Эдгар Сноу писал, что Агнесса Смедли выросла среди ковбоев Запада. Она обожала «кантри мьюзик» – американские народные песни и мелодии. Под эту музыку она и учила пришедших танцевать. Сначала мало кто из девиц осмеливался прыгать в этих танцах, построившись в квадрат. Чаще выходили плясать только мужчины. Агнесса Смедли говорила, что после каждого такого урока у нее ощущение, как будто бы ноги ей оттоптала целая дивизия. Напомним, ей было тогда 44 года. Волосы ее начали седеть, но энергии было как у ребенка. Она умела создать на этих танцевальных вечерах такое же оживление, как на первоклассных вечеринках где-нибудь в Нью-Йорке.
Агнесса Смедли играла с огнем, с пороховым зарядом. Но она как будто бы и не понимала этого. Она была упряма и не желала считаться с сопротивлением. Вне всяких сомнений, ее феминистская позиция относительно брака и свободы в отношениях мужчин и женщин делала ее слепой. Танцевальные вечера накаляли атмосферу в яньаньских пещерах. Агнесса Смедли и ее очаровательная партнерша У Лили подвергались все более острой критике со стороны товарищей-женщин в Яньани. В июне 1937 г. ситуация достигла пика и прорвалась в крайне необычной форме. Агнесса Смедли рассказала о случившемся Эдгару Сноу, который описал это в записях, изданных уже после смерти Агнессы Смедли.
Яньаньские женщины начали примечать, что их мужчины ведут себя не столь послушно, как раньше. Они подозревали, что корень зла здесь Агнесса Смедли. С той поры они запрещали мужьям проводить время в беседах с американкой. Говорили, что жене Чжу Дэ, которая и сама была закаленным бойцом, не нравилось, что ее муж в одиночку навещал Агнессу Смедли и надолго засиживался в ее пещере. Кан Кэцин высказала свои мысли в разговоре с мужем. Чжу Дэ с улыбкой поведал об этом Агнессе Смедли. Та широко раскрыла от изумления свои серо-голубые глаза и спросила Чжу Дэ: «Да разве это не проявление буржуазной идеологии считать, что когда генерал и женщина находятся где-то вместе, то между ними может происходить только одна вещь?» Более всех невзлюбила Агнессу Смедли жена Мао Цзэдуна Хэ Цзычжэнь. Агнесса Смедли без обиняков заявляла, что Хэ Цзычжэнь живет как монашка в монастыре и совсем не готовится приобрести качества, необходимые супруге вождя революции. Она демонстрировала эту свою позицию, невзирая на недовольство Хэ Цзычжэнь. И хотя конкретных ссор между женщинами не возникало, накопилась немалая обида, переросшая в ненависть.
Агнесса Смедли любила подтрунивать над молодыми и боязливыми в семейной жизни членами партии. Полушутя она говорила им, что если уж они не способны освободить себя из-под женского ига, то почти наверняка не сумеют освободить Китай. Школа танцев Агнессы Смедли стала последней каплей. Взбешенные жены в конечном счете открыто выступили против нее.
Здесь мы не должны забывать о том, что Красная Армия лишь недавно завершила свой длительный переход. Многие погибли в том походе. Остались в живых всего несколько десятков женщин. И все это были либо теперешние, либо будущие жены руководителей Красной Армии.
Когда Яньань стала красной опорной базой, женщин – кадровых работников партии – можно было пересчитать по пальцам. Крестьянки из окрестных сел были политически отсталыми, да и внешне они не были привлекательны. Они не могли быть соперницами женщинам из КПК. Поэтому женщины-кадровые работники легко взяли в руки своих мужей. Тут безотказным и стопроцентно эффективным оказалось традиционное средство. Стоило только женщинам не подпускать к себе мужей, и они тут же достигали своих целей, мужчины тотчас соглашались подчиняться им. Некоторые женщины перестали обращать внимание на свою внешность, считая, что забота о длинных волосах – это буржуазные предрассудки. Поэтому они либо отпускали до безобразия свои волосы, ходили нечесаными, либо отрезали косы. Были среди них и женщины с маленькими ступнями, изуродованными бинтованием ног в детстве, они тем более были против всех этих новомодных танцулек.
В одном из своих писем Агнесса Смедли писала: «Мао говорил, что эти женщины не умеют танцевать, поэтому все они против танцев». Она также подчеркивала: «До сих пор я все еще так и не смогла с помощью танцев совратить, разложить Мао. Но девять из десяти за то, что это мне сделать удастся. Он хочет учиться танцевать и петь, что может ему понадобиться при выездах за границу. Поэтому он должен изучать новейшие танцы, в которых каждый движется самостоятельно. Я думаю, что если у него появится возможность путешествовать, он будет вынужден оставить жену дома. На протяжении нескольких последних недель у него наблюдается явный прогресс в стихосложении».
Эдгар Сноу отмечал, что ему ничего не было известно об У Лили, поэтому он и не мог понять намеки в письме Агнессы Смедли. Дело в том, что, говоря об упражнениях Мао Цзэдуна в стихосложении, Агнесса Смедли имела в виду развитие отношений Мао Цзэдуна с У Лили.
У Лили была звездой вечеров танцев и «вечеров дружбы». Как-никак она была первой актрисой «Нового театра» в Яньани. Она играла главные роли в спектаклях западного репертуара. У Лили выглядела принцессой на фоне мужеподобных яньаньских женщин, она действительно могла соперничать с лучшими красавицами в истории Китая.
Беседы Агнессы Смедли с главными руководителями в Яньани переводила большей частью У Лили. Агнесса Смедли и Лили хорошо сотрудничали. Они сблизились, стали подругами и жили вместе в одной двухкомнатной пещере. У каждой была своя комната: у Агнессы в глубине, а у Лили – возле дверей. Часто, когда руководители без жен навещали Агнессу Смедли, чтобы по сути дела повидаться с Лили, Агнесса играла роль прикрытия компаньонки.
Стояла весна. Цвели яблони. Зеленели поля. После многолетних боев Мао Цзэдун получил возможность читать и писать свои политические и философские статьи. Но мало кому было известно о том, что когда солнце опускалось за вершины гор и перед тем, как начать работать по ночам, Мао Цзэдун еще и занимался стихосложением, выступая в качестве учителя и руководителя Лили. Он в сопровождении телохранителя приходил в пещеру Агнессы Смедли. Пили чай и рисовую водку, беседовали на различные темы. Мао Цзэдун проявлял огромный интерес к тому, как построена жизнь за рубежами Китая, подробно расспрашивал Агнессу Смедли о ее американской жизни. Интересовался тем, действительно ли она сама переживала такую же красивую, такую же романтическую любовь, какая описана Байроном или Шелли?
Агнесса Смедли рассказывала ему о своем браке, а также о том, как они с мужем как близкие люди и товарищи вместе боролись за свободу Индии. Говорила, что ее муж был истинной любовью в ее жизни. Мао Цзэдун пожелал узнать, какой смысл вкладывала Агнесса Смедли в слово «любовь», что это понятие означало для нее, как они с ее мужем выражали эту самую «любовь» в обыденной, в повседневной жизни, и как же так могло получиться, что они ссорились и дело дошло до развода, если брак связал их плоть и души.
Впоследствии Агнесса Смедли рассказывала: «Я была поистине поражена его просто детским интересом к этим вещам». Она также говорила мне, писал Эдгар Сноу, что Мао Цзэдун признавался ей, что не знает и не понимает, действительно ли может существовать такая классическая образцовая любовь, о которой он читал в западных романах? Он очень хотел понять и узнать, какова же она, в конце концов. «Среди людей, которых ему довелось встречать, я была, – утверждала Агнесса Смедли, – в его глазах первым человеком, который сам испытал такого рода любовь. Он будто бы чувствовал, что ранее в своей жизни что-то упустил, совершил какую-то ошибку. При этом создавалось впечатление, что У Лили пробудила в нем иллюзии, мечты о таком прекрасном высоком и благородном чувстве». При его беседах с Агнессой Смедли У Лили всегда играла роль только человека, который передавал слова от одного из собеседников другому. Поэтому можно высказать лишь предположение о том, что некоторые вопросы, которые Мао Цзэдун адресовал Агнессе Смедли, были заданы им самой У Лили.
Итак, однажды, придя в гости, Мао Цзэдун прочитал Агнессе Смедли свои стихи, посвященные Ян Кайхой. Американка поставила грампластинку с «Аве Мария». Под рукой был и перевод текста на китайский язык. Мао Цзэдун, слушая божественную музыку и прочитав перевод текста, расчувствовался, снова началась беседа о настоящей любви. Разрушив лирическую атмосферу, в пещеру вихрем ворвалась Хэ Цзычжэнь. Глаза ее метали молнии. Она набросилась и на Мао Цзэдуна, и на Агнессу Смедли, и на У Лили. Последней особенно досталось. Хэ Цзычжэнь напомнила им всем, что американок (она имела в виду Агнессу Смедли и жену Эдгара Сноу Ним Уэллс) пригласили в Яньань для того, чтобы они знакомились с Красной Армией и с взглядами компартии Китая, а не для того, чтобы устраивать «публичный дом».
Сцена завершилась тем, что Хэ Цзычжэнь увели телохранители, а Мао Цзэдун ретировался. Ним Уэллс предупредила Агнессу Смедли, что с Хэ Цзычжэнь шутки плохи, и что та, если войдет в раж и сочтет, что у нее отбивают мужа, может и пристрелить американскую женщину.
В том же 1937 г. из Яньани отбыла Агнесса Смедли; подальше от греха перевели и У Гуанвэй. Покинула Мао Цзэдуна и Хэ Цзычжэнь.
Мао Цзэдун говорил Эдгару Сноу, что он выслал из Яньани трех женщин: У Лили, Агнессу Смедли и Хэ Цзычжэнь. Хотя, по сути дела, он отделался только от одной – от своей жены Хэ Цзычжэнь.
Все это обсуждалось руководством партии. Мао Цзэдун использовал ситуацию для того, чтобы фактически порвать отношения с Хэ Цзычжэнь.
Ним Уэллс кратко охарактеризовала сложившееся положение следующим образом: «Хэ Цзычжэнь открыто заявляла и нагло кричала, что застрелит Смедли». Это действительно привело к противостоянию революционерок со стажем в Яньани, с одной стороны, и Агнессы Смедли вместе с немногочисленными женщинами, которые приехали из городов и окунулись в деревенскую жизнь, с другой стороны. Хотя обе стороны были согласны с тем, что в новом обществе женщины должны быть экономически независимы, однако они давали разную оценку браку как социальному институту. Агнесса Смедли была уверена в том, что брак для всех женщин – это институт угнетения женщины. Старые революционерки в Яньани полагали, что моногамия, или институт, при котором речь может идти только о браке, где участвуют один муж и одна жена, это важная великая победа китайских женщин. Это прогресс, который следует оберегать, защищать и усиливать. Это прогресс в сфере культуры. Они не были готовы допустить систему или институт «свободной любви». В свое время, несколькими годами раньше, в советских районах в провинции Цзянси такого рода опыт был. В результате пострадали многие женщины. Само собой разумеется, что теперь, в Яньани, они были весьма огорчены тем, что Мао Цзэдун столь легко получил разрешение на развод. Сейчас, обращая взоры в прошлое, кажется ясным, что именно та позиция, которую в этом споре заняла Агнесса Смедли, и ее западные действия в стиле «освобождения» женщин, «либерализации» и вызвали негативную реакцию, заставили руководителей партии найти пути, чтобы вынудить Агнессу Смедли покинуть Яньань.
Себя самого Мао Цзэдун никогда не связывал никакими условностями и нормами, если говорить о существе его отношений с женщинами. В то же время он исходил из абсолютной необходимости соблюдения всеми другими в его партии и государстве тех норм, которые представлялись большинству правильными. Позиции Мао Цзэдуна и Агнессы Смедли разошлись.
Весной 1937 г. Агнесса Смедли подала заявление о вступлении в КПК. Заявление было отклонено. Затем произошел инцидент с Хэ Цзычжэнь и У Лили в пещере Агнессы Смедли. Это были тяжелые моральные удары. Агнесса Смедли осталась после этого в Яньани еще на два месяца. Она пыталась за это время как-то поправить положение. Продолжала занятия в своей школе танцев, развела сад в американском стиле, посадила присланные ей из США семена растений. Она также работала над книгой о Чжу Дэ.
В конце августа 1937 г. Агнесса Смедли упала с лошади, повредив позвоночник. Из-за этого ее отъезд из Яньани был отложен. До конца ее пребывания в Яньани к ней хорошо относился лишь Чжу Дэ, подаривший ей лошадку по имени Юньнань.
С Мао Цзэдуном Агнесса Смедли больше не виделась. Высказывалась она о нем довольно остро и резко. Вот что она писала о нем в 1940-х гг.:
«В Яньани я видела Мао Цзэдуна много раз. Или в той пещере, где он работал, или в других местах. Я ощущала, что очень трудно встретиться с ним взглядом. Отвечая на мои вопросы, он всегда начинал нести околесицу и уходил от ответственности. Несколько раз он просто не хотел отвечать. Мало того, я чувствовала, что он попросту не слушает меня. Уж и не знаю почему, но ему как будто бы недоставало уверенности в себе, хотя его известность и власть были несомненными. Я несколько раз присутствовала при его публичных выступлениях во время митингов. Дело происходило под открытым небом. Слушателей было неисчислимое множество. Он не обладает блестящим ораторским искусством. Он начинает говорить так, как будто бы жует кашу во рту. Его трудно расслышать. Безусловно, ему об этом известно. Поэтому он всегда говорил короткими фразами, которые легче понять. При этом речь его была замедленной, и он часто делал паузы. Таким образом, первые несколько рядов слушателей могли передавать его первые фразы тем, кто находился позади. После этого вся аудитория разражалась бурными аплодисментами. Мао ждал, пока эти аплодисменты стихнут, и только после этого продолжал свою речь. Начинал он свое выступление чрезвычайно спокойно, руки его при этом были неподвижны, однако потом руки и ноги его начинали ходить ходуном, а речь его становилась все более беспорядочной. Но это особой роли не играло, потому что полно и точно слышали его только первые ряды, те люди, которые были вблизи него; и как только ближайшие к нему начинали аплодировать, вся аудитория подхватывала эти хлопки. Это производило глубокое впечатление, потому что человек при этом чувствовал, что бы Мао ни сказал, он все равно будет выступать в качестве человека, который говорит от имени всех слушателей».
В сентябре 1937 г. Агнесса Смедли выехала из Яньани в Сиань. После падения с лошади у нее оказались повреждены и ноги, но переломов не было. Она рассчитывала в будущем снова повидаться с Чжу Дэ и Чжоу Эньлаем, считая, что они к ней хорошо относятся, но все это осталось только в ее мечтах.
* * *
Итак, в северной части провинции Шэньси, после окончания длительного перехода из центральных советских районов в Восточном Китае и рождения их пятого ребенка – дочери Цзяоцзяо, отношения между Мао Цзэдуном и Хэ Цзычжэнь непоправимо испортились.
Обратим внимание на некоторые обстоятельства. Мао Цзэдун любил молодых женщин. Его вторая жена Ян Кайхой и третья – Хэ Цзычжэнь были моложе его соответственно на 8 и 17 лет. Каждая беременела в среднем раз в два года. На каждую сваливалась непосильная ноша. Надо было везти на себе дом, семью, заботиться о Мао Цзэдуне в быту и в то же время оставаться его секретарем, помощницей в его делах. Конечно, в той степени, в какой он допускал это. В довершение надо было безотказно удовлетворять плотские желания мужа.
С обеими этими женами у Мао Цзэдуна возник разлад в отношениях на одной и той же почве. Мао Цзэдун органически не мог терпеть, чтобы женщина была товарищем в его политической деятельности. Ян Кайхой и Хэ Цзычжэнь не мыслили своей жизни без участия в политической борьбе. Обе они были гордыми, а Мао Цзэдун просто не позволил им участвовать в деятельности партии наряду с ним.
В Яньани Хэ Цзычжэнь вдруг остро ощутила, что она никому больше не нужна. Партийная организация, куда она обратилась с просьбой дать ей работу, разъяснила, что пока для нее нет поручений. Партийная организация считала, очевидно подстраиваясь под настроения Мао Цзэдуна, что Хэ Цзычжэнь может посидеть дома с ребенком и помогать Мао Цзэдуну, так сказать, в качестве домашней хозяйки. Мао Цзэдун советовал ей пока «почитывать труды Маркса и Ленина».
Через три месяца после рождения Цзяоцзяо, добившись согласия Мао Цзэдуна, Хэ Цзычжэнь отдала дочь на попечение своей землячке Чжан Сюин, сотруднице специального кооператива при учреждениях ЦК партии, сама же пошла учиться на курсы при Университете Красной Армии. Здесь царил напряженный военно-трудовой ритм жизни. Курсантам приходилось заниматься и учебой, и военным делом, и физическим трудом.
Быстро дали знать о себе старые раны и многочисленные роды. Силы Хэ Цзычжэнь были подорваны, хотя было ей тогда всего 26 лет. Вечерами дома, в пещере, она просто без сил валилась на кровать, чувствовала, что голова у нее чудовищно распухает. Хэ Цзычжэнь стоически молчала, не жаловалась, крепилась. Ей очень хотелось быть как все. Однажды сокурсники обнаружили, что она отсутствует. Бросились ее искать, и нашли в отхожем месте, где она лежала, потеряв сознание. Врачи с большим трудом вернули ее к жизни. Хэ Цзычжэнь пришлось со слезами оставить учебу в университете. Такое решение приняла все та же парторганизация.