- Ах, не надо? Ладненько. Но если ты согласишься бежать со мной.
У Елло давно чесались руки отлупить сестру. Он живо представлял, как наносит несильные четкие удары, Ила падает на пол, верещит, заслоняя лицо руками. Но опасаясь шума, он продолжал внешне спокойно убеждать, просить, умолять глупую девчонку. Еще с четверть часа разговор продолжался в том же духе. Наконец, Елло замолчал, подошел к окну. Долго стоял не двигаясь, чувствуя на спине ставший тревожным взгляд Илы. Елло медленно повернулся, приблизившись к сестре, взял ее за плечи, легонько тряхнул и заговорил очень тихо и отчетливо:
- Я нашел выход. Ты знаешь, я ни перед чем не остановлюсь. Решено – я ухожу один, но прежде убью тебя. Клянусь жизнью матери, я сделаю это. Мы вместе с мамой уедем в Гризонтию, и ничто не удержит ее здесь. Ей не нужна мертвая Ила. Ну?
Ила с ужасом смотрела в холодные бесцветные глаза брата, понимая – он свое слово сдержит. Припомнился кинжал, просвистевший у самого уха.
Моросил мелкий дождичек, небо заволокло тучами, - безлунная ночь как нельзя лучше подходила для побега. По освещенному факелами двору храма уныло бродил дремлющий на ходу стражник. Елло перекинул ноги через подоконник и замер, страх завладел им. Сейчас ему предстояло отправиться в путь по узкому, скользкому от дождя карнизу, пройти локтей двадцать, не меньше, затем подтянуться на руках, чтобы влезть на крышу и идти, идти вперед… Дальнейший маршрут Елло представлял в общих чертах, не испытывая уверенности, что сумеет одолеть его. Особенно опасен был неизбежный прыжок на крышу соседнего строения. У Елло закружилась голова. Желая приободриться, он обратился к Иле:
- Я пойду первым, заодно посмотришь, как это просто. Потом – ты. Когда я заберусь на крышу, спущу пояс, учти: он очень прочный, тебя выдержит. Цепляйся за него крепко, и я втащу тебя наверх. Понятно?
- Да.
Елло подозрительно посмотрел на сестру, опасаясь, что в последний момент она передумает и останется в комнате. Но Ила даже не помышляла об этом – страх перед братом превосходил боязнь высоты.
Елло уперся ногами в карниз и, стараясь как можно плотнее прижаться к стене, сделал первый шаг. Его пальцы ощупывали холодную влажную поверхность облицовки, пытаясь зацепиться за крохотные шероховатости. Страх пропал – Елло было не до него. Все чувства подчинялись одной цели – дойти. Он продвигался довольно успешно, сумев одолеть примерно треть пути, когда правая нога соскользнула с мокрого камня. Чудом удержав равновесие, Елло замер, не в силах двигаться дальше. Не выдержав губительного соблазна, он обернулся – внизу виднелась маленькая фигурка стражника, размеренно вышагивающего по лужам. Опять закружилась голова. Елло несколько секунд стоял неподвижно и, наконец, сделал шаг вперед…
Он добрался до уступа крыши – теперь край кровли оказался примерно на уровне его роста. Загнутая кромка медного листа врезалась в ладони. С огромным трудом Елло подтянулся, чувствуя, как лист разрезает пальцы до костей, и вполз на крышу.
- Такая прогулочка только на пользу. Колечко с камушком за мной, - Елло пытался говорить бодро, но не узнавал своего голоса. – Вперед, Ила.
И Ила пошла. Она скользила легко и, казалось, без труда, будто тень.
- Руку, правую руку поднимаем вверх. Держись за пояс как можно крепче. Так… теперь аккуратненько левую. Осторожно! И не дергайся, как рыба на крючке. Сейчас я тебя вознесу.
Хрупкое тело Илы показалось Елло налитым свинцом. Он еле втянул сестренку на крышу. Несколько минут Елло лежал неподвижно, закрыв глаза, подставив разгоряченное лицо потокам усиливающегося дождя. Неожиданно явилось неприятное воспоминание. Прошлой зимой Елло умудрился провалиться под лед, течение властно влекло его, через полупрозрачную корку льда он видел голубизну неба, а воздуха оставалось все меньше. Спасла полынья, он сумел тогда удержаться за ее край.
- Елло, Елло, ты жив? Что случилось?
- Тише… Сон досматриваю. Двигайся, Ила. Самое трудное позади… Черт бы побрал этот ливень.
Они шли по крыше, по широкой плоской крыше, крытой медными листами – такой надежной и незыблемой. О предстоящем прыжке на небольшой уступ соседнего дома Елло старался не думать. Только теперь он понял неосуществимость своего плана. Он знал, что не удержится на мокрой площадке, соскользнет вниз, под ноги ленивого стражника, в пылающие отраженным огнем лужи. Широкая плоская крыша под ногами – ах, если б ей не было конца! «Мама учит – смерть вовсе не страшна, наоборот: она – избавление. Это ошибка. Ошибка. Только отступать уже нельзя. Хорош я буду, если останусь здесь. Позорище… Ну уж нет! Лучше…»
- Эй!
Взмахнув руками, белой чайкой соскользнула Ила в освещенный провал двора. Короткий вскрик и отвратительный звук удара тела о камни. Елло так и не сумел до конца восстановить в памяти дальнейшие события этой ночи. Припомнил лишь обрывки, похожие на кошмарный бредовый сон. Он не мог представить себе, как удалось ему преодолеть зияющую пропасть, удалось удержаться на площадке, пробежать по гребню крутой крыши, спрыгнуть с высокой стены, не поломав ног…
Он мчался по элторенским улочкам все дальше и дальше от храма, вряд ли понимая, куда бежит. Но инстинкт вел его к заброшенному, давно всеми забытому подкопу под городскую стену, который он отыскал месяца три назад во время одной из беспечных прогулок по городу.
Когда Елло открыл глаза, светило солнце. Сорока, вспорхнув с ветки, обдала его каскадом ледяных капель, сорвавшихся с листвы. Елло с трудом поднялся, посмотрел на свои израненные, с ободранными ногтями руки и понял, что спасен – и что не уберег Илу.
Как поступить дальше, Елло не знал, и после недолгого раздумья решил все же рискнуть и пробраться к дому Лориганы, надеясь, что за ней не следят. Прихрамывая на обе ноги, Елло побрел в сторону южного предместья Элторены, где жила девушка.
Запоздалое раскаянье
Подъезжая к дому, Мерэна увидела Лоригану, стоящую у распахнутой двери. Взволнованное выражение ее лица насторожило Мерэну.
- Елло бежал. Часа два, как мы расстались. Ты легко нагонишь его. Елло просил передать, что намерен пробираться в Гризонтию, где и будет тебя дожидаться. В Рин-пи, портовой таверне.
- А Ила?
- Илы нет. Она не удержалась на крыше храма. – Лоригана заговорила торопливо, пытаясь наполнить возникшую пустоту потоком слов. – Елло верит, что больше с тобой не разлучится. Он обещал каждый вечер приходить в таверну. Мерэна, если нужны деньги на дорогу – вот… Все, что у меня есть. Немного, правда, но…
- Спасибо, Лоригана, спасибо. Оставь себе. Она умерла сразу?
- Не знаю…
- Великая жрица простила меня. Я иду в храм.
За сына Мерэна не тревожилась, уверенная, что тот сумеет постоять за себя, выкрутиться из любой истории. Понимая, что ей не в чем упрекнуть Елло, тем не менее, она не могла видеть его. Может быть, когда-то, в далекой Гризонтии, но только не сейчас.
Мерэна не испытывала к дочери любви. Разве что в далеком детстве. Но со временем проявились черты характера Илы – робость, застенчивость, пугливость. Мерэна не могла понять человека, столь разительно не похожего на нее, а ведь это была ее собственная дочь. Непонимание, несходство вызывали неприязнь. В сравнении с братом Ила и вовсе походила на бледную сонную тень. Елло – сильный, злой, отчаянный, способный вынести любой удар и не сломаться, вопреки всему достичь своего. А Ила… Религиозные измышления Мерэны окончательно притупили любовь к дочери. Она представлялась ей посредственным человеком – иными словами, «никаким», иными словами, недостойным жизни в «подлинном мире».
Мерэна прекрасно понимала, что нельзя так относиться к собственному ребенку, но ничего не могла сделать с собой. Она старалась заботиться об обоих детях одинаково, но поступками ее руководил долг, а не сердце. И только теперь, когда Ила была мертва, Мерэна поняла, что так и не узнала своей дочери. А смерть пришла по вине матери. Увлеченная изысканиями истины, она с легкостью шла на риск, втягивая в опасный водоворот и детей. И вот – Илы нет. Пришло пробуждение. Несуществующие плиты несуществующего храма оборвали сон. А там – высший разум, истина, счастье, свобода? Пустые слова, слабое утешение… Илы нет на этом призрачном, нереальном свете. Пусть все сон, но пока он длится, страшно пробуждение. Или впереди мрак, пустота, небытие? Мерэна больше не верила ничему. Ни тому, что доказывала своим слушателям во время долгих ночных бесед, ни в царство Тьмы, ни в рай, ни в ад. Что значат все эти пустые фразы, когда Ила умерла? Ила, которой всегда недоставало заботы и ласки. Ила – нелюбимая матерью и постоянно запугиваемая братом маленькая девочка, ничего не успевшая увидеть на этой земле. Ее дочь…
Елло
Два года из вечера в вечер приходил Елло в портовую таверну, и никакие события не могли нарушить заведенного порядка. К Елло привыкли, он стал казаться обязательным дополнением к скудной обстановке забегаловки, и даже разбитные портовые девицы уже не досаждали молодому красавчику своим кокетством. Дни мелькали, Елло все чаще задавал себе вопрос, сколько продлится ожидание, но с отчаянным безысходным упорством вновь и вновь возвращался под закопченные, пропахшие винными парами своды и ждал, ждал. Он не мог представить, что мать не разыщет его. Они просто не могли не встретиться. Елло опротивел Рин-пи, опротивели до боли знакомые рожи завсегдатаев грязной забегаловки. Вдоволь наглядевшись на безобразны сцены и пьяные драки, ежевечернее случавшиеся в сумрачном зале таверны, он дал зарок никогда не притрагиваться к спиртному и заодно люто возненавидел всех пьющих людей.
Елло мечтал отправиться в дальнюю даль, к новой неведомой жизни, полной риска и счастья, и с тоской глядел на отплывающие корабли. Каждый вечер он ждал – сейчас распахнется с грохотом дверь, будто от шквала соленого ледяного ветра, и на пороге появится высокая, ослепительно прекрасная женщина с порывистыми резкими движениями и великолепной копной густых иссиня-черных волос.
Шумная гурьба подвыпивших купцов с корабля, приплывшего из Розенгрии, праздновала возвращение из успешной поездки. Елло невольно слушал веселую болтовню, доносившуюся из противоположного угла таверны. Его губы то и дело кривились то ли в усмешке, то ли в гримасе, когда до него доносились особенно глупые или похабные реплики гуляк. Более всего он желал, чтобы эта компания в полном составе отправилась ко дну, внеся тем самым некоторое разнообразие в рацион морских обитателей.
Хриплый бас коренастого мужика с рыжеватыми волосами перекрывал остальные голоса. Он громогласно рассказывал о своих похождениях в Розенгрии.
- Ну, после того, как я надул этого идиота, заглянул я проездом в Алинери. Там у меня одна вдовушка знакомая живет-поживает. Зад – во!
- У тебя в каждом городе по жене.
- А что? Что мне, жалко, что ли? Всем хватит. Ну, значит, приехал я туда, а в городе потеха… душегубицу, понимаешь, изловили. Злодейку. Ну, сущая ведьма. Чтоб баба стольких мужиков извела – ну вообще… И если бы еще из корысти жизни лишала, так нет. Из-за веры. А вера у нее бесовская – будто зло должно владеть миром. И никакого тебе, понимаешь, равновесия сил. Ну так вот, она и считала себя орудием в руках духов Тьмы. Если, конечно, у них есть руки – ха-ха! Мол, какая гадость у них не заладится, она возьмет и доделает. Да как! Головы резала кому не лень, но это потом, а сперва глаза выколет, да правую руку, непременно правую, у бедолаги оттяпает. В тайнике ее нашли целый мешок этих рук сушеных…
- Врешь ты все, Аг. Или твоя, которая с такущим задом, уморила? Теперь тебе и кажется, что бабы – ведьмы!
- Заткнись, Жентор! Что, у меня больше дел нет, как тебе врать? Да спроси у Карда.
- На этот раз Аг говорит чистейшую правду, - произнес молчавший до сих пор мрачноватого вида купец, по-видимому, пользовавшийся уважением в этой компании. – Жрица местного храма лично зачитала все обвинения. Разве служители Великих сил могут лгать?
- Ну, в общем, казнили эту тварь, - отхлебнув вина, Аг продолжил рассказ. - Да не как-нибудь, а на ее же манер. Сперва, значит, руку отрубили – раз, потом глаза выкололи – два, ну, а напоследок – три! Голову – чик! А труп сожгли…Только зря они так поступили, надо было чертовку живьем подпалить. Люблю, когда они визжат.
- Как звали ту женщину?
- Гляньте, как юнец побелел. Струхнул, видно. Не трусь, малыш, твоя башка на твоих плечах останется. Нету больше душегубицы. Если тебе кто голову и отрежет, то уж точно не эта ведьма. А звали ее, звали… То ли Маргита, то ли Мерэна… Ну, так, когда ей голову рубили, как только за косы схватили и на помост опрокинули, моя красотка в обморок и плюх на землю. Я ее поднял, отряхнул…
Елло вышел из таверны. Время ожидания кончилось. Соленый ледяной ветер сдувал слезы с лица.
Часть II. Тьма над Альдекцией
Сомнения короля
Пыльный тракт под вечным небом, истоптанный миллиардами ступней – ты уходишь в Бесконечность. Расходятся, пересекаются тонкие цепочки следов, идут и обрываются. И поступь новых поколений стирает их хрупкие контуры. Помыслы и стремления, боль, разочарования, надежды, трагедии и триумфы минувших дней клубятся мягким прахом под их ногами. И бесстрастно взирает небо на суетную круговерть жизни…
Личные проблемы часто тревожили Линтрие Рале больше, нежели судьба страны. Король равнодушно относился к бесчисленным смутам, раздиравшим Альдекцию, государство, с таким трудом созданное его матерью, почти чудом еще единое, еще не разорванное на клочья, во многом благодаря жрице Великих сил Элде Анорис. Линтрие Рале не желал зла никому, но почему-то день ото дня все трудней, невыносимей жилось в Альдекции. В Розенгрии, Гюльбале еще помнили иные времена, прежнюю волю. Крайне неохотно уступал король требованиям Элды, скрепя сердце, шел на новое кровопролитие – подавление восстания. Линтрие хотел мира и справедливости и часто уступал вполне обоснованным, на его взгляд, требованиям мятежников. Он верил в силу разума и не желал лишних жертв. Таким был сын Великой Ардекьянды – Линтрие Рале.
И сейчас, душным летним днем 22411 года, восьмого цикла, король Линтрие, отрешившись от государственных забот, размышлял, вправе ли он, пусть даже только в душе, любить прекрасную и загадочную женщину, чей взгляд завораживал, любить, пренебрегая супружеским долгом. Он глубоко чтил королеву Илету – преданную, чуткую, но… Это «но» терзало сердце Линтрие. Элда Анорис, несравненная Элда – верная помощница и друг. Только друг… Ни разу, ни малейшим намеком, жестом, словом король не выдал себя. Но жрица Света и Тьмы, недоступная, с жестоким сердцем и холодным разумом, сама того не желая, давно завладела душой Линтрие.
«Элда… Что знаю я о ней? Мудрость змеи, ослепительная красота, холодное сердце. Двадцать лет мы идем одной дорогой, а она все такая же загадочная и недоступная. Ты подобна далекой звезде, Элда. Яркий ровный свет твоих лучей достигает Земли и одинаково радует взоры нищих и королей, юношей и старцев. Способна ли Элда любить? Или силы Света наделили ее всем, кроме этого дара? О чем она думает бессонными ночами? Или совесть ее так чиста, что спит она крепко, без сновидений? Неужели только в служении Великим силам ее предназначение? Элда, ты человек или дух Света? Неужели никому до конца дней своих ты не скажешь: «Любимый»? А годы идут. Что ждет тебя, Элда? Увянет дивная красота, не золотом – серебром станут отливать шелковистые волосы, и ничья чужая рука не дотронется до них, ничьи уста не коснутся твоих уст… Я грежу наяву. Довольно. Как можно забыть о той, что подарила мне сына, наследника, что любит меня? О моей Илете. Как можно мечтать о чужой, пусть прекрасной, гордой, но чужой женщине, отвергая близкого человека?.. Безумец! Сейчас пойду к Элде, паду на колени, поведаю обо всем, и она укажет мне верный путь. Только сама Элда может разрубить этот тугой узел. Каково бы ни было ее решение…»
Король украдкой, точно вор, выскользнул из дворца, будто каждый мог прочесть в его глазах тайные мысли, лишавшие покоя.
Храм, с детских лет приводивший Линтрие в трепет. Его уходящие во тьму бесконечные коридоры, строгое безмолвие черных и белых стен, зияющий провал жертвенного колодца – знакомый, но чужой холодный мир. Сотни раз Рале бывал в храме Великих сил, но сегодня все здесь казалось нереальным, будто слепленным из тумана. Элда неслышно вышла из-за темного занавеса, белые локоны рассыпались по ее плечам, а темные бездонные глаза смотрели, казалось, прямо в душу королю. Будничный тон жрицы развеял грезы.
- Я ждала вас, Линтрие.