Мы немедленно отправились звонить Рогозину, разыскали его с третьей попытки и официально сообщили ему, что Генеральный прокурор Российской Федерации настаивает на поднадзорности действий их оперативной группы.
— Мы и не собираемся ничего скрывать, — заявил чуть раздраженно Рогозин. — Операция находится в стадии разработки, и, если вы желаете подключить к делу своих специалистов, мы примем их без ропота.
Ловя его на слове, я немедленно отправил к ним Сережу Семенихина с наказом все запоминать, чтоб потом все пересказать. Сережа только хмыкнул на это, его компьютерное мышление было не способно забывать вложенную информацию.
Накануне, в воскресный вечер, просматривая телевизионные передачи в теплой семейной атмосфере, в программе новостей я увидел репортаж о прибытии из Женевы делегации Верховного Совета, где обсуждались какие-то важные вопросы. Возглавлял делегацию Вадим Сергеевич Соснов, и, слушая его уверенную речь, я чувствовал, как сомнения раздирают мое сердце. Этот неглупый и по-своему обаятельный человек нравился мне, и я не мог представить его в той роли, какая для него готовилась в нашей раскладке. В понедельник утром я связался с его симпатичной секретаршей, которая так и не смогла меня вспомнить, и напросился на деловой разговор. Мне было назначено во второй половине дня во вторник, и теперь я мог отправиться на решающее свидание.
— Может, мне с тобой пойти, — задумчиво предложил Меркулов.
— Как это будет выглядеть, — сказал я. — Напрашивался следователь, а явился зам генерального? И потом, со мной наедине он может разговориться, а если нас будет двое, он наденет такую броню, что не прошибешь.
— Ты убежден, что он и есть тот большой человек? — с сомнением спросил Меркулов.
— Если честно, — сказал я, — то я очень хотел бы, чтобы это было не так.
— Тогда будь осторожнее, — напутствовал меня Меркулов.
Соснова не оказалось на месте, когда я появился, и секретарша сообщила, что он на совещании у Председателя Верховного Совета. Мы с ней очень мило побеседовали, и я совсем уже был готов пригласить ее на кофе в депутатский буфет, как появился Соснов, буркнул мне какие-то извинения и пригласил в кабинет.
— Я снова к вам, Вадим Сергеевич, — начал я, уверенный в том, что он меня не вспомнит.
Так и оказалось.
— А вы по какому вопросу? — спросил он, копаясь в бумагах на столе.
— Я опять по вопросу убийства капитана Ратникова в Краснодаре в прошлом году, — напомнил я.
Он поднял голову и спокойно глянул на меня.
— А, — сказал он. — Вы, если не ошибаюсь, Турецкий?
— Именно так, — кивнул я.
— Что у вас нового?
— О. Целый ряд обстоятельств. Во-первых, у меня недавно была в гостях Нина Ратникова.
— Нина? — переспросил он. — Но вы, кажется, говорили, что она сошла с ума.
— Она уже вылечилась, — сказал я. — Выглядит прекрасно. Узнала о том, что мы продолжаем дело, и пришла к нам. Знаете, что она нам рассказала?
Он угрюмо кивнул.
— Представляю.
— Может, вы хотите дополнить или исправить ее показания? — спросил я.
Он тяжело вздохнул.
— В какой части?
— Я имею в виду дискету, — сказал я.
Он откинулся на спинку своего кресла, посмотрел, на меня задумчиво и предложил:
— Послушайте, Турецкий, а может, нам забыть те давние обстоятельства? Ну было это недоразумение, было, что же теперь-то... Я и так каюсь за свое легкомыслие.
— Конечно, лучше бы забыть, — сказал я. — Но, Вадим Сергеевич, что же мне забывать, если я толком еще ничего не знаю?
— Но вполне можете предположить, — буркнул он. Я согласно кивнул.
— Хорошо, — сказал я. — Предположим, как оно могло быть. Мне думается, в тот памятный вечер, когда вы пришли к ним в гости, вам не очень понравился Николай Ратников. Он раздражал вас своими манерами, своей уверенностью в себе, невозмутимостью. Не так ли?
— Так вполне могло быть, — сказал он.
— В кармане у вас оказалась эта дискета, вот вы и решили разыграть Нину, поделиться с ней государственным секретом. Она клюнула на этот розыгрыш, и вы были удовлетворены. Теперь у вас с нею был свой маленький секрет.
— Вы тонкий психолог, — заметил Соснов спокойно. — В жизни обычно мы не анализируем свои мотивы с такой тщательностью.
— А потом вы позвонили ей и попросили привезти дискету на вокзал. У вас даже был приготовлен билет для нее. Вы что, действительно верили, что она бросит мужа?
— Приступ романтики, — махнул он рукой. — На самом деле я всегда беру два билета, чтобы не было соседей в купе.
— А теперь скажите, это случайно так совпало, что в то самое время бандиты убивали Ратникова с детьми? Или для того были какие-то основания?
Мне удалось его встряхнуть, он потянулся к бутылке с минеральной водой. Пока он пил, я рассматривал картины на стенах.
— Вы понимаете, что вы говорите? — спросил он.
— Помилуйте, Вадим Сергеевич, — сказал я. — С момента нашей с вами первой беседы мы уже узнали столько нового, что очередное открытие уже не будет сенсацией. Может, вы хотели уберечь Нину от налета гэбистов, а?
— Чушь, — бросил он. — Я ничего не мог знать об этом налете!
— Значит, это совпадение?
— Очевидно, — буркнул он. — Придержите свою фантазию, Турецкий. Следователь должен оперировать фактами, а не домыслами.
— Я помню, — кивнул я. — Но у нас еще одна новость. Убийцы, Чекалин и Тверитин, они, оказывается, вовсе не убиты в Карабахе. Они живы и здоровы и сейчас находятся у нас.
Он окаменел.
— Как? — проговорил он едва слышно.
— Представьте себе, — сказал я.— А самое обидное, что мы не можем инкриминировать им дело убитого капитана, потому что оно давно прекращено. Но они говорят о каком-то большом человеке, чью волю они исполняли в Краснодаре. Как вы думаете, кто бы это мог быть?
— Кто угодно, от начальника краевого управления КГБ до секретаря крайкома партии.
— Но они утверждают, что он и сейчас представляет собой крупную политическую фигуру,— продолжал я свою игру. — Вы лучше меня знаете краснодарских деятелей, может, вы подскажете нам парочку кандидатов?
— Что вы думаете с ними делать? — спросил Соснов.
— Прежде всего я хотел бы с ними познакомиться.
— Я имею в виду арестованных кагэбэшников.
— Вероятно, их будут судить за спекуляцию наркотиками, — сказал я.
Соснов машинально кивнул и рассеянно произнес:
— Спасибо за информацию.
После этого он вовсе выпал из беседы, так и не дав мне никаких намеков ни на свою виновность, ни наоборот. Известие об аресте убийц действительно потрясло его, но вполне можно было предположить, что он встревожен этим обстоятельством из соображений справедливости. Я так и не смог добиться от него ясности в последующем разговоре, и вскоре секретарша Лена зашла к нему, чтобы напомнить о встрече каких-то знатных иностранцев в Шереметьевском аэропорту. Время нашей аудиенции закончилось.
Я вернулся в прокуратуру, доложил обо всем Меркулову, и тот сказал:
— Короче, ты ему выдал информацию, а он тебе нет. Очень продуктивный способ ведения допроса.
— Во всяком случае, — сказал я, — он оповещен.
Сережа Семенихин появился под вечер, и мы дожидались его в моем кабинете, попивая казенный кофе. Даже Лариса заинтересовалась планом комиссии и сидела с нами. Сережа был по-прежнему невозмутим и жевал жвачку.
— Примитив, — сообщил он. — Они устраивают открытый судебный процесс.
— Они надеются, что Бэби явится прямо в суд? — усмехнулась Лара.
— Не глупо, — вставил Меркулов. — Если он решится на свое дело, то поймать его будет нетрудно.
— Принимаю пари, — провозгласил я. — Пять к одному, что Бэби там не появится.
— А я думаю, появится,— возразила Лара.— Только убить этих подонков ему не удастся.
— Ваш прогноз, гражданин начальник? — спросил я у Меркулова.
— Я не занимаюсь прогнозами,— сказал тот надменно. — Но убежден, что бандиты будут убиты.
— Сережа, а ты? — спросил я у жующего помощника. Тот пожал плечами.
— Кто его знает...
Операция готовилась солидно, добрая треть зала заседания должна была быть наполнена агентами комиссии, в зале было установлено шесть телевизионных камер, а на Чекалина с Тверитиным надели пуленепробиваемые жилеты. Процесс был липовый, и их хотели сохранить до суда настоящего.
О предстоящем суде говорилось в прокуратуре, мелькнула заметка в «Московском комсомольце», в общем, оповещение было. В пятницу мы все с утра отправились туда, в зал, где предполагалось действие спектакля, и волнение было такое, будто мы сами идем на дело. Посторонний народ шел на процесс слабо, нынче люди ценили свое время и на ротозейные дела уже не разменивались. Собирались старички-пенсионеры, какие-то женщины с сумками, завсегдатаи судебных заседаний, но была и молодежь. Людей на входе не обыскивали, но всем следовало пройти через металлоискатель, и на кого аппарат реагировал, тех отзывали в сторону и проверяли наличествующий металл. Полковник Рогозин занял место неподалеку от скамьи подсудимых, и к нему то и дело подходили люди, которым он отдавал распоряжения.
Мы с Костей расположились на балконе, откуда все было прекрасно видно, и представителей комиссии там было больше, чем случайных посетителей. Когда ввели подсудимых, внизу еще оставалось много свободных мест.
Оба наши героя, и Чекалин, и Тверитин, чувствовали себя не слишком уверенно, и были совершенно правы. Хотя пуленепробиваемые жилеты на них были надежно замаскированы, они вряд ли могли знать, что Бэби имел привычку стрелять в голову. Чекалин нервно мял руки, а Тверитин то и дело посматривал в зал, будто искал там кого-то. Потом все встали, появились так называемые судьи, и все пошло как полагается. Оглашение материалов дела, допрос свидетелей, суровая обвинительная речь прокурора и выступление защиты. Я невольно думал о том, кто писал им все эти тексты. Процесс шел, а Бэби не появлялся. Напряжение росло, и в какой-то момент мне захотелось, чтобы вся эта комедия поскорее кончилась. Я глянул на Меркулова, тот трогал кончик носа и сопел, что говорило о его сосредоточенности. Тут-то все и началось.
Сначала послышались чьи-то крики из зала, потом вдруг громыхнул взрыв, и поднялось облако густого черного дыма. Немедленно поднялась паника, крики, толкотня. Когда произошел второй взрыв, паника приобрела всеобщий характер, даже судьи повскакали с мест. Один из заседателей указывал рукой куда-то в зал, другой в нерешительности топтался у двери. Сам председательствующий судья о чем-то говорил по переговорному устройству. Мы, сидевшие на балконе, тоже вскочили, потому что поднявшийся дым скрыл от нас зал внизу. Кто-то начал кашлять, кто-то почему-то просил о помощи, а большинство просто не знали, что им делать, потому что были на службе. В дверь заглянул какой-то начальник и бросил команду:
— Быстро оцепить здание и никого не выпускать! Какая-то женщина рядом со мной рыдала, и я пытался ее успокоить, говоря ей, что от взрыва никто не пострадал. Я как в воду глядел, взрывы внизу были чисто отвлекающими мероприятиями. Когда дым рассеялся и мы увидели внизу разгромленный, опустевший зал, то единственное место, где еще встревоженно суетились люди, была скамья подсудимых. Мы с Меркуловым, предчувствуя нехорошее, кинулись вниз и, пройдя через несколько кордонов, вошли-таки в зал. Так и есть: пока шла паника, оба наших героя в пуленепробиваемых жилетах были убиты выстрелами в голову.
Неподалеку Рогозин сухо, но очень сердито что-то говорил побледневшему Свищеву. Врач в белом халате растерянно озирался, словно ждал, что и в него в этот момент могут целиться. Я подозвал оказавшегося неподалеку Сережу и сказал:
— Вызывай опергруппу из МУРа! Скажи, чтоб Грязнова оповестили.
Рогозин услышал мой голос и немедленно подошел к нам.
— Какая-то накладка случилась,— пробормотал он.— Будьте уверены, мы задержали всех собравшихся, мы его поймаем... Камеры должны были зафиксировать его...
— Дерзайте, полковник, — сказал Меркулов. — Ибо иначе выходит, что вы провалили операцию.
— Не беспокойтесь, — произнес Рогозин взволнованно, — я готов ответить.
— Давайте разберемся,— миролюбиво предложил я. — Разве зал не осматривали перед запуском людей?
— Разумеется, осматривали.
— А людей обыскивали?
— Конечно. Он не мог пронести сюда оружие!
— Тогда выходит, — сказал я, — что или это фантастический трюк Бэби, или...
— Что — или? — нервно спросил Рогозин.
— Или этих парней ликвидировали ваши люди, — закончил я.
— Вы думаете, что говорите? — возмущенно повысил голос Рогозин.
— Он говорит серьезные вещи,— вмешался Меркулов резко. — Проверьте ваших людей, полковник. Это убийство было выгодно не только Бэби.
Рогозин раздраженно пожал плечами.
— Разумеется, проверим. Можете сами взять на себя эту проверку, если вам так хочется.
— Нет уж, нет уж,— возразил я.— Со своим людьми разбирайтесь сами.
Мы попрощались и пошли к выходу, но нас поймала Лара.
— Константин Дмитриевич, — сказала она. — Там в числе задержанных оказалась Нина Ратникова. Вы не могли бы ей помочь?
— Нина Ратникова? — Меркулов с недоумением посмотрел на меня.
— Жена убитого в Краснодаре капитана, — объяснил я. — Она долгое время была за границей и вернулась пару недель назад. Мы беседовали с ней, я тебе уже докладывал.
Мы заглянули в зал, где собрали задержанных людей, и Лара вызвала оттуда Нину Шимову. Та, как и все, была растеряна и испугана, хотя и выглядела по-прежнему шикарно.
— Здравствуйте, Александр Борисович,— пролепетала она. — Это такой кошмар!..
— Вас уже обыскивали? — спросил я.
— Да, — сказала она, — на входе. У меня были ключи от машины и зажигалка...
— Предъявите сумочку офицеру, — сказал я, указав на молодого лейтенанта, который наблюдал за нами.— Посмотрите, лейтенант, мы из федеральной прокуратуры.
Тот кивнул, взял сумочку Шимовой и вывернул ее на стол. Лениво поковырялся в дамских вещах, пожал плечами и сказал:
— Все, можете забирать.
— Она пойдет с нами, — заявил я.
Тот не отреагировал, и все вместе мы поскорее покинули место только что совершенного преступления.
54
Она действительно была сильно возбуждена, и когда увидела, как дрожит ее рука, которую она протянула, чтобы включить зажигание в машине, то даже испугалась. Она никогда так не волновалась после совершения акции, и дело здесь скорее всего было в том, что ей не приходилось стрелять в присутствии такого количества людей. Надо было прийти в себя, и она закурила сигарету.
В исполнении этой акции главная заслуга принадлежала, конечно, Сереже. Это он, воспользовавшись своим особым положением, приготовил взрывные пакеты, принес пистолет, и — главное, обеспечил отвлекающий эффект в нужное время. Пистолет с глушителем был упрятан в женской сумочке, ствол чуть выглядывал наружу, а через боковой карман она легко могла им воспользоваться. Они придумали это накануне, когда поздно вечером Сережа примчался к ней домой, перепугав Аню, и они почти до утра разрабатывали все тонкости предстоящей операции. Идея принадлежала ему, но главное дело осталось, конечно, Нине. Рано утром, выехав за город, она отстреляла две обоймы, привыкая к необычному использованию оружия. Сумочка с пистолетом была точно такой же, как та, с которой она вошла в зал, и Сережа в суматохе после взрывов снова поменял ее, чтобы поскорее от нее избавиться. Самое трудное было решиться на стрельбу, когда вокруг поднялась всеобщая паника, забегали люди. Тверитин с Чекалиным тоже вскочили, им тоже было интересно, что там взорвалось в другом конце зала, и Нина, стиснув зубы, дважды нажала спусковой крючок. Она видела, как дернулся Чекалин, но после выстрела в Тверитина толпа людей загородила их, да и она сама поспешила отойти подальше. Сережа едва нашел ее во всей этой кутерьме. Она даже не была уверена, попала ли она в Тверитина вообще.