А дела наши двигались как никогда. Наш врач, Иван Семенович, так удачно выловленный нами в кратчайшие сроки, уже начал выдавать информацию. Да, он был агентом, в свое время немало поездил по свету с делегациями медицинских работников, совершая попутно всякие мелкие поручения от конторы, но с 89-го года его не трогали. Он даже думал, что его досье давно уже уничтожено, но напрасно он так думал. Тот самый кагэбэшник, который руководил его действиями тогда, вынырнул, и теперь с новыми поручениями. В частности, ему было поручено сделать укол Леонарду Терентьевичу Собко и доставить его домой. Старик был уже в машине, усыпленный снотворным, и потому сделать укол не представлялось сложным. Иван Семенович уверял, что он понятия не имел, к чему это приведет, но кроме его самого этому мало кто верил. Таким путем мы вышли на кагэбэшника, и майор Скачков, понимая, как низко пал его рейтинг после пропажи компьютера, доставил нам исчерпывающие сведения об этом человеке. Специальная группа захвата устроила засаду в квартире у гэбэшника, но сумели арестовать лишь нескольких случайных людей. Но теперь у нас был наконец конкретный человек, с фамилией и внешностью, по следу которого пошла вся московская милиция плюс органы контрразведки. Суд Народной Совести, знай он конкретно о наших достижениях, должен был заволноваться.
Я немедленно отправился с полученным мною письмом к генеральному прокурору, но за его отсутствием меня принял заместитель, мой старый недруг Леонид Васильевич Пархоменко. Я без слов положил перед ним мое письмо, и он надел очки, чтоб прочитать его.
— Это что? — спросил он недоуменно.
— Получено мною по почте,— доложил я. — Я обязан ознакомить с этим непосредственное начальство.
— Они тебя хотят завербовать, что ли? — все еще не понимал он.
— Судя по всему, да, — сказал я. — Вы должны дать санкцию на внедрение, Леонид Васильевич.
Он снял очки и бросил их на стол.
— Ты понимаешь, куда это может завести? — спросил он.
— Туда, — я кивнул на письмо. — В коллегию «Суда народников».
— Ты что, оперативник? — спросил он. — Или Джеймс Бонд? С какой стати ты пойдешь на внедрение? Тут нужны как минимум подготовленные люди. И потом, не верю я им. Он ткнул пальцем в письмо и добавил:
— Это какая-то провокация.
Я думал совершенно так же, но в последнее время наши отношения так складывались, что согласиться с ним открыто я не мог.
— А все же, если поступят предложения, как мне поступить?
— Доложить немедленно, — сказал Пархоменко. — Я надеюсь, предложения поступят не сегодня. Мы успеем обсудить эту проблему на коллегии.
— Очень уж удобный случай, — продолжал я тянуть волынку. — Жаль упускать.
— И все же, — проговорил он задумчиво, — почему они обратились именно к тебе, а?
Я ждал этого вопроса.
— А вы как думаете, Леонид Васильевич?
Он посмотрел на меня задумчиво, как бы оценивая, и покачал головой.
— Ступайте, Турецкий. Мы вас вызовем.
Я оставил ему предварительно заготовленную ксерокопию, а письмо унес к Семену Семеновичу Моисееву. Было мало шансов на то, что мы сможем выйти на след по письму, но нельзя было пренебрегать никакими возможностями.
Семен Семенович, прочитав письмо, сразу нахмурил брови.
— Начальству доложил?
— Первым делом, Семен Семенович, — сказал я. — Не первый год замужем.
Он бросил письмо на стол и сказал:
— Это компьютерная работа, и бланк, и текст. Отпечатано на лазерном принтере. Судя по качеству бланка, над его производством не слишком старались. Вероятно, он был изготовлен специально для этого письма.
— А идентифицировать принтер можно? — спросил я.
— У нас таких работ пока не проводилось, — засомневался Семен Семенович. — Но, если понадобится, то наверное можно. Что ты об этом думаешь?
— Я так много всего об этом думаю, — признался я, — что сразу и не скажешь.
— Мне это не нравится, — объявил Моисеев. — Это сильно пахнет провокацией, и она направлена против тебя, Саша.
— Я учту ваше беспокойство, — пообещал я и унес письмо с собой.
Среди моих ребят это письмо не вызвало ожидаемого эффекта. Лариса сразу заявила, что это грубая подделка, а Сережа нашел даже опечатку в оформлении бланка. И он, и она советовали мне немедленно составить рапорт, чтобы обезопасить себя от неприятностей, но я успокоил их, рассказав о разговоре с Пархоменко.
— Предположим, что это письмо пришло действительно из Суда, — сказал я. — Что они хотели этим добиться?
— Первое, сбить с толку, — начала Лара.
— Отвлечь от дела, — продолжил Сережа. — Вы же сейчас мобилизуете Дроздова на разработку этого письма.
— Напугать жену, — добавила Лара. — Не зря же письмо пришло на дачу.
— Моя жена не читает писем, адресованных мне, — заявил я решительно.
— Это вполне может быть пробным камнем, — предположил Сережа.
— Дают понять, что их не волнует наше расследование, — сказала Лара.
— Намекают на беззащитность вашего семейства,— буркнул бесчувственный Сережа.
Я кивнул, сам об этом уже подумал.
— В общем, морочат мне голову, — подытожил я. — Но есть еще вариант. Это письмо написано не Судом Народной Совести.
— А кем? — спросила удивленно Лара. Сережа наморщил лоб и произнес:
— Комиссия Меркулова? Проверяют лояльность работников прокуратуры?
— Да, — сказал я. — Но не лояльность. Если такое письмо попадет к агенту Суда, то тот немедленно доложит об этом своим, не так ли?
— И что?
— А теперь прочитайте это письмо, как обращенное к коллегии «Суда народников», — предложил я.
Они перечитали, и Сережа задумчиво произнес:
— Они хотят переговоров, так, что ли?
— Судя по всему, — согласился я. — Это только вариант, но уж очень соблазнительный.
— Надо бы все-таки Меркулову сообщить, — сказала Лара.
Я только развел руками. Костя Меркулов перешел в какое-то другое пространство, недосягаемое и загадочное. Конечно, я на всякий случай позвонил Лидочке, сообщил о том, что жажду увидеть Константина Дмитриевича, но она ответила, что полностью разделяет мои чувства. Он время от времени звонил ей, но даже определитель на телефоне был не в состоянии установить, откуда он говорит.
Лаврик Гехт опять вернулся из очередной командировки преисполненный здоровья и новых сил. Он сообщил, что мне только что звонил Дроздов и просил передать, что разыскиваемый нами гэбэшник Леонид Кириллов вчера был замечен на квартире у давней любовницы и обещался прийти к ней в ближайшие дни. Дроздов договорился о засаде.
— Он правильно мыслит, тебе не кажется? — спросил Лаврик.
— Да, толковый малый, — согласился я.
Уважая мнение Лаврика, я вкратце рассказал ему историю с письмом, и он однозначно принял последний вариант, с деятельностью президентской комиссии. Но мы не успели это обсудить, потому что неожиданно появился Слава Грязнов и плюхнулся на стул перед моим столом.
— Я изнемогаю, — заявил он. — Вчера я исколесил пол Москвы и провел дюжину допросов, причем половина из них — первые.
— Пришел отдохнуть? — спросил я.
Слава на некоторое время отстранился от нашего следствия, и я за это держал на него легкую обиду. Он это понимал и потому искал возможность оправдаться.
— Расскажи, как наши дела,— попросил он.— Я слышал, Леша Дроздов землю роет. Вы раскопали какого-то деятеля Суда, да?
— Копаем, — уклонился я от прямого ответа.
Я дал ему почитать присланное мне письмо, он хмыкнул и достал из кармана почти такое же. На таком же бланке, такое же умеренно официальное, теплое, почти дружественное послание, предлагающее Грязнову стучать в пользу Суда.
— По-моему, все ясно,— заявил Лаврик, ознакомившись со вторым вариантом эпистолярной деятельности пресловутой коллегии. — Это фальшивка.
Я рассказал Грязнову о своей догадке насчет президентской комиссии, и он сразу со мной согласился.
— Еще вариант, — предположил он. — Так легко можно выявить тех, кто не обратится к начальству.
— Ну, это было бы слишком просто, — сказал Лаврик.
— Но возможно, — сказал я.
— Только все это чепуха, — сказал Грязнов. — Я к вам по другому делу, Александр Борисович.
— Излагай, — сказал я.
Грязнов набрал воздуху и улыбнулся.
— А не пойти ли нам погулять? — предложил он. — Лето на дворе...
— Сидите уж, — сказал покладистый Лаврик. — Мне все равно в бухгалтерию идти. Секретничайте.
Он ушел, сопровождаемый комплиментами Грязнова, и, как только за ним закрылась дверь, Слава сказал:
— Началось, Саша!..
— Что началось? — не понял я.
— Один из этих, — он показал два пальца, — завтра будет в Воронеже.
— Кто? — спросил я завороженно.
— Тверитин, — сказал он тихо. — Теперь давай решать, как мы все это будем оформлять?
— А второй что, заболел? — спросил я.
— Второй сейчас в Иране, — сказал Слава. — Но будет здесь в ближайшее время. Этот Мамедов оказался покладистым парнем, а?
— Мы не можем обвинить Тверитина в убийстве Ратникова, — объяснил я. — Дело давно закрыто. Под каким соусом мы будем его брать, Слава?
— Я, собственно, за этим и пришел, — сказал Грязнов. — Мне нужен именно соус. Все остальное у меня есть.
— Леонид Васильевич сожрет меня с потрохами, если узнает, что мы продолжаем искать Бэби, — сказал я.
— Давай возьмем его как наемника, — предложил Грязнов.
— А если он уже азербайджанский подданный?
— Да хрен с ним. Наемником он стал, когда был российским подданным.
— Да, — сказал я с горечью. — Тогда надо и весь военкомат брать.
Грязнов почесал щеку и спросил раздраженно:
— Но не отпускать же его?!
— Бери, — сказал я. — Бери его по линии азербайджанской наркомафии. Этот Мамедов наверняка запустил его с наркотиками.
— Точно, — обрадовался Грязнов. — Я так и сделаю. Завтра мы будем у тебя, Саша. Готовь встречу!
— Всегда готов, — отозвался я машинально.
46
С первой попытки она, конечно, успокоиться не могла и потому посетила дом на «Полежаевской» еще раз. На этот раз соседи, знавшие Аню, оказались дома, и именно от них Нина узнала про то, как несчастную Аню выжили с ее собственной жилплощади. Она долгое время где-то пропадала (об этом Нина знала сама), за этот период был убит ее муж Леша Дуганов, замешанный в делах какой-то банды, и чиновники домоуправления решили, что и Аня тоже не была в стороне от преступных дел своего сожителя. Ее таинственное отсутствие еще более утвердило их в своей правоте, и они вселили в квартиру Ани каких-то беженцев, заплативших порядочную сумму. За компанию с Аней пострадала и ее подруга Нина, жившая этажом ниже и тоже загадочно исчезнувшая после убийства Леши. Мебель в квартирах оставили, но личные вещи вынесли в подвал и хранят там на случай востребования. Аня потом появилась, плачущая и больная, но ее домой уже не впустили, а отстоять свои права она не смогла. Соседи встречали ее в компаниях алкашей у магазина, и Нина отправилась туда.
И опять в первый раз ей не повезло, но, приехав сюда в другой раз, она нашла алкашей, которые знали, где можно найти «Аньку-халявщицу». Аня проживала в каком-то подвале, где ее содержали местные подростки, прикармливая, подпаивая и устраивая там оргии. Нина появилась там с резиновой дубинкой, разогнала парочку сопливых мальчишек и вытащила на свет чудовищно опустившуюся Аню Назарову. Она была в каком-то рванье, потому что свою одежду успела продать и пропить, волосы ее были давно не мыты, а физиономия уже начинала деревенеть от попоек. Не узнав Нину, она плакала и просила ее отпустить, но Нина решительно усадила ее в свою машину и поскорее увезла подальше от подвала, где та проживала уже недели три.
Охранник дома в Строгино совершенно обомлел, когда увидел, кого привела к себе в гости Нина Шимова.
— Вам помочь, Нина Алексеевна? — спросил он вежливо.
— Спасибо, — буркнула Нина, — сама справлюсь.
Аня все еще ничего не понимала, тихо плакала и просила отпустить ее, обещая не повторять своих проступков. Нина сорвала с нее одежду, швырнув всю эту грязь в мешок с мусором, после чего забросила девушку в ванну и принялась мыть. Поначалу это было воспринято как наказание и вызвало робкое сопротивление, но по мере продолжения процесса Аня начала приходить в себя, мылась с удовольствием, осторожно поглядывая на Нину, и наконец осторожно спросила:
— А вы кто?
— Что, меня так трудно узнать? — буркнула Нина. Глаза у Ани расширились, она вцепилась руками в бортик ванны и прошептала:
— Нина?
— Наконец-то ты начала соображать, — сказала Нина Но, убедившись в своей догадке, Аня вовсе не успокоилась, а, напротив, принялась жалобно рыдать. У нее началась истерика, и Нина попросту нахлестала ее по щекам, чтобы привести в чувство. Это возымело действие.
— Я так ждала-а-а тебя-а-а,— выла Аня, успокаиваясь. — Где ты была так долго, Нина-а-а...
— Отложим объяснения на потом, — сказала Нина решительно. — Пойду поищу чего-нибудь из одежды для тебя.
Одежда Нины оказалась для Ани немного велика, но саму Аню это ничуть не смущало, а, напротив, радовало. Из ванной она вышла уже сравнительно чистой, волосы приобрели естественный рыжеватый оттенок, и на лице заиграл румянец. Переодевшись в шорты и майку, она и вовсе стала походить на подростка, если бы не появившиеся уже на лице морщины. Нина занялась ее косметической гигиеной, и к завтраку Аня выглядела уже вполне прилично.
— Ты мне расскажешь, что это с тобой случилось? — жадно интересовалась она — Это же волшебство какое-то!..
— Волшебство и есть, — сказала Нина неохотно. — Потом как-нибудь я расскажу тебе, как это делается. Лучше ты расскажи, как ты оказалась в этом подвале?
— Они меня туда затащили, — пожаловалась Аня с горечью. — Знаешь, у меня были такие заходы, что за бутылку вина я была готова человека убить. Я ведь ребенка потеряла — преждевременные роды, и вот... Мне казалось, жизнь кончилась.
— Ты сошла с ума, — сказала Нина — У тебя же есть отец!
— Он как раз уехал в какую-то командировку, — пожаловалась Аня, — а его жена меня ненавидит. А что мне еще было делать? Я такое пережила!..
— Но у тебя была работа!..
— После того что случилось, я боялась туда возвратиться.
— А что, собственно, случилось? — спросила Нина.
— Ты ничего не знаешь? — ахнула Аня. — Я возвращаюсь домой, а там такое!.. Нашего соседа убили, помнишь, он заходил к нам.
— Ты сама его нашла?
— Ну да. Я и милицию потом вызвала, но сама убежала. А дома уже кого-то поселили, мне и деваться было некуда.
— И куда же ты делась? — спросила Нина. — В подвал, детишек совращать?
— Совращать?!— возмущенно повторила Аня.— Они сами кого хочешь совратят. Если хочешь знать, они меня изнасиловали.
— Ладно, все,— сказала Нина решительно.— Прошлое ушло, будем думать о будущем. Ты вернешься на свою работу?
Она виновато пожала плечами.
— Не знаю... По-моему, меня уже уволили.
— И как ты думаешь жить дальше?
— Немного приду в себя, — сказала Аня, — и опять пойду к папе, пусть он снова ищет мне работу.
Нина кивнула.
— Хорошо, поживешь у меня, — сказала она. — Только я тебя сразу предупреждаю, ты никому и ничего не должна обо мне рассказывать. Понимаешь?
— Конечно, Нинуля,— чуть улыбнувшись, сказала она. — Я так рада тебя видеть.
— Мы с тобой давние подруги, — продолжала Нина. — Ты давно меня не видела.
— Так оно и есть, — сказала Аня.
— Мы не виделись около года, — продолжала Нина. — А познакомились в Краснодаре, понятно?
Аня испуганно моргнула.
— Но я никогда не была в Краснодаре. Нина сдержанно вздохнула.