— Это сестра моя, Люба.
— Помнишь, я просила тебя починить розетку? Ты обещал прийти и помочь, Сема, но так и не пришел…
Я вопросительно посмотрела на деда, и тот утвердительно кивнул, пробормотав:
— Было такое. Сестра продолжала:
— Ты всегда был эгоистом, Сема, и тебе нужно было умереть раньше всех, но ты и этого не сделал! Теперь я прошу тебя о последней, такой ничтожной услуге, а ты опять проявляешь свой невыносимый характер. Это ведь так нетрудно сделать, есть масса способов, и ты их прекрасно знаешь. Мы все ждем тебя: и Верочка, и Василий, и Гриша, и я — все, кого ты довел до гроба. Приди к нам, слышишь, и мы все простим. Нам будет хорошо вместе…
Не выдержав, я положила трубку. Дед сидел и тоскливо взирал на свои потрепанные тапочки. Руки его дрожали, лицо осунулось, он весь сгорбился и, казалось, вот-вот свалится. Мне было не легче.
— И давно вас просят умереть? — тихо спросила я.
— Да не так уж, — он прокашлялся. — Недели две, может. Раньше просто болтали ерунду, а потом вот звать стали…
Телефон опять зазвонил. Мы с дедом вздрогнули, я подождала, пока не высветятся цифры номера, включила запись, динамик и взяла трубку. Говорила совсем другая женщина, голос был тихим и монотонным:
— Семен, ты прости, что я тогда выкинула в окно твою фронтовую фляжку. И окно разбила, помнишь? Но только больно уж разозлилась на тебя. Спасибо соседям, подобрали
и принесли — все мне теперь легче грехи замаливать здесь. Знаешь, ты не торопись к нам. Я тут подумала, когда молилась: трудно тебе здесь будет, ты ведь за всю свою жизнь никому ничего хорошего не сделал, только гадил всем и меня мучил. А как сюда попадешь, то уже ничего не исправишь, изведешься только. Я тебя, подлеца, всю жизнь жалела и теперь жалею, потому и говорю: сделай ты там хоть что-то хорошее кому-нибудь, пусть малость, но добрую. Тогда тебе здесь легче будет немного, по себе теперь знаю, слышишь? Так что ты уж подумай там, пересиль себя, поломай, но доброе дело сотвори и прощение получишь, не так жарко гореть будешь…
Семен Петрович выхватил из моих рук трубку и исступленно закричал:
— Вера, алло, что ты несешь, какое еще дело?! Сдурела ты там совсем, на том свете?! А то я тебе никогда добра не делал! Да и что мне сделать, кому? Никого ведь из родных не осталось!
— А ты чужим сделай. Подумай сам, вспомни, что у тебя есть и чем еще людям помочь можешь. Не будь ты скрягой перед смертью.
— Это я-то скряга?! — взвился несчастный старик. — А кто тебе всю жизнь платья дорогие покупал, отрезы сторублевые, не я?! Ты у меня в шелках да в золоте ходила, а теперича скрягой обзываешься? Да пропади ты пропадом!!!
Я нажала на рычаг. Дед, грудь которого бурно вздымалась, а из глаз сыпались гневные искры, негодующе посмотрел на трубку, плюнул в нее и в сердцах швырнул на место, чуть не расколотив нашу собственность. — Ты слыхала? Это ж надо такое сказануть! — Он с ненавистью втянул в себя воздух. — Скряга…
— Да вы не принимайте все так близко к сердцу, — начала я успокаивать его. — Вы же, надеюсь, не верите, что разговаривали сейчас со своей женой?
— А то с кем же, по-вашему, я разговаривал? — искренне удивился старик. — Конечно, с женой! Она у меня всю жизнь такая вот была, все пилила меня ни за что ни про что. Я же говорю, что все ихнее: и голоса, и манеры, и подробности всякие знают… — он возмущенно хмыкнул.
— Это-то и странно, дедушка. Откуда они все это знают?
— Это ты сама странная. Как им не знать, если они сами все это делали при жизни? Чего ж тут удивительного? Ты лучше подумай, как отвадить их от меня, чтобы в покое оставили.
— Это уже не в моей компетенции, — я засобиралась уходить. — Пусть босс сам разбирается. Я ему отнесу записи разговоров, он прослушает, попытается узнать, откуда звонили и все такое. Аппарат я вам оставлю пока — пусть с автоответчиком разговаривают, если уж им так невмоготу. Кстати, драгоценности какие-нибудь есть в доме?
— А зачем тебе это? — подозрительно спросил он.
— Ну, если кто-то так откровенно вас раскручивает на доброе дело, значит, хочет что- то получить. Что бы это могло быть, как думаете?
Старик задумался. Потом твердо сказал:
— Нету у меня ничего, это точно. Все ейное золото и броши, что были, я ей в гроб положил, чтобы и там ни в чем не нуждалась. А она вишь: скряга… — Он насупился. — Совесть совсем потеряла. Платья ее все в шкафу висят, да и не богатство это никакое уже. Шуба вот только, норковая, но ее моль поела. Нет, ничего у меня такого нет, чтобы кто-то позарился — все продал уже, что можно было. Слушай, а что она там имела в виду, когда про доброе дело говорила? Может, двор пойти вымести или площадку вымыть в подъезде? — Он растерянно поднял глаза. — Какое я еще могу доброе дело сделать? Стар уж совсем…
— Вы вот что, Семен Петрович, — подумав, сказала я, — пока вообще ничего никому не делайте без нашего разрешения. Мы теперь за вас отвечаем и в обиду никому не дадим. Вас хотят обмишурить, это и ежу ясно как Божий день, и нам нужно выяснить, кто это. Одно скажу, способ они выбрали довольно оригинальный. Запомните: это не ваши родственники, а мошенники, хитрые и хорошо подготовленные. Я уверена, что босс их выведет на чистую воду, только вы не мешайте и делайте что скажем. В квартиру никого не пускайте, никому не открывайте вообще. Ключей больше ни у кого нет?
— Откуда?
— Ну вот и замечательно. Если что, сразу звоните нам и ждите. Все поняли?
Поморгав глазами, дед тяжело вздохнул и проскрипел:
— Все сделаю, как скажете, только избавьте меня от этой нечисти…
— Избавим, дедуля, не волнуйтесь. Все, я пошла, а вы запирайтесь. Автоответчик не будет ничего отвечать, а только запишет их голоса. Не слушайте их и не соглашайтесь ни на какие уговоры. Если позвонят насчет пенсии, то вы услышите и сможете поговорить. До скорой встречи.
Вытащив из телефона кассету с записью и заменив ее другой, я ушла, оставив деда тупо разглядывать мою визитную карточку с номером телефона офиса. Двери у него были прочные, дубовые, а замок надежный.
…Босс, внимательно выслушав мой доклад и запись телефонных разговоров, изучив номера телефонов, скопированные мной с определителя, просмотрел телефонный справочник и недовольно сказал:
— Первый раз звонили, кажется, из квартиры, но одна цифра почему-то не высветилась. Потом уже звонили из автомата. Это нам ничего не дает, как и их голоса. Говоришь, квартира у деда большая?
— Не то слово, босс. Она просто огромная, да еще в самом центре Москвы. Если верить тому, что у него больше ничего нет, то они точно нацелились на его хоромы.
— Но какие хитрые бестии! — проворчал восхищенно он. — О таких методах даже я ничего не слышал. Сколько такая квартирка может стоить нынче?
Я прикинула примерную сумму и сказала:
— Если в ней сделать евроремонт, поставить импортную мебель и сантехнику, то четырехкомнатная в этом районе потянет на все двести тысяч, если не больше.
— Да, игра стоит свеч. Как, интересно, они узнали про него? И про холодильник, про фляжку, розетку. Надо бы выяснить у деда, может, он кому рассказывал.
— Не думаю. Он, похоже, отшельник, ни с кем не общается. Кстати, про фляжку легко могли от соседей узнать — они же ее подобрали…
Босс удивленно посмотрел на меня:
— Соображаешь, действительно могли. Но как же все остальное? Я допускаю, что его родственники жаловались на него соседям, мошенники расспросили их и узнали подробности его жизни. Но это ведь сколько работы нужно проделать, сколько информации собрать, даже в Саратов съездить — нет, это не реально. И потом, как они голоса подделали? Сколько, он говорил, пять лет уж прошло, как родные отмучились? Но пять лет назад еще не было такого бума вокруг жилплощади — приватизация только начиналась, и преступники еще не освоили систему отъема жилья незаконными способами. Значит, они вышли на старика уже в наше время и, следовательно, не могли слышать голосов умерших. Тогда как они смогли их подделать? Да еще так точно, что сам старик клянется, что это его родня. Странно все это… Остается версия, что дед уже не помнит ничего и мошенники ему просто внушили, что он слышит именно жену или брата. Теперь он уже и сам верит, и нас в заблуждение вводит. Но мы не поддадимся, верно? — Он хитро улыбнулся.
Я с восхищением посмотрела на него и уважительно склонила в знак согласия голову, не такую умную, как его, но зато гораздо более симпатичную. Он продолжал:
— Зря ты сказала про внучку. И вообще не нужно было встревать — ты их вспугнула. Видимо, они хотели потихоньку додавить его, зная, что он нелюдим и будет сам разбираться со своими проблемами. Но теперь, когда ты влезла, они наверняка ускорят развитие событий, то есть перейдут к более решительным и уже проверенным способам — постараются похитить его и силой заставят подписать дарственную. Это, конечно, рискованно, старик может не выдержать и умереть от насилия, но они уже не остановятся, потому что слишком много трудов и денег затратили на это дело и теперь не захотят все терять. Наверняка они уже в пути, — спокойно заключил он, с довольной улыбкой откидываясь в кресле.
— Так что же мы сидим?! — в ужасе воскликнула я.
— Ты ведь сказала ему, чтобы он никому не открывал?
— Сказала.
— Нечего тогда и волноваться. Если они станут ломиться к нему, он тут же позвонит нам и мы сразу же прибежим. Двери у него крепкие?
— Без лома не вскроешь. Замок тоже хитрый, отмычкой не возьмешь, довоенное производство какое-то. Если сам не откроет, то без шума войти не смогут, а там соседи кругом…
— Забудь про соседей, Мария, — строго сказал босс. — Не те сейчас времена. Никто и носа не высунет на шум — своя шкура дороже.
, Даже в милицию позвонить побоятся. Так что надежда только на нас.
— Вы меня пугаете, босс. Может, нанять милиционера для его охраны?
— А если я ошибаюсь? Милиционер, конечно, хоть столб охранять будет, пока ему платят, но что я скажу его начальству, что покойники в последнее время слишком активизировались? Не поймут…
На столе зазвонил телефон, и босс с недовольным видом поднял трубку. Почти сразу же лицо его вытянулось удивленно, и он быстро проговорил:
— Ни в коем случае не открывайте ему! Мы уже выходим!
Бросив трубку, он легко вскочил, вытащив из стола кобуру с пистолетом, и уже на ходу проговорил:
— Старик утверждает, что в его дверь звонит покойный брательник из Саратова. Он узнал его в «глазок» и дрожит от страха.
— О Господи!..
Пулей вылетев из офиса, мы побежали к дому. До подъезда было метров пятьдесят, и он был скрыт деревьями, но мы все же увидели, как от него на высокой скорости отъехала синяя иномарка с тонированными стеклами и скрылась за углом дома. Номер рассмотреть было невозможно, да и бессмысленно, потому что он наверняка был поддельный. Не сбавляя, однако, хода, мы пронеслись мимо на удивление пустых лавочек в подъезд, влетели на третий этаж и застыли перед распахнутой настежь дверью стариковской квартиры. Деда похитили.
В этом можно было не сомневаться, однако Родион обшарил все комнаты и только после этого занялся прихожей. Следов борьбы нигде не обнаружилось. Не было и следов взлома. Что нас поразило, так это ключ, торчавший снаружи в хитром замке. Значит, он был у бандитов! Еще одна загадка. Вытащив ключ, босс внимательно осмотрел его и пришел к выводу, что он не поддельный, а выпускался явно вместе с замком много лет назад. Прихватили преступники и наш замечательный телефон с автоответчиком и АОНом, который я оставила деду. У дверей в коридоре стояли те самые тапочки, что я видела на старике, что означало, что он даже успел переобуться. Или его переобули сразу в белые тапочки…
— Нас обули, — сокрушенно сказал босс, садясь на табуретку, на которой раньше сидела я. — Увели клиента прямо из-под носа. И у кого — у лучшего сыщика Москвы! — Он вытащил из кармана трубку и стал набивать ее табаком из кисета, заботливо вышитого для него Валентиной.
— Что думаете делать, босс? — робко спросила я.
Раскурив трубку, пыхая, как паровоз, он оглядел квартиру и проговорил:
— Да-а, квартирка и в самом деле хороша. Огромная, так скажем, квартирка. Как вот только найти в ней документы на нее — это вопрос. А найти нужно. Без них бандиты не смогут ничего сделать. Стоп! — он вдруг просветлел лицом. — Кажется, я знаю, где документы!
— Где?! — радостно вскинулась я.
— У мошенников, — поник он, глядя на, вешалку. — Я видел эти бумаги, когда проверял его документы в офисе, значит, он носил их в пиджаке, А пиджака, как видишь, на вешалке нет. Ладно, закрывай квартиру, забирай ключ, и идем в контору. Мне там лучше думается.
В офисе босс усадил меня в кресло для посетителей и дотошно переспросил о моем разговоре с дедом у него дома. Я пересказала все слово в слово, а он делал какие-то пометки карандашом и все время напряженно думал. Впервые я видела, как работает его гениальная кудрявая голова, мозги в которой крутились не как у всех нормальных людей, а в другую или, вернее, сразу во все стороны. После моего доклада он поднял трубку телефона, набрал номер и сказал, даже не поздоровавшись:
— Это Родион. Скажи, кто в нашем районе самый главный маклер? Хрящ с командой? А как он обычно действует? — И начал что-то записывать. — Так, подкуп, фиктивные ордера, через психиатра… А как фамилия психиатра? Наталья Ващенко? Все-то вы знаете в своем МУРе. А почему не берете? Доказательств нет? Это бывает… А кто, кроме Хряща, еще может здесь орудовать?.. Все поделено, говоришь, и чужаков сразу кончают? Славные ребята. А с применением насилия можно отобрать квартиру? Легко?! Как это? Со своим нотариусом… Лихо. Значит, от человека только подпись на дарственной требуется, и все дела? Этак можно и меня из будки выселить… Ну-ка, брат, расскажи-ка все поподробнее…
Устроившись поудобнее за столом, он начал слушать. Минут через пять положил трубку, тоскливо посмотрел на меня и изрек:
— Хана нашему деду. И его квартире тоже хана. Зря мы их вспугнули. Так, может быть, хоть жив остался, побомжевал немного. У меня тут однокурсник в МУРе работает, так он поразительные вещи рассказывает…
— Вы же говорили, что в ФСБ.
— Это другой однокурсник — курс у нас был большой, — терпеливо пояснил он. — Так вот, он сказал, что с приватизацией в России появилась масса людей, и глупых, и умных, обладающих солидным капиталом в виде своих жилищ. Государство, как всегда, не позаботилось об их защите, и преступники открыли настоящую охоту за этой халявой. Заставляют человека подписать дарственную на свою квартиру, нотариус, купленный ими с потрохами, тут же, на месте пытки, заверит это дело, и все — закон уже переходит на сторону преступников. Только в нашей многострадальной стране может быть такое! И дураку ясно, что введением института частных нотариусов государство узаконило преступность, развязав ей руки! Скопище идиотов! — Он недовольно шмыгнул носом. — Но слушай дальше. Хозяина потом убивают, если он один прописан в жилище, и устраивают все так, будто он умер естественной или случайной смертью. После этого можно спокойно вселяться в квартиру или продавать ее. Наш клиент идеально подходит для них, поэтому-то они в него так и вцепились. Однокурсник говорит, что сегодня в Москве только чудом можно не попасть в лапы мошенников, покупая или продавая квартиру. Милиции известны все их методы, и те уже не рискуют действовать внаглую, с применением откровенного насилия, а обрабатывают хозяев морально, доводят до психушки, оформляют опеку и так далее. Или же просто подделывают документы. В нашем случае работают явно не местные, потому как сигналов о воскресших покойниках в милицию раньше не поступало. Значит, мы имеем дело с залетными молодцами, а их всегда очень трудно вычислить.
— Постойте, как: я поняла, они должны будут вернуть деда в квартиру?
— И вернут, только не деда, а его труп. Подкинут незаметно, а потом соседи обнаружат его с инфарктом или выбросившимся с балкона — мало ли что, человек старенький, одинокий… — Он вздохнул. — Так что дело это дохлое и шансов у нас очень мало.
— А что вы вообще хотите спасти: деда или квартиру? — подозрительно спросила я.
— Я хочу сделать и то и другое, а также поймать этих мошенников, — спокойно ответил он. — Мой друг сказал, что вычислить их практически невозможно. Но я постараюсь. Это, оказывается, одна из самых преступных сфер в Москве со времен начала приватизации. У них все куплено: нотариусы, ДЭЗы, РЭУ, БТИ и так далее. К несчастью, сбылась мечта всех бандитов — в стране теперь все можно купить за деньги. Неподкупным быть или невыгодно, или опасно для жизни. Настали золотые времена для преступников. Они могут оформить документы на твою квартиру, явиться к тебе домой и оспаривать свои права. Если бы не штамп с пропиской в паспорте, тебя бы просто выкинули вон и даже не стали бы разговаривать. Слава Богу, что прописывают еще в милиции, но, говорят, и прописку скоро отдадут в ведение РЭУ. Тогда в Москве вообще будут жить одни бандиты, которые повышвыривают всех москвичей из их квартир, в том числе и этих тупоголовых горе-законодателей…