— Вы знаете, наши подопечные так консервативны в своих привычках, что мы практически всегда знаем, где находится в данный момент каждый из них. — Строгая управляющая улыбнулась.
Она не спросила нас ни кто мы, ни зачем приехали. Очевидно, в этом заведении уважали права постояльцев.
— Слушай, Сережа, — тихо сказал я Ломанову, — а как мы ему представимся — кто мы такие? Как-то мы об этом не подумали.
— Почему не подумали? Я подумал. Мы родственники Нормана Кларка. Из Австралии. Далекой, загадочной Австралии.
— Почему из Австралии? — Я едва удержался от распиравшего меня совсем не вовремя смеха.
— Чем абсурднее ситуация, тем легче в нее верят люди. Если мы с вами из Америки, то почему раньше не приезжали? А Австралия — она, знаете ли, далеко, почти как луна. К тому же там есть кенгуру и всякие другие сумчатые. А это уже тема для разговора.
У Ломанова явно было хорошее настроение. Непонятно только с чего. И к чему.
Гарольда Локкмана мы нашли в точно указанном месте. Правда, сначала нам показалось, что на лавочке, третьей от начала, сидит Зиновий Гердт, прекрасный московский актер, более всего известный зрителям по роли Паниковского из «Золотого теленка».
Когда мы подошли к нему и объяснили, что мы приехали из Австралии и что мы родственники Нормана Кларка, Локкман приподнял лохматые брови, точь-в-точь как Гердт — Паниковский, когда его заставали за кражей очередного гуся. Мне приходилось напрягать все мои силы, чтобы понять, о чем шел разговор.
— Из Австралии? Раньше только из Америки приезжали, и что это всем через столько лет Норман Кларк понадобился? А заодно и Гарольд Локкман на старости лет...
По всему выходило, что старик не был в курсе гибели Кларка на яхте «Глория». Иначе бы он не задавал таких вопросов. Ну мало ли, родственники за наследством приехали, ищут подтверждения родственных связей.
— Мы редко выбираемся со своего континента, а моя бабушка перед смертью просила обязательно побывать на родине своего двоюродного брата, который был таким известным человеком в мире. — Светлые глаза Ломанова излучали трепетную и нежную любовь к незнакомому, но столь близкому двоюродному деду.
У меня аж слеза навернулась, так искренне и трогательно Ломанов рассказывал о предсмертных желаниях своей австралийской бабушки. Честное слово, если бы я не знал его анкетных данных, я бы поверил, что он и в самом деле родственник Кларка.
— Известен в мире? — изумился Локкман.
— Естественно, его знали не только в Америке
— Чем же таким он прославился? — язвительно поинтересовался старик.
— Как чем? — искренность Ломанова не знала границ. — Он мог бы стать даже президентом Америки, если бы очень захотел.
— Как? Вместо президента Гувера? — старик рассмеялся сухо и рассыпчато.
Тут уже мы удивились.
— А что, был такой президент? — спросил Ломанов.
Как не быть? В конце двадцатых — начале тридцатых... «Великая депрессия»... Но Норман бы все равно не успел обскакать Гувера. Чтобы стать президентом, юноши, нужно по меньшей мере быть совершеннолетним! — Старик назидательно поднял указательный палец.
— Нет, с этим-то все понятно. Он тогда был слишком молод, но позже... Уже после войны...
Старик рассмеялся еще более язвительно:
— К вашему сведению, Норман Кларк погиб в автомобильной катастрофе вместе со своими родителями. Кажется, это было в тридцатом году... Вашему родственнику и потенциальному президенту не было и четырнадцати.
Что ж, старик мог быть доволен произведенным эффектом. Увидев, что я настолько ошеломлен, что не совсем даже как бы и понял, Ломанов медленно повторил последние фразы старика, как бы переспрашивая того.
— Э-э, скажите, — чрезвычайно вежливо обратился Ломанов к Локкману, — а может быть, это был другой Кларк? Ну, другая семья...
Старик, похоже, рассердился не на шутку:
— Норман был моим школьным другом, и никаких других Кларков в нашем городке не наблюдалось! И вообще, не морочьте мне голову!
Он резко поднялся со скамейки и, прихрамывая, пошел в сторону дома. Мы посмотрели ему вслед, а потом друг на друга. Было уже понятно, какого рода сюрприз нас может ждать на кладбище...
Роберт Уэнтворд сидел в машине и грустно смотрел в окно. Честно говоря, ему хотелось послать все и всех куда подальше. Он считал это идиотское задание следить за двумя русскими по меньшей мере недостойным себя. Все-таки он был агентом со стажем, которому поручались в последнее время дела поважнее. Но шеф почему-то настаивал на том, чтобы он принимал во всем этом личное участие. Что же за важные птицы эти русские?
Ко всему прочему его раздражали эти двое, данные ему в подчинение: черный шофер Чарли, вечно цепляющий на нос дурацкие темные очки, и молокосос Джимми, которому его служба напоминала, кажется, бесконечный не то сериал, не то детектив.
Уэнтворд снял трубку затрезвонившего телефона. Конечно, звонил Филдинг.
— Они на кладбище, — доложил он, стараясь быть как можно более язвительным, но все-таки не переходя границ вежливости.
Но в ответ услышал совсем неожиданное:
— Приступайте к ликвидации. И чтобы комар носа не подточил.
— Ликвидации? — переспросил Уэнтворд.
— Выполняйте, Роберт. Только без лишнего шума. Это распоряжение свыше.
Голос шефа звучал тихо, но уверенно.
Мы долго, молча и тупо смотрели на могильный камень. То есть это было именно то, что мы уже ожидали увидеть, но одно дело ожидать, а совсем другое — лицезреть собственными глазами.
Надпись на могильном камне не оставляла больше никаких сомнений: «Роберт Кларк 1890 — 1930, Джулия Кларк 1892 — 1930, Норман Кларк 1917 — 1930».
Могила была неухожена, чтобы прочитать эту сакраментальную надпись, нам пришлось немало потрудиться, освобождая ее от высокой травы.
Итак, тот, кто недавно погиб в Черном море в возрасте семидесяти семи лет, впервые, оказывается, погиб еще тогда, когда не только Ломанова, но даже и меня не существовало на белом свете...
Я как будто что-то почувствовал. И сам сел за руль.
Собственно, все, что мы могли узнать, мы узнали — пора было двигать домой. Мыслями я уже был в Москве.
Из нашего старенького автомобиля я выжимал все. Мы неслись в сторону Чикаго, откуда и собирались отправиться в Москву. Кажется, там есть прямые рейсы, в крайнем случае, полетим через Европу. Или хоть через Австралию, нашу давешнюю родину, — нам было все равно.
Этот красный «форд» позади нас мне совсем не нравился. Особенно когда он пошел на обгон и стал прижимать нас к обочине.
А уж еще больше он мне не понравился, когда мы увидели, что за рулем сидит черный шофер в темных очках, а у двух парней на переднем и заднем сиденьях в руках по пушке солидного калибра.
Я громко выругался по-русски и крикнул Ломанову:
— Держись руками и ногами!
И резко вдавил педаль тормоза, крутанув руль влево. Зад нашей машины занесло, и он солидно припечатал бок красного «форда». Я нажал на газ. По всему выходило, что пушки они держали скорее на всякий случай, не зная, есть ли у нас оружие.
У нас его, к сожалению, не было. И они это поняли. И решили воспользоваться исключительно преимуществами своей машины — она была мощнее, новее и массивнее.
Их задача была проста — заставить нас слететь с эстакады, которая тянулась еще несколько километров. Не очень высокой, но, впрочем, вполне достаточной, чтобы надежно похоронить нас под останками нашего автомобиля.
Все-таки с машиной нам повезло. Она оказалась на удивление прочной. И не развалилась даже после пятого удара, хотя по всем законам уже должна была. Шестого она уже не выдержала бы.
Но в этот момент у нас появился шанс. Навстречу ехал огромный грузовик, чьи колеса были высотой больше нашего автомобиля. Я вспомнил былые уроки гениального шофера дяди Степы.
Когда до грузовика оставалось метров двести, а красный «форд» несся позади нас метрах в ста, я резко вывернул руль влево, выскакивая на встречную полосу. И успел увидеть сумасшедшие глаза водителя грузовика. Между его машиной и левой обочиной оставалось расстояние, которое давало нам возможность проскочить. Особенно если грузовик вильнет вправо и заденет красный «форд».
Так оно, на наше счастье, и произошло. Только в одном мой расчет, как я понял, взглянув в зеркало, оказался неверным. Кажется, грузовик задел «форд» не краем бампера, а просто-таки подмял его под себя. Но в конце концов, они сами эту свистопляску затеяли. Козлу понятно, что мы не грабители. Что можно взять с людей, которые едут в машине, подобной нашей?
И в этот момент меня озарило. Я вспомнил Стивена Броуди и его предупреждение не вмешиваться в это дело. Что ж, цэрэушники, если остались живы, по достоинству оценят привет от Стивена Броуди.
Машину надо было срочно бросать. Иначе нас вычислят быстрее, чем мы улетим из этой благословенной страны. Я подумал, что даже если люди из «форда» и живы, то у нас в запасе все равно есть около часа.
Мы были уже в городе. Свернув в какую-то улочку, мы вылезли из нашего помятого автомобиля. Ключи я оставил в замке зажигания. Пусть катается кто хочет.
В отличие от Москвы такси здесь действительно не проблема — первая желтая машина появилась в поле нашего зрения максимум минуты через три.
В аэропорту мы были минут через двадцать. Ближайший рейс на Москву мы даже не стали смотреть. Надо было лететь как можно скорее, все равно куда. Мы выбрали Детройт.
И вскоре были уже в воздухе.
Из Детройта в Москву можно было добраться рейсом румынской авиакомпании с двумя посадками — в Монреале и Бухаресте. Выбирать не приходилось. Мы зарегистрировали билеты и поспешили пройти таможню. Маловероятно, что на нас будут устраивать нападение в солидно охраняемом зданий аэропорта.
Официально нам тоже вряд ли будут чинить какие-либо препятствия. Те ребята работали, похоже, на свой страх и риск. Одно дело — автомобильная катастрофа, совсем другое — нападение на граждан другого государства в присутствии множества свидетелей.
Так что американский закон в любом случае на вашей стороне. Во всяком случае — пока. До поры, так сказать, до времени. Надо было сваливать.
— Ну что, Александр Борисович, летим? — почему-то по-английски осведомился Ломанов.
— Летим, летим, Сережа. Только оставь ты, наконец, этого Александра Борисовича. Так и язык сломать недолго. Просто Саша. И на «ты».
— Договорились.
Мы чокнулись и выпили по глотку водки в один присест. Лететь было долго, но домой. Так что мы имели самое законное право не только выпить, но даже напиться. Если захотим. А мы хотели.
Глава третья НОРМАН КЛАРК
Конец канонической биографии
Вторая половина шестидесятых — начало семидесятых еще долго будут историками связываться с войной во Вьетнаме, которая во всех смыслах чрезвычайно дорого обошлась Америке.
Мощное студенческое движение против войны, к которому присоединились многие другие граждане, вылилось в мощнейшие антивоенные демонстрации, общая численность участвовавших в них в ряде городов Америки, например 24 апреля 1979 года, превысила миллион человек. Об этих демонстрациях шли прямые телевизионные репортажи. Две телекомпании, которые принадлежали к тому времени Норману Кларку, по подсчетам специалистов, отводили в это время до трети дорогого эфирного времени проблемам войны во Вьетнаме. Множество корреспондентов этих телекомпаний, а также газет и журналов передавали и печатали холодящие кровь репортажи с мест боевых действий.
Но Кларк не был бы Кларком, если бы не использовал все это также и в целях получения колоссальных прибылей. Стоимость рекламного времени в этих репортажах и программах возросла вдвое по сравнению с обычной.
Республиканец Ричард Никсон победил на выборах едва ли не в первую очередь потому, что осознавал необходимость выхода США из войны.
Но это только кажется, что войну можно прекратить в одночасье. Поэтому Никсону приходилось лавировать между общественными настроениями и государственными интересами.
Норман Кларк, как известно, поддерживал кан дидатуру Никсона еще во времена избирательной кампании шестидесятого года, когда победил Джон Кеннеди. На сей раз победа досталась Никсону без особых осложнений. Не в последнюю очередь своим триумфом он был обязан информационной империи Кларка.
Но в какой-то момент политические амбиции Никсона превзошли всякие разумные пределы. От него отвернулись прежние сторонники. Норман Кларк позже, после отставки Никсона, в одном интервью весьма недвусмысленно заявил, что Никсон недооценил значение прессы, на чем и погорел. Это надо было понимать в том смысле, что Никсон недооценил лично Нормана Кларка, охладев к нему и его полезным советам.
Однако, даже «охладев» к советам Кларка, Никсон так или иначе вынужден был продолжать ту мирную политику в отношениях с коммунистическими странами, которую начал, во многом руководствуясь рекомендациями Кларка и используя личные связи последнего с крупнейшими коммунистическими деятелями.
Наиболее успешным явилось сближение с Советским Союзом, что в дальнейшем получило название «разрядки международной напряженности». Кстати, впервые эта формула, вскоре облетевшая весь мир, появилась в газете «Дейли ревью». В мае 1972 года Никсон прибыл в Москву, где у него состоялось несколько встреч с Леонидом Брежневым, в ходе которых был подписан договор об ограничении систем противоракетной обороны, о сотрудничестве в космосе, а также об ограничении стратегических и наступательных вооружений.