опрятный домовенок с зелеными, как летние травы, глазами. Он ткнул пальцем в свое отражение, но вопреки ожиданиям, оно не рассыпалось маревом морока. Домовой покрутил головой, глядя, как живо движутся чистые волосы. Вспомнил молоко и пирожок. И решил, что с этого дня и в этом доме отказа молодой хозяйке не будет ни в чем.
Вечер наступил так незаметно, что Кощею стало не по себе. Не знал он, как вести себя с молодой женой. Не то, чтоб стеснялся, или немочью страдал… Просто не помнил, было ли у них что-то уже… Да-а-а… Пир в две недели – это вам не заморский курорт на водах Боржоми! Особенно у Даждьбога. Мужик в раздумьях почесал затылок. Не у Мораны же ему уточнять, в самом деле! Девушки – они обидчивые, если забываешь такие вещи… И Кощей решил лечь спать на отдельной кровати, от греха подальше. Не потому, что молодая жена ему не нравилась. Скорее, наоборот…
Мужчина долго крутился, одолеваемый разными думами. Пробовал считать овечек, но в голову лезла только разная муть. В конце концов Кощей приноровился считать домовых, скачущих через тазики, которые затем почему-то превратились в Бабу Ягу, верхом на Соловье-Разбойнике. Вот так незаметно и пришел к нему сон…
Морана честно ждала мужа, принарядившись по совету Яги в тонкую ночную сорочку. Когда совсем стемнело, страх из «сейчас что-то будет!» превратился в «а что-нибудь будет вообще?», а потом и в «так, я не поняла!».
Велс совершенно не торопился осчастливить новобрачную своими объятьями, что бы там не говорила её тётушка. Вот только не учел её разлюбезный муж, что девушка потому и нагоняла столько страху на окружающих, что не ждала покорно того, что должно случиться. Она сама всё делала. Проще говоря, она легко находила приключения на свою… голову. Ага. Девушка выскользнула из-под одеяла и направилась в комнату, где исправно сопел её благоверный.
В изголовье кровати Кощея теплился огонек свечи. Комната была погружена в полумрак. Мужчина спал, подложив правую руку под голову, а его длинные, как у девушки, ресницы отбрасывали тень на щеки. Волосы разметались по подушке, золотистым ореолом очерчивая контуры лица и плеч. Поначалу, Морана даже забыла, зачем пришла, просто залюбовавшись спящим мужем. И ведь поглядеть было на что. Девушка, очарованная увиденным, подошла ближе и, протянув руку, нежно провела пальцами по щеке Кощея.
– Марьюшка, – прошептал её муж, не открывая глаз.
Девушка отпрянула. Злобные слезы сами брызнули из глаз. Или это было сожаление?
***
Немногие знали о настоящем возрасте Мораны. Для всего мира она была юной девушкой с нежным личиком и большими глазами, но только истинные воины знали, как сурова царица-смерть.
Будущего мужа своего Мора увидала именно на поле боя во время жестокой сечи, где он жестко командовал своим войском. Царствовал, похожий на золотого бога войны. Кольчуга сверкала на солнце, слепя врагов, а верный меч крушил, напоминая косу дедушки Смерть. Тогда она впервые ощутила себя не богиней сечи, а женщиной, которая видит перед собой настоящего мужчину.
Его тяжело ранили в одном из таких боев, но Морана не посмела забрать храброго воина. Вместо этого мужчину пленили враги, заточив в мрачном подземелье. Каждый день приходил к нему правитель, предлагая свободу и богатые дары, если станет великий воин на сторону недругов своих. И всё крепче держался богатырь, твердо веруя, что спасут его верные соратники. А Мора видела, и слезы катились из чистых глаз её – соратники решили оставить его в плену, боясь и завидуя тому, каков он есть.
Чего не знали люди, так это того, что покинутый ими воин – сын бога. Мора и сама узнала это случайно, когда после особенно жестоких пыток, не вынеся его страданий, захотела забрать душу воина, но… не смогла. Вот, поди пойми, было ли бессмертие его даром или проклятьем.
Прошло столетие, и о воине забыли. Враги полагали, что кости его сгнили в подвалах правителя, который и сам к тому времени давно помер. Соратники думали, что сгинул он в плену врагов. Морана была рядом – незримо, но была. Приносила еду, когда он спал. Видела горькие слезы, когда он понял, что покинут друзьями. И когда оковы проржавели настолько, что он смог их сорвать, оставив на искореженном металле кожу и мясо с запястий, и освободиться.
Больше он не звал себя тем именем, которое дали ему на славянской земле. Кощей – звали его теперь, «невольник». Он принял это имя, чтобы помнить. Слишком горд был, слишком верил в других когда-то. И Морана была очарована им еще больше, точно зная, что при всей его храбрости, у этого человека есть и слабости. После века во тьме Кощей очень не любил темноты. Не боялся, но переносил плохо.
Моржана вздохнула и вытерла щеки. Не для того она вышла за Кощея, чтобы рыдать. Она ему еще покажет!
Кощею снилось прошлое, когда он украл Марью Моревну. Причем украл не потому, что её батюшка просил – по стандартному договору с царем, нужно было дождаться отправленного за похищенной королевной принца, «помереть» и получить деньги от короля за удачно сбытую с рук дочку. Просто Марья-царевна очень понравилась злыдню. Было в ней что-то такое… воинственное. Кощей любил самостоятельных девушек.
Сон как раз дошел до того момента, когда его заперли в подвале, сковав цепями.
– Ничего у тебя не выйдет, Марьюшка… – прошептал Кощей.
И вот уже по ступенькам в его темницу спускается её поклонник, аккуратно неся ковшик с водой, от которой должны возвратиться чародейские силы…
Мир внезапно завертелся.
– Вставай, Кощей! Пришла смерть твоя безвременная!!
Кощей дернулся подняться, но смачно приложился лбом об угол кровати. С трудом разлепив очи и проморгавшись, мужик увидел свою жену в ОЧЕНЬ прозрачной рубахе. Челюсть сама уехала вниз.
– Ты чего делаешь? – зашептал он, схватившись за новую, стремительно растущую шишку.
– Я за долгом твоим, супружеским! – выпалила его жена, сидящая на кровати в позе наездника.
– Э-э-э… – затянул Кощей. Похоже, рядом с ней не так много слов можно подобрать. И открытый рот постепенно становится его привычной позой. Ага. – Какой долг, спать иди, завтра вставать рано!
– Зачем? – нахмурилась Морана.
– На рыбалку! – мгновенно нашелся Кощей.
– И я? – недоверчиво глянула на него девушка.
– А ты хочешь? – вздохнул мужчина. Она серьезно кивнула. Кощей потер шишку. – Тогда ты тоже. А теперь спать, – и полез обратно на кровать.
– Можно, я с тобой останусь? – попросила его жена, не торопясь уступать место.
– Оставайся, – зевнул Кощей.
Только спустя полчаса он понял, какой опрометчивый поступок совершил. Нет, Морана не делала попыток его соблазнить. Девушка спала, трогательно прижавшись к нему. Фактически, обвившись всем телом. В ночной рубашке, которой почти не было. Кощей ворочался и скрипел зубами, не замечая, что свеча давно погасла, и комната погрузилась в темноту. Заснул он только под утро. Да и не сон это был, а легкая дрёма…
Летнее утро, прохладное и свежее, обняло терем, заглянув в резные окна золотыми солнечными лучами. Сквозь дрёму Кощею чудилось что-то теплое, нежное, воздушное и обволакивающее. Мужчина протянул руку, и пальцы утонули в шелке волос.
Кощей лежал, не открывая глаза, и вдыхал запах чистого женского тела. Он вспоминал очень давние события своей жизни, о которых не то что вспоминать – думать не любил. О плене у давно почившего правителя. И о том, что кроме врага, пленить его смогла только женщина.
В Марью Моревну Кощей влюбился, или, по крайней мере, относился к ней чуть серьезнее, чем к другим девам за последние пару столетий. Думал, наверное, что найдет в ней нечто, искомое давно и тщательно в каждой. Жаль, конечно, что она оказалась падка на золото да колдовскую власть, ведь мужчина мог дать ей больше… гораздо больше.
А сейчас Кощей был растерян. Он не знал, как относиться к собственной жене. Не понимал, чего она хочет, почему вышла за него замуж. Те воспоминания, которые он мог собрать и переосмыслить за бессонную ночь и странное утро, не давали ответа на его вопросы. И было что-то еще. Настолько странное, что Кощей попросту не ведал, как озвучить эту мысль даже себе самому.
Кощей был уверен, что знал Морану раньше. И был уверен, что никогда её не видел. Еще он был уверен, что эта девушка ему дико нравится и, возможно, в неё будет очень легко влюбиться. А вот этого мужчине очень не хотелось.
Вот такие примерно мысли гуляли у него в голове, когда он почувствовал, как его молодая жена завозилась во сне, пристраиваясь поудобнее на его теле. Кощей начал стремительно краснеть от содержания своих мыслей. Утро обещало быть... занимательным. Ага.
Моржана почувствовала, как мужские пальцы гладят её по волосам. Автоматически, как она сама гладила кошку, когда глубоко и сильно задумывалась. Сон сразу же отступил, осталось только чувство неги во всем теле. Вспомнился вчерашний рассказ Яги. Мора ухмыльнулась про себя, стараясь не выдать, что больше не спит, и прижалась к мужу покрепче. Кощей засопел, перестав наматывать на палец черный локон. Потом тихо охнул, и в бедро девушки уперлось явное доказательство того, что Кощей считал её очень даже привлекательной.
Мора, хотя сама и не спешила это испытать, знала, что происходит между мужчиной и женщиной. Возможно, всё дело было в словах матери о том, что такое нужно испытывать только с любимым. А возможно, что до появления Велса в её жизни, таких мыслей и желаний не возникало.
Морана вздохнула и запустила нежные пальчики в золотистые завитки на мужской груди. Нет, не открывала глаза – она уже видела всё это вчера, в тусклом свете свечи. Погладила твердые мускулы, ощущая покалывание жестких волосков на его теле. Как ни странно, это было очень приятно. Только девушка собралась с духом, чтобы попробовать Кощея на вкус (Да-да! Лизнуть, а не то что некоторые подумали…), как мужчина, осторожно её отодвинув, кубарем скатился с кровати и, завернувшись в простыню, спешно направился к выходу из комнаты.
– Стоять! – рявкнула Мора. А потом подумала. – Ой!
– Стоять! – послышалось за его спиной. Значит, она не спала? Кощей обомлел и начал заливаться румянцем. Как и у многих светлокожих людей, у него покраснело не только лицо, но и всё тело. Благо, он сам этого заметить не мог – некогда было. Сама собой, нижняя челюсть ушла вниз.
Не краснел он, наверное, с самого детства. С тех пор, как поднабрался наглости и сам начал смущать окружающих. Страдали от злыдня и няньки с мамками, и дядья с тетками, и даже дед-князь. Но усмирить так и не смогли, со временем привыкнув прятаться от сорванца или игнорировать его подначки. Робел он только перед своей матушкой, смешливой жрицей Сварога. Став старше, он перестал подшучивать над людьми, но остался острым на язык скалозубом, с которым боялись связываться доже матёрые гусляры-баяльщики. Не робел Кощей и перед принцессами и королевнами, попадавшими к нему в терем. А вот жене удалось то, что никто не мог уже много веков…
И мужик, не думая, рванул вниз по лестнице.
По воздуху носилась домашняя утварь. Кот Черныш был приставлен глядеть за кашей – чтоб не выкипела. Штаны Кощея сами собой зашивались острой иголкой, заколдованной ретивым домовым. Метелка сновала по темным углам, разрушая давние паучьи домики.
Нафаня деловито сновал возле уже растопленной печи, пытаясь сотворить легкий завтрак из остатков вчерашнего пира. В руке у него, как у истинного полководца, боевито была зажата расписная деревянная ложка на длинной ручке. Уж очень хотелось домовому угодить новой хозяйке.
В горницу влетел Кощей, цветом не хуже, чем цветущие маки. Он с разбегу бухнулся на лавку и заложил ногу за ногу. Потом натянул простыню, в которую был завернут, до ушей и принялся грызть ногти на правой руке.
– Ты чегойто? – брови домового сами взлетели вверх. – Али наделал чегось?
– Ничего я не делал, – пробормотал Кощей, догрызая ноготь на мизинце.
– Дык чего она рыдает-то? – заинтересовался Нафаня. – Поди, тогда не сделал, вот и обиделась?
– Рыдает? – мужик сплюнул и прислушался. – С чего ты взял? Не слышно же ничего.
– Домовой – он сердце дома, – ухмыльнулся хозяйственный и словоохотливый, как никогда, коротышка. – Я всё знаю, что в доме деется.
– Штаны дай, – попросил Кощей. Вздохнул еще раз, оделся и пошел наверх.
Морана лежала на кровати, свернувшись в клубок, и горько плакала. Зачем, спрашивается, она так на Велса закричала?! Он даже покраснел… Не удивительно, если муж теперь и глядеть на неё не захочет. Кому нужна жена, которая норовит вперед мужа главенствовать?